Александр Камянчук - Детство, опалённое войной Страница 23

Феня и Люба стояли на крыльце и с интересом наблюдали, как солдаты грузят мебель, выносят из дома многочисленные тюки и чемоданы.

— Все, это последний! — крикнул товарищу выбежавший из дома солдат, одетый в старую заштопанную шинель, и, широко замахнувшись, закинул в кузов линялый мешок, доверху наполненный какими-то вещами.

— О, сколько барахла-то, — поцокал языком водитель, оценивающе взглянув на груз.

Наконец мотор грузовика натужно взвыл, и машина с поклажей тронулась с места.

Не успели закрыть ворота за старыми постояльцами, а на пороге уже новые. Во двор зашли невысокая симпатичная женщина с девочкой лет двенадцати, поздоровались.

— Мы пришли смотреть квартиру да заодно и прибраться, с Ольгой Михайловной я уже договорилась. Звать меня Евдокия Ивановна Горинова, — женщина задорно улыбнулась и продолжила: — Зовите Дусей, да и все. А это моя дочь Женя. Муж у меня Черных Михаил Иванович, закройщиком в мастерской «Игла» работает.

— Идемте, — сказала Феня и повела показывать квартиру.

Я не смогла преодолеть любопытство и пошла вместе со всеми.

— Вот это да! — присвистнула Дуся, заглянув в комнату. Везде, на полу и в углах, валялся всевозможный мусор. — Жена полковника, а загадила комнату капитально! Мы думали вымыть да переезжать, а тут на три раза белить надо!

Назавтра Дуся белила и мыла в квартире. Вскоре они переехали.

Новые постояльцы были «совами». Особенно активная деятельность у них начиналась вечером. Работали они больше ночами, сидели и шили, громко разговаривали, хохотали, иногда ругались.

Клиентами наших соседей-портных были в основном военные чины, командирский состав. Михаил Иванович в то время был лучшим портным в Ирбите, и от заказчиков не было отбоя.

Как-то в наш дом пришла дама с портфелем:

— Я из горисполкома! — отрекомендовалась она. — Кто у вас тут проживает неработающий на производстве? Дайте мне домовую книгу! Так! Так! — дама присела к столу. — Шалимова Любовь Панфиловна. Кто?

— Я, — испуганно произнесла Люба.

— Дети есть, и какого возраста? — спросила дама, посмотрев на Любу поверх очков.

— Трое, скоро будет четвертый, — скупо ответила Люба.

— Горинова Евдокия Ивановна. Кто? — продолжила дама.

— Это в той половине, — ответила Феня.

— Сходите, позовите!

Феня сбегала, Дуся пришла.

— Горинова, завтра явиться в горисполком в отдел по трудоустройству.

— Я?

— Конечно, ну кто же еще! Девочка у вас большая, школьница.

— Но… но я же в положении! — горячо возразила Дуся.

— Я ничего не знаю, принесите справку из женской консультации…

— Домработница Спицына Фекла Егоровна. Кто?

— Я, — подошла к столу Феня.

— Это еще что за домработница? Война теперь, и никаких домработниц!

— Я живу у врача Кондаковой, а муж ее адвокат! Они придут сами к вам и все охлопочут! — возмутилась Феня.

— Да мне-то зачем вы это говорите?! Какое мне дело! — и дама записала Дусю и Феню в список. — Как вы, женщины, понять не можете. Ведь война теперь, каждый человек на учете. Дети вон четырнадцати лет идут на завод работать. Нам надо на трудовой фронт набрать знаете сколько народу? «Ищите резервы на местах!» — такой приказ из центра.

Феню мобилизовали на мотозавод. Люба и Дуся остались.

— Вот так фунт изюму, бутылка пряников! Это что же, мне рожать придется? — всплеснула руками Дуся. — И что же мне, дорогуши, делать-то? И рожать мне неохота, и на завод идти робить того еще тошнее!

Феню устроили на мотозавод учеником сварщика.

Приходила она теперь домой очень поздно, грязная, усталая. Садилась с нами за стол и сетовала:

— Чтобы мне заранее самой куда-нибудь устроиться! Звала ведь меня Нюрка, подружка моя, санитаркой в туберкулезный диспансер! Там хоть питание готовое, а здесь чего? Работа хуже некуда, с железом… пыль, грязь. Работы столько надают, не то что за 12 часов — за 18 не сделать.

— Забеременеть тебе нужно, дорогуша, — в шутку говорила Дуся.

Феня продолжала жить на кухне, но хозяева смотрели на нее косо. Дескать, не работаешь у нас больше, съезжай с квартиры. И действительно, Феня вскоре увезла свои пожитки на ручной тележке, а в пустой кухне осталась только голая железная хозяйская койка.

— Сейчас, пока мы не подыщем новую домработницу, — подошла к нам Ольга Михайловна, — мы с вас за квартиру денег брать не станем, а вы будете носить воду, стирать белье и полы мыть. Готовить мы будем сами.

Ольга Михайловна была детским врачом и работала заведующей детской консультацией. Иван Иванович работал в суде адвокатом. Жили они неплохо. Ольга Михайловна по-прежнему, как и в довоенные годы, покупала себе новые платья, а Михаил Иванович сшил ей отличное новое зимнее пальто. Ребята у них учились в школе. Старший, Володя, как и Женька, пошел в пятый класс, а младший, Арик, учился в третьем классе.

Койка на кухне пустовала совсем недолго. Черепановы нашли новую кухарку — Парасковью, женщину лет двадцати семи. Звали ее просто Пашей. Паша приехала в Ирбит из Лопатково и каким-то невероятным способом смогла устроиться в столовую партактива разнорабочей. Она сразу же стала приносить оттуда продукты и отправлять домой. Когда была стирка, Паша притаскивала дров, топила в кухне печь, стирала и парила столовское белье. Потом вечером уходила на всю ночь мыть в столовой полы и сторожить. Приходила домой, рассказывала нам, что она работает в единственной в городе столовой, где готовят мясные блюда, кофе, какао, стряпают оладьи и блинчики, в то время как другие столовые давно уже перешли на мороженый капустный лист.

Паша очень была горда, что она умеет жить: несмотря на войну, сумела устроиться к питанию, и семья ее ни в чем не нуждается.

Часто хвасталась перед нами:

— Эх, вы, ротозеи! Я вот приехала и у вас прямо из-под носа выдернула такую профессию, — Паша самодовольно раскинула свои большие, красные распаренные руки широко в стороны, стараясь показать нам величину ее профессии, — вам бы и в ум не пришло, что туда нужно было человека. А я вот уж не промахнулась в жизни.

— Повезло тебе, Паша, — миролюбиво отвечала Люба.

Дела мои в техникуме шли не блестяще, кончался первый семестр. Значит, надо снова вносить плату за учебу, а денег у меня не было. Мои подружки бросили учебу: Пономарева Аня и Настя Карпова уже работали учениками на заводе. Как-то на улице я встретила Тасю Главатских — мою школьную подругу, и обрадованно бросилась к ней. Оказалось, что Тася учится в 8 классе.

— Мы же с тобой договаривались, что пойдем учиться на медиков! — сказала я.

— Да ну их к шутам! Не нравится мне медицина! Не люблю!

— А Нина Шукшина где учится? — спросила я.

— Не знаю. Может, и нигде. Она ведь вышла замуж за Николая Константиновича, нашего учителя физики, за неделю до войны. Ну его, наверное, взяли на фронт, а где она — не знаю.

Я была крайне изумлена и шокирована.

— Да как же это? Неужели, правда? Моя подружка — и замужем! А меня, например, даже еще ни один парень до ворот не проводил. А как ты думаешь, Тася, хорошо это или плохо, что Нина так рано замуж вышла?

— Я думаю, ничего хорошего!

— Вот и я так думаю. Зачем это она так?

— А кто ее знает!

Долго еще стояли и болтали, вспоминая школу и родную деревню. На улице было холодно, низко шли тучи. Дул северный порывистый ветер. В дрянной одежонке меня насквозь просквозило, и я, попрощавшись с подругой, побежала домой.

Прошла октябрьская, выпал снег, установилась зима. По первопутку неожиданно приехал из деревни отец, я встретила его у ворот.

— Я ведь уж давно к вам собираюсь, да все никак, едва вот вырвался. Ведь еще медкомиссию проходил, хотели в трудовую армию взять, да негодным признали. По нездоровью остался. И остались мы в деревне-то вот я да Филипп, да дедко Комаров, ну и Максим еще.

— Совсем опустела деревня, — посетовала я.

— У нас теперь ленинградских тьма-тьмущая наехала — в каждой халупе семьи по две, по три живут, — возразил мне отец.

— Ну и какие они?

— Да ничего… Люди хорошие, но известное дело, из большого города. С работой нашей крестьянской не знакомы и к жизни такой не приспособлены. И им трудно, да и нам с ними нелегко.

Отец достал из-за пазухи небольшой сверток:

— Вот, бабушка гостинцы настряпала, понеси домой!

Хотя окна нашей квартиры и не выходили во двор, но Люба с ребятами как-то узнали о том, что приехал отец, и веселой гурьбой вывалились ему навстречу.

Когда зашли домой и Люба сняла пальто, отец уставился на ее располневшую фигуру. Вмиг какая-то темная тень набежала на его лицо, он увидел и понял, что она опять беременна. А это значит, что впереди семью ждут лишние заботы и хлопоты. Все лето он не бывал в городе, не видел ее, а в письмах она ничего не писала.