Степан Злобин - Пропавшие без вести Страница 24

— Значит, ваши мнения теперь сходятся на одном? — спросил командарм Балашова.

Балашов посмотрел с досадой.

— Позавчера я точно так предлагал, — подтвердил он, — а сегодня смотрю совершенно иначе, товарищ командующий.

— Почему же сегодня иначе? — спросил Рокотов.

— Поздно, товарищ командарм, — резко сказал Балашов. — Дивизии полковника Чебрецова надо теперь поставить другую задачу…

Но он не успел развить мысль. С наблюдательного пункта одной из центральных дивизий вызвали командующего. Говорил командир дивизии полковник Дубрава. Рокотов внимательно слушал, изредка переспрашивал:

— Ну и что?.. Ну и как?.. А разведка что?.. Не может быть сосредоточение танков разом повсюду! Уточняйте, не верю! Разведчикам надо идти во вражеский тыл, а не за сто метров сидеть от переднего края! В такую разведку детишки играют! Все дивизии одинаково не укомплектованы. Держите в готовности все огневые средства! Только вчера вам придали дивизион ПТО… Да что вам дались чужие резервы! — вдруг вспылил Рокотов. — Нет, я о них пока не даю приказа! Резервов нет! Отражайте сами!.. Я считаю, что у вас средств довольно, товарищ полковник. Удерживайте рубеж. Ни о каком отходе не может быть речи. Усильте коммунистами ваши заслоны. Вам пленных приказано взять, а вы до сих пор не взяли; на это вам тоже подкрепление нужно?! Приказываю добыть пленных… Всё, всё! — оборвал командарм и обернулся к собравшимся. — Почему же вы против того, чтобы немедленно вывести из резерва дивизию Чебрецова? — обратился он опять к начальнику штаба.

— Неправильно было бы: поздно! — сказал Балашов. — Если сейчас отдать приказ к выступлению, то дивизия может быть смята, не успев развернуться. Я считаю, что дивизия Чебрецова теперь, до выяснения обстановки, должна зацепиться намертво на тех рубежах, которые занимает. Она же пересекает Дорогобужский тракт. Так и стоять! Думаю, что операция немцев планируется примерно вот так, — Балашов провел пальцем по карте две широкие полосы на восток — приблизительно те самые параболические полудужия, которые перед тем рисовал Бурнину. — Задачею Чебрецова будет не выпустить противника из лощин и балок, не подпустить к асфальтовым магистралям и железной дороге. Мы должны помнить, что это путь на Москву, объяснить это всем бойцам.

— Товарищ генерал-майор, а это не паника? — вдруг строго обратился к Балашову Ивакин. — Вы говорите так, как будто немецкие танки уже прорвали наш фронт.

Это замечание Ивакина задело Балашова. Он вспыхнул, резко повернулся к члену военного совета, но постарался сдержаться. Что это? Политическое недоверие? Или просто боязнь проявить недостаток бдительности? А может быть, он в самом деле не может понять…

— Я, товарищ член военного совета, как раз о том думаю, как удержать армию от паники, а фронт от прорыва, — твёрдо и холодно сказал Балашов. — Разрешите продолжить? — спросил он, обратясь к командарму. Рокотов молча кивнул.

— Бросить сейчас вперед дивизию Чебрецова, когда разведка доносит о множественных танковых демонстрациях — вот это и означало бы поддаться обману, означало бы невыдержанность и панику, — сказал Балашов. — Если фашистские танки на фронте нашей армии сосредоточились, то, значит, в ближайшие часы так или иначе, там или здесь они начнут прорываться в наши тылы. И пока никому не известно, будет ли главный удар нанесен по нашему правому флангу. Мы сможем бороться, во всяком случае сохранив наш резервный рубеж на такой глубине, чтобы танки противника, даже если они прорвутся в армейский тыл, могли бы быть блокированы и уничтожены. Дивизия Чебрецова, как я считаю, именно и стоит на таком неожиданном, не предусмотренном в фашистском опыте рубеже. Фашисты могут предполагать тут расположение тылов, приготовятся беспечно разбойничать по тылам и громить безнаказанно, а нарвутся на боевые порядки! Если на переднем крае сумеют отрезать пехоту от танков, то в дивизии Чебрецова, на сегодняшнем ее рубеже, найдут могилу и танки. Недаром и фронт нам советовал в эти дни сберегать резервы… Я кончил, товарищ командующий, — заключил Балашов.

— А вы что скажете, хозяева дивизии? — обратился Рокотов к Чебрецову и его комиссару Беркману.

— Мы согласны с начальником штаба армии, что дивизия, судя по обстановке, может попасть в тяжелое положение на марше. А если танки противника прорвутся в тылы армии, мы выполним лучше свою задачу, оставаясь на заранее оборудованном рубеже обороны, — сказал Чебрецов за себя и за комиссара.

— Дивизия полковника Чебрецова остается в резерве армии, новые три батальона пополнения пока тоже, — решительно заключил Рокотов. — Начальник штаба, свяжитесь с фронтом, выясните возможность получения от них артиллерийского подкрепления, танков и прикрытия авиацией, как мы уже говорили. По получении ответа из фронта мы посоветуемся и решим, при каких обстоятельствах, на каких рубежах и в какие сроки вводить в действие наши резервы. Решение будет дано до утра, до начала серьезного боя.

Бурнину показалось, что командарм уже про себя принял доводы Балашова и Чебрецова, но не хочет пока признать, что решил окончательно оставить резервную дивизию фактически на намеченном запасном рубеже.

В эту минуту вошел шифровальщик и подал Рокотову только что полученную радиограмму.

Командарм читал ее удивленный, смятенный, казалось — ошеломленный. Все присутствующие в молчании наблюдали его изменившееся лицо.

— Вот так история! — произнес командарм. — Приказ фронта: генерал-лейтенанта Рокотова и члена военного совета дивкомиссара Ивакина отзывают для нового назначения. Сдать командование армией генерал-майору Ермишину. Начальником штаба оставить генерал-майора Балашова, член военного совета прибудет.

— А кого же начальником артиллерии? — в такой же растерянности спросил Ермишин.

— Получается, что на твое усмотрение, Федор Максимович, — ответил Рокотов.

— Поздравляю, Федор Максимович! — торжественно произнес Острогоров.

— Спасибо. Не вовремя назначение это! — ответил Ермишин. Он, казалось, от неожиданности даже вобрал в плечи свою лысоватую голову, как бы ежась от холодка. — Уж вместе бы до конца разобрали задачу-то… Трудное плавание!

— Легкого на войне не бывает. Справишься, генерал-майор! — подбодрил Рокотов. — Генерал Балашов и генерал Острогоров при тебе. Не у всех такой штаб — не шути!

— А срок отъезда какой вам указан? — спросил Балашов. Рокотов передал ему радиограмму.

— «Немедленно с получением»! — прочел вслух Балашов и озадаченно качнул тяжелой, большой головой.

— А мне кому же сдавать? — недоуменно спросил Ивакин. — Нет, я сейчас армию не оставлю, — вдруг спохватился он. — Приедет новый член военного совета — тогда уж! А так не могу…

— Радируй, — сказал Рокотов.

Разговор от неожиданности принял такой тон, как будто происходило дело в семье и обсуждалась внезапная необходимость расстаться самым близким, родным.

— А ты поезжай. Заменят меня — догоню, — ответил Ивакин. — В такой момент нельзя все на новых людей…

— Да ты понимаешь, Григорий Никитич, чему себя подвергаешь! — сказал Балашов Ивакину.

Ивакин метнул на него быстрый взгляд и пожал плечами.

— Ну и черт с ним — себя! А тут армия! Я армию не могу «подвергать»… Ведь во фронте не видно, какое у нас положение. Если бы командующий фронтом присутствовал тут сейчас, он бы, конечно, понял…

— Мы все доносили. Им положение известно. Значит, считают, что нам важнее быть где-то «там»… Радируй, — по-прежнему сказал Рокотов.

— А ты поезжай, — настойчиво повторил Ивакин. — Я вызвал на передовой командный пункт агитаторов и пропагандистов. Они соберутся, а я — в тылы… Вот буду хорош!

— Отмени, значит, вызов.

— Поздно. Все уже на колесах. Это тоже ведь подготовка к бою…

— Пожалуй, начальником артиллерии командира артиллерийской бригады Сергея Ссргеича Чалого, а? — наконец вопросительно высказался Ермишин, упорно и озабоченно продолжая думать свое, как будто совсем не слышал того, что говорят вокруг, и единственной трудностью представляя себе выбор нового начальника артиллерии вместо себя.

Он привык к своей должности. Заядлый артиллерист, он считал ее до того решающей, важной, что ему казалось более значительным событием не перемена командарма, хотя командармом был назначен именно он же сам, — более важным считал он то, что его снимали с поста начальника артиллерии и приходилось теперь кем-то его заменить.

— Хороший артиллерист Чалый, — одобрил Ивакин.

— Не завидую я ему, — усмехнулся Рокотов. — С командармом-артиллеристом хлебнет он заботы… Я помню…

Слова Рокотова прервал сигнал воздушной тревоги. В тот же момент в помещение вбежал дежурный по штабу.