Анатолий Иванкин - Последний камикадзе Страница 24

— Вы знаете, мичман, — продолжал Ясудзиро, — всякий уважающий себя самурай после такого бесчестья сделал бы себе харакири. Но вы будете жить долго. Для вас позорная жизнь гораздо дороже чести воина.

Фугу продолжал молчать. Но если бы кто знал, как он ненавидел в эту минуту своего недавнего спасителя!

Ясудзиро привязался ремнями и, осмотрев кабину, приготовился к запуску. Работая с рычагами кабины, он перехватил скользнувший по нему ненавидящий взгляд штурмана. Ясудзиро понял, что отныне он приобрел в лице Фугу самого злейшего врага. Но это его не слишком огорчило, и он решил опробовать на Фугу приемы из его же арсенала.

— Господин Нагосава, — продолжал летчик, — мы люди, деловые, и я предлагаю вам сделку. Вы мне вручите три бутылки сакэ «Белый журавль» в знак благодарности за сохранение мужского естества и за спасение вашей драгоценной жизни, а я всем говорю, что ваше побитое лицо и все прочие места — след ударов при вынужденной посадке. Тогда ваши синяки и шрамы будут вызывать уважение у собратьев по оружию.

Штурман молчал.

— Не жадничайте, штурман, соглашайтесь, пока я не повысил ставку и обещаю хранить вашу тайну всего лишь за три бутылки сакэ.

— Согласен, командир, — с трудом выдавил из себя Нагосава и снова склонился над полетной картой, рассчитывая поправку на боковой ветер.

Тщательно опробовав замененный мотор, Ясудзиро приветливо махнул рукой провожающим и, вырулив на старт, дал полный газ. Под крылом машины проплыли вершины пальм, и впереди заблестела голубая гладь моря.

Вечером Ясудзиро встретился с Кэндзи Такаси в приморском кабачке. Кэндзи рассказал последние новости, происшедшие в его отсутствие на «Акаги». Из боевых вылетов не вернулись двое, да и самому Кэндзи крепко досталось над Баликпапаном. Высаженные на Целебес десанты прекрасно обходятся без авиационной поддержки.

— Выпьем, Тора, за новые маршруты. Здесь нам уже делать нечего. Наша охота на бомбардировщиках за мелкими группами голландцев стала смахивать на стрельбу по воробьям из главного калибра.

Друзья выпили за будущие успехи… За разговором незаметно опустели три бутылки — щедрый дар жадного Фугу.

Глава одиннадцатая

— Привет, маэстро! Вы не видели Боба Харриса?

Итальянец-портье, что-то писавший за стойкой, поднял голову и перестал мурлыкать песенку герцога из «Риголетто».

— … Салют, лейтенант! Мистер Харрис куда-то уехал, часа полтора назад. Возьмите ключ.

Чарлз Мэллори поднялся в свой номер. После визита японских авианосцев к Гавайскому архипелагу они с Бобом остались без жилья. Их коттедж сгорел во время бомбардировки аэродрома Уилер. Сгорело и все имущество. Уцелел только, автомобиль Боба, бывший в ремонте.

За двадцать дней, прошедших со времени японского налета, жизнь на Гавайях начала входить в колею. Военные и гражданские пришли в себя от шока, вызванного массированным ударом японской авиации. Похоронили мертвых. Раскопали руины. Отремонтировали взлетные дорожки на аэродроме. Нашлась работа и для летчиков. На военном транспорте прибыли из Штатов несколько десятков самолетных ящиков. Из деревянной тары вылупились новенькие морские «лайтнинги», окрашенные в голубую краску. И в эскадрилье, где служили Боб и Чарлз, на самолетной стоянке появилось полдюжины шикарных красавиц машин, загримированных под цвет морской волны. Они стояли, нахально задрав свои носы, среди обшарпанных и подлатанных подруг, переживших, трагедию Пёрл-Харбора.

Теперь на аэродромах было введено боевое дежурство. Получив тяжелый урок, все стали бдительнее. Антенны радиолокаторов вращались круглые сутки, ощупывая воздушное пространство над океаном. Вдали от Оаху бороздили море сторожевые суда. Летающие лодки — «Каталины» круглосуточно висели в воздухе, разведывая японские суда на удалении до семисот миль от Гавайских островов.

Чарлз Мэллори не был единственным счастливчиком, кому удалось подняться в воздух во время налета и вернуться живым. Роберту Харрису тоже пришлось подраться. Налет японцев застал его у Кэт. Эта храбрая женщина доставила его на аэродром Уилер. Когда Роберт добрался до стоянки, первая волна японских самолетов прекратила свою работу. Во время короткого затишья Бобу удалось разыскать среди разбитого и сгоревшего хлама исправный «лайтнинг» и поднять его в воздух.

Вынырнув из дыма, затянувшего небо над островом, Роберт неожиданно оказался в самой гуще японских машин второй ударной волны. Впечатление было потрясающим. По словам Боба, он предпочел бы встречу с тигром-людоедом, имея оружием бейсбольную биту. В этом вылете Роберт Харрис был сбит. Но прежде чем ему пришлось покинуть с парашютом изрешеченный японскими пулями «лайтнинг», он успел свалить в море пикировщик «99». Боб приводнился с парашютом милях в двух от береговой черты. Его вместе с экипажем сбитого японского самолета подобрал спасательный катер.

Плавающие в океане японцы и Роберт Харрис вели себя мирно, хотя их разделяло не более трехсот ярдов. Но, очутившись на борту катера в обществе сбитых японцев, Боб не захотел сдерживать своей злости. Он сразу же набросился с кулаками на низкорослых противников. Японцы, чудом избежавшие гибели, даже не думали сопротивляться. Двумя молниеносными ударами в челюсть Харрис свалил одного, послал в нокаут другого.

— Лейтенант, прекратите, — пытался удержать его кто-то из моряков. — Это же пленные…

— Пленные?! — истерично крикнул летчик. — Ты посмотри, парень, что наделали эти мерзавцы! — Он кивнул в сторону бухты, затянутой дымом. — Ты знаешь, сколько они сегодня побили наших? На меня одного, — он с ненавистью посмотрел на пытающегося подняться на ноги японца, — налетело не меньше десятка «нулей». Из «лайтнинга» сделали решето, а когда я выпрыгнул, пытались расстрелять меня в воздухе.

Трясущимися руками Роберт взял предложенную ему сигарету и, сделав несколько жадных затяжек, стал переодеваться в сухую матросскую робу.

Японцы, придя в себя, что-то залопотали на ломаном английском языке.

— Что им нужно? — поинтересовался Боб, успевший проглотить стакан виски для согрева после купания. Теперь летчик совсем пришел в себя.

— Они заявляют протест против грубого обращения с офицерами императорского флота.

Боб показал им неприличный жест и посоветовал:

— Молчите, крысы, пока не выкинул вас за борт.

Но японцы не реагировали на его слова: повернувшись спиной, казалось, забыли обо всем. Они смотрели на пылающую бухту, и в узких их глазах светилось торжество.

Очень немногим пилотам и зенитчикам удалось открыть свой боевой счет в небе Пёрл-Харбора. Зато кому повезло — стали знамениты на всю Америку. О них кричала пресса. Их фотографии заполняли страницы газет и журналов. Херст и другие газетные магнаты, славя героев Пёрл-Харбора, пытались сгладить остроту национального позора и бесчестья.

Сегодня знакомый штаб-сержант по секрету сказал Чарлзу чрезвычайно приятную новость, которой ему не терпелось поделиться с приятелем.

Боб появился в гостинице почти вслед за Чарлзом. Швырнув в угол темно-синюю пилотку, что у него было признаком плохого настроения, он сел в кресло и потянулся за сигарой.

— Привет, старина! Откуда у тебя такой изумленно-растерянный вид, словно у монахини, затяжелевшей от прохожего пилигрима? Ты чем-то расстроен?

— Был сейчас у Кэт…

— Об этом можно и не говорить. От тебя за милю разит ее духами. А что рано вернулся?

— В Гонолулу пришел «Йорктаун», а вместе с ним и ее красавчик Генри Хьюз. Ты посмотрел бы на нее, когда мы пришли к ней в одно время. Кэт извивалась, как гремучая змея. И ты знаешь, она, стерва, так повела себя, что я вскоре почувствовал: мне там делать нечего. Чтобы позолотить пилюлю, она перехватила меня у порога, и я опасался, что задушит в своих объятиях. А затем выставила за дверь. Словом, на правах хозяина у нее остался Генри. Хочется рвать и кусаться…

— Стоит ли из-за этого так переживать?

— Чак, пойми меня, старый бандит. Я к ней снова успел привязаться. Она здорово скрасила мою жизнь в эти проклятые дни, что прошли после японского налета. А потом ты видишь, что она весьма оригинальная женщина. Красива. Неглупа…

— Ну коль ты начал ее хвалить, то, видно, дело и вправду серьезно. Но учти, Боб, Кэт не только умна и красива, она своенравна и ядовита. И берегись, как бы в одно время от ее ласк ты не завалился в плоский штопор.

— Чарлз, я говорю серьезно. У этой женщины кроме всего прочего есть кое-что и на счету в банке.

— Мой дружеский совет — плюнь на нее. Найди другую, и через неделю-две из твоей памяти выветрится эта шикарная мисс. А сейчас я сообщу тебе прекрасную новость: в штабе лежит телеграмма — нам с тобой президент подкинул по кресту «За летные заслуги».