Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски Страница 23

Александр замолчал. Он вдруг почувствовал, что засыпает. Из состояния полудремы его вывел голос Валентины:

— Как мрачно… Мрачно, жутко… Но здорово! «Серые пыльные мысли люди несут в головах…» Это здорово, Саша. Мне нравится. Сколько нас сейчас таких вот, с пыльными мыслями в головах…

— Мне тоже нравится. Потому и читаю… Послушай, Валюшка, давай поспим хоть часочек. Глаза слипаются… Да и день завтра тяжелый.

— Завтра мы с тобой, наверное, расстанемся. У нас разные дела.

— Очень может быть. Не только дела у нас разные, но и круг общения. Твое мнение о себе я теперь, наверное, смогу узнать только из какой-нибудь газеты. Надеюсь, ты меня там не слишком распишешь.

— Мнение мое о тебе?.. Ты его сейчас узнаешь. Иди ко мне…

Сказать, что Александр был рыцарем без страха и упрека, значило бы покривить душой. И что он себе не позволял нигде и никогда и ни при каких обстоятельствах — тоже. В другое время он, быть может, с удовольствием откликнулся бы на такой призыв. Но сейчас… Сейчас мужская гордость взыграла. Ведь не его она звала, не Александра Максимчука, не хорошего доброго малого Саню, а некоего гангстера с многолетним стажем.

— Что, Валюша, криминального «авторитета» захотелось попробовать? Чтобы всю жизнь потом самоуважаться и подругам рассказывать, как рецидивиста соблазнила? А то и в «Спид-инфо» репортажик продать, там, я слышал, гонорары хорошие платят. «Я была любовницей убийцы»… Звучит-то как!.. Нет, Валюша, мы будем спать врозь. И сразу определимся, чтобы утром ты не комплексовала: ничего не было, ты ничего не говорила, я ничего не слышал. И точка на этом! Спать!

Поезд дернулся, начал неровно, рывками, притормаживать. Сколько еще ехать-то? Неужели поспать не удастся?..

— Я тебе что же, не нравлюсь? Или тебя вообще женщины не интересуют?..

— Меня женщины очень даже интересуют. На Востоке есть поговорка, что рай находится у женщин между ног — и я вполне с этой поговоркой солидарен. Если ты на что другое намекаешь, сообщаю, что голубой цвет люблю только в женских глазах. И ты мне очень даже нравишься. Именно поэтому мы останемся каждый на своей полке.

— Не поняла.

— Ничего страшного. Может быть, когда-нибудь поймешь.

— Саша, мы ведь завтра расстанемся и больше никогда не увидимся…

— Как знать, Валюшенечка? Мир намного теснее, а земля куда круглее, чем тебе по молодости кажется. Но даже если получится по-твоему, пусть эта встреча останется встречей несбывшегося желания, — усмехнулся Александр. И добавил, помимо воли: — Обоюдного, кстати…

Поезд резко остановился. За окном царила тьма, едва размазанная парочкой тусклых уличных фонарей. Максимчука это насторожило — по расписанию до остановки было еще далеко. Он выглянул в окно. Состав стоял в ночи на крошечном полустаночке.

Вдоль поезда по низенькому перрону торопливо шли вооруженные люди…

Чечня. Близ станции Слепцовская.

Поезд «Москва — Грозный».

2.00

Александр знал, что «оперативки» регулярно сообщали о нападениях на поезда в этих краях. Предупреждал об этом и фээскашник, представившийся Громовым. Максимчук знал, что останавливали как пассажирские поезда, так и электрички. Как правило, ограничивались только грабежом. Но случались вещи и похуже. То девочку семилетнюю на глазах у матери изнасиловали, то избили мужчину, который пытался сопротивляться разбою…

Единственное, что хоть как-то успокаивало Александра до сих пор, — что основная масса подобных преступлений происходила на одной, северной, ветке из двух железнодорожных магистралей, пролегавших по территории республики.

Кажется, надежды не оправдались. Похоже, довелось нападение на поезд увидеть воочию.

Поражала ирреальность происходящего. Будто дохнуло не то киношно-американским Диким Западом, не то нашим кровавым 19-м…

Максимчук шестым чувством ощущал приближение опасности. Он извлек из-под подушки свой «Макаров», который заранее сунул туда, постаравшись, чтобы Валентина не заметила. Клацнул затворной рамой, поставил пистолет на предохранитель, сунул «ствол» за спину за пояс. Взглянул на удивленно наблюдавшую за его манипуляциями девушку.

— Слушай меня внимательно, Валюша! Может быть, я зря паникую, но мне что-то здесь не нравится. Поэтому на всякий случай запомни! Ты журналистка, тебя не должны тронуть. Поэтому — что бы сейчас ни происходило, ни во что не вмешивайся. Поняла? Ни в коем случае ни во что не вмешивайся! И за меня, если что, не вздумай вступаться. — Он достал из кармана шариковую ручку, торопливо нацарапал на уголке лежавшей на столике газеты несколько цифр, неровно оторвал бумажный лоскуток и протянул его журналистке. — Если меня сейчас заберут, в Грозном позвонишь по этому телефону и скажешь: Александра, мол, бандиты забрали с поезда. И все! Больше ни слова, о себе тоже ничего не говори, даже ответ не выслушивай. После этого бумажку сожжешь или мелко изорвешь, а телефон забудь. Ясно? Не вздумай проводить какое-нибудь свое журналистское расследование, с тебя станется… Звони обязательно из автомата, позвонишь, коротко скажешь и сразу же уходи — за знание этого телефона можно большие неприятности нажить себе и другим. Не вздумай сообщать кому бы то ни было обо мне здесь, в Чечне. И себя погубишь, и меня подведешь, а главное — толку от этого не будет никому. Будут спрашивать, отвечай коротко: случайного попутчика забрали. Ясно? И вот еще что. Если вдруг тебя кто станет обыскивать, что, думаю, маловероятно, этот клочок не должен никому попасть на глаза. Кажется, все… А теперь приготовь свое редакционное удостоверение. Если ты и в самом деле работаешь на иностранные издания, а не цену себе набивала, обязательно предъяви документы об этом. Если говоришь на каком-нибудь языке, кроме русского, можешь ввернуть пару слов по-ненашему… Это не помешает.

— Да объясни толком, что случилось?

— Похоже, нападение на поезд. Если это официальная их милиция или таможня, полбеды. Но если это банда… Хотя здесь это, скорее всего, одно и то же.

В коридоре раздались хозяйственно-громкие голоса, топот ног.

Александр наклонился к Валентине, легко коснулся губами ее щеки. Почувствовал, как она вся напряглась. В душе шевельнулось раскаяние — зачем, дурак, девчонку-то втравил в это дело?

— Держись, Валюха! На свете два раза не умирать… Не дрейфь, прорвемся!

И уселся на свою скамью.

Дверь с грохотом распахнулась. Ярко вспыхнул свет. На пороге купе стояли двое молодых парней с автоматами и зелеными повязками на головах. Сзади маячила бледная физиономия проводника. Максимчук, вспомнив его поведение, сообразил, что железнодорожник, очевидно, знал или, по меньшей мере, догадывался о готовящейся остановке поезда.

— Документы! Живо!

— А в чем дело, ребята? — Александр полез во внутренний карман куртки, стараясь, чтобы не выпячивалась рукоятка пистолета. Он стремился выглядеть предельно вежливым, чтобы не спровоцировать нападавших. — Вроде бы не за границу направляемся…

Будь он один, быть может, вел бы себя иначе. Но сейчас на нем висела Валентина. Необходимо было думать в первую очередь о ней.

— С тобой все ясно. — Вошедший лишь мельком взглянул на красный переплет паспорта, поданного Александром, не стал даже брать «корочку» в руки. — Готовь свои вещички к досмотру. А вы?

Валентина протянула ему сложенную бумагу.

— Ты мне документ давай, а с этой бумажкой можешь в туалет сходить!

— Вы, молодой человек, на всякий случай разверните все-таки листочек, прежде чем так разговаривать, — посоветовал Александр. — Может быть, после этого придется извиниться перед девушкой за «тыканье» и нетактичное поведение.

Парень вызывающе захохотал: — Извиниться?.. Ну, насмешил. Да такого в жизни еще не бывало.

Но листочек все-таки взял. Развернул. Прочитал. Озадаченно нахмурился. Перечитал написанное еще раз. Бросил через плечо:

— Позови Руслана.

Он явно терялся в догадках, что теперь следует предпринять. Опять посмотрел на Максимчука:

— Вы вместе едете?

— Нет, я сам по себе. — Александр не знал, как будет развиваться ситуация, и хотел максимально отвести опасность от Валентины. — В дороге познакомились…

— Понятно, — ухмыльнулся парень, оценивающе оглядев девушку. — Если бы я с такой красоткой оказался попутчиком, тоже познакомился бы.

Валентина зябко поежилась под его липким раздевающим взглядом.

В коридоре вновь забухали шаги. Боевик посторонился, пропустив в купе невысокого крепыша в полевой военной форме. Окинув взглядом пассажиров, тот взял бумагу, которую ему подал парень с повязкой, внимательно прочитал ее. Тоже чуть прихмурился, соображая, как следует поступить. Затем расплылся в приторной приветливой улыбке и галантно склонил голову: