Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки Страница 23

Валера всучил мне знак в коридоре политотдела дивизии. А вот на картонке удостоверения явно проглядывала чужая фамилия.

– Ну, ошиблись, старик, бывает...

Конечно, ошиблись. Сквозь густой слой мела-замазки отлично читалась фамилия. Знак этот я все же привинтил на китель. У меня уже была на нем какая-то сиротливо-одинокая планочка юбилейной медали, врученной мне в бытность замполитом в роте связи железнодорожных войск. «Воинская доблесть» и полосатый прямоугольничек составили чудный «соборган». Я даже один раз сфотографировался в таком виде на удостоверение личности. Но знак не носил. Как-то, уже после Афгана, меня спросили: «Это ты что – почетный комсомолец?» Серьезно так спросили две щебетухи. Очевидно, намекали на уже некомсомольский возраст. (Одной из них, чудной, гибкой еврейской брюнеточке, вскоре пришлось доказать, что «комсомольского задора» пока хоть отбавляй. Но все было по согласию. Помню, сестра ее сказала: «Ну, ты сучка! Только привела человека в дом и сразу в кровать затащила...») А «Воинскую доблесть» летом 1984-го я отдал другу – старшему лейтенанту Феде Маспанову. У него была уже такая «железка». К тому же Федя заведовал комсомольским отделом в газете «Фрунзевец». «Кесарю – кесарево». А со своего знака у него отклеился Ильич и пропал бесследно. Федор был благодарен за щедрый подарок.

А о Новикове, комсомольце дивизии, я вспоминаю еще по одному случаю. Он был первым, кто появился в штабе дивизии в «эксперименталке». Так в то время называли мудаковатую на вид полевую форму с множеством карманов. Позже ее стали называть «афганкой». А «эксперименталка» это потому, что в качестве тылового эксперимента ее попробовали впервые на штабе 40-й армии. Карманы на брюках (шароварах) пузырились, клапаны хлопали на ходу. Язвительный, худой, словно что-то его съедало изнутри, начальник штаба дивизии, увидев Новикова в чудной одежде, закричал:

– Что это тут за петух патлатый ходит? Снять!

Зря орал. Во-первых, «политические» могли свои права отстоять. У них свой «папа» – Игнатов. А во-вторых, военный человек падок на «выпушки и петлички» – вскоре «афганку» раздобыло все начальство. До солдат на периферии она дошла к лету 1985 года. Но на «дембель» уходили только в ней. Правда, узбеки предпочитали старую добрую «парадку». Они знали толк в истинной красоте мундира. И коль уж речь зашла об одежде военной, то продолжим подробней.

Части мундира

Солдат в Афгане был одет в хлопчатобумажную куртку и шаровары. Хлопка там было процентов двадцать, не более. Грубая ткань не пропускала пот. Куртка застегивалась на длинный ряд пластмассовых пуговиц с рельефом пятиконечной звезды. Иногда это были металлические пуговицы, выкрашенные в защитный цвет. Ремень из прессованного картона с защитного цвета бляхой, брезентовый брючный ремень. Трикотажная майка белого или синего цвета, сатиновые трусы. Зимой к одежде добавлялись ватная куртка (бушлат) без теплого воротника и ватные брюки. Шапка зимняя. В начале кампании головным убором была панама. Всем хороша, но поля быстро обвисали. Вместе с «эксперименталкой» пришла «каскетка», очень похожая на головной убор, известный ранее под метким названием «пидорка». От солнца она не защищала.

Народ предпочитал пятнистые легкие комбинезоны и сетчатые, маскировочной окраски куртки и шаровары. Последние были удобны, но недолговечны. На точках и боевом охранении, да и на полевых выходах, нередко можно было увидеть солдат и офицеров в рубашках с отрезанными рукавами, в «горных» комбинезонах (это у разведчиков).

Ботинки – особая статья. Они были грубыми, из самой низкосортной грубой кожи с резиновой подошвой. Казалось, их прямое назначение – уродовать солдатские ноги. Рельеф подошвы быстро стирался, ботинки скользили на горных склонах. Резина страшно воняла. Это был какой-то рай для всевозможных грибков. Ноги в них сбивались в момент. От раскаленного песка и камня они не защищали, но зато отменно «парили» всю стопу до пузырей. Если солдат в таком ботинке наступал на лепестковую мину, то ему отрывало ступню. Если же обувь была более легкой, то можно было отделаться пальцами, но сохранить ногу. На операции поэтому кто мог, у кого были, надевал кроссовки. Часто на солдатах были матерчатые кеды. Это из «комсомольских подарков». В то время еще попадались умные генералы. Один такой, начальник боевой подготовки, разрешил на «боевые» надевать любую удобную обувь. Многих он этим решением спас от протезов.

А что касается экипировки, боевой выкладки. Был случай в 149-м полку, когда демонстрировали начальству полную боевую выкладку солдат, с учетом «автономного плавания» в течение 5—7 дней. Эти «верблюды» постояли на солнце на плацу, а к выходу проверяющих двое из них грохнулись без сознания. «Эксперимент» провалился. Еще бы! Ведь его обосновывали в Москве...

Но тут важен не черный юмор бытия.

К лету 1981 года стало снизу доверху ясно: модель ведения боевых действий, сложившаяся в 40-й армии, неэффективна. Просто ни к черту, ни к исполнению интернационального долга. Как все происходило? Поступали данные. Принималось в штабе решение. Бомбили и обрабатывали «объект» артиллерией. Высылали группу на бронетехнике для «реализации» разведданных – был такой термин.

Задача была одна – разбить очередной отряд моджахедов, «укрепить народную власть» и... отойти на свои позиции. Кстати, со временем пространство, контролируемое нашими войсками, уменьшалось! Зато и потерь становилось меньше. Но громоздкие бронегруппы и привязанные к технике солдаты – это было смешно. «Духи» уходили без потерь всегда, если не хотели ввязываться в бой. И догнать их было невозможно. Они знали местность и не просто пользовались поддержкой населения. Они и были населением, свято ненавидевшим центральную, кабульскую власть.

И вот идея – создать автономно действующие «огневые» и «штурмовые», хрен знает какие группы из 20—30 человек, которые могли бы в отрыве от основных подразделений выполнять задачи на протяжении 3—7 дней.

А теперь посмотрим на это дело с другой стороны.

Афганские партизаны навязали нам свою тактику?

Массовая затея с «автономными» группами провалилась. Но потренировались, имущество в порядок привели, экипировку улучшили – и то хорошо. И все как прежде.

Дело в том, что такие группы были. Они складывались естественным путем. Просто нужен был толковый командир полка, который поддерживал честного и умного комбата, который (комбат) имел авторитет и смелых ротных командиров, которые (ротные) готовили настоящих солдат, смелых, сильных и умных солдат. Рейнджеров. Казаков. Охотников. Разведчиков. Как хотите. Но это был солдат для войны, для партизанских действий. Одной такой группы хватало на полк. Спецназ пехоты?

А когда пытались форсировать ситуацию, все кончалось очень печально. Так было у кишлака Шаеста в августе 1980-го, где погибла большая часть разведроты разведывательного батальона 201-й дивизии (история во многом темная). Так было летом 1981-го в 149-м мотострелковом полку, которым тогда командовал полковник И. Пузанов. Такую трагическую историю, да не одну, вам расскажет любой воин-интернационалист. От Кандагара до Кундуза случались такие побоища. И всегда было понятно потом, что послужило причиной. То боевое охранение забыли выставить, то шли по ущелью, а на гребнях не было боковых походных застав, да и головная застава шла, е...лом щелкая, то ишак, на которого нагрузили радиостанцию, взбрыкнул и сбежал вместе с единственным средством связи. И тому подобное. Но за это не судили командиров. И особо строго не наказывали. За многими, впоследствии «афганскими героями», числились такие истории. Но что тут делать? Надо было признать, что «духи» кое в чем превосходили регулярную армию. А уж в чем точно, так это они не жаловались на тяготы военной жизни, не пели жалобных песен, не сочиняли пронзительных стихов. Их творчество было милитаристским – «убей захватчика». Мы вот забрасывали Афган серенькими листовками с густыми текстами на фарси. «Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного. Зачем ты нарушаешь Коран. Не убий... Мы друзья... Враги революции обманывают вас». А они и читать-то не могли.

А вот их листовка: по дороге идут курочка и петушок с серпом и молотом на гребешках. Курочка оставляет на дороге, грунтовке, яйца. А сзади на колесном тракторе едет толстый афганец. Он давит трактором (советским!) эти яйца. Из них выбрызгивается алая капелька крови. Эта капля была единственным цветным пятном на листовке. А песни начинались так: «Как хорошо мы жили в Кандагаре, пока не пришли русские волки. У русских глаза как щелочки, они смотрят на мир через прицел...» Кто интересуется, может в архивах Военного университета или в ГРУ ГШ (управление специальной пропаганды) найти переводы этих песен. В 1988 году с лейтенантом Сергеем Белогуровым мы выполнили такое задание. Перевели песни афганского сопротивления. Жаль, что к «шапочному разбору». В это время в Союзе уже продавались на Северном Кавказе кассеты с песнями о славном боевом прошлом Чечни и Дагестана.