Тимофей Чернов - В те дни на Востоке Страница 24

— Ваня, нам нужно отблагодарить одного человека, который обеспечивает нас вот этим напитком, — показала она на бутылку.

— Это твой дядя? А что ему надо?

— Денег он не требует. Ему нужен один документ.

— Какой?

— Бланк командировочного предписания с печатью.

— Зачем он ему?

— Это уже не наше дело. За это мы не отвечаем.

Иван вспомнил писаря, который давал ему несколько бланков. Не откажет и еще.

— Ну так в чем дело? Сделаем, только чтоб спиртное доставал.

— Все будет, Ванечка!

Было уже поздно, а начальник контрразведки дивизии майор Кириллов не уходил из своего кабинета. День принес много забот и волнений. В одном из донесений полковых уполномоченных сообщалось, что прошлой ночью группа японских нарушителей обстреляла наших пограничников. А из других источников стало известно, что на участке дивизии готовится новая переброска диверсантов.

«Не унимается капитан Ногучи, — подумал он. — Сколько истребил русских эмигрантов! Но, к сожалению, и нам еще не всех удается задерживать. Отдельные лазутчики все-таки просачиваются».

Майору вспомнилась сопка Каменистая, где группа нарушителей перешла границу. Тогда их удалось уничтожить и выловить, но, вероятно, не всех, потому что спустя полмесяца подорвался на мине диверсант, возвращавшийся в Маньчжурию.

Кириллов встал с кресла, застегнул на все пуговицы китель и устало зашагал к выходу.

В это время кто-то постучал в дверь. В кабинет вошел худой старичок на протезе, инвалид гражданской войны Леонтий Захаров.

— Хочу, товарищ начальник, кое-что передать вам по секрету, — начал он, окидывая комнату взглядом.

— Пожалуйста. Я вас слушаю, — приветливо сказал Кириллов и вернулся к столу.

— Дело-то вот какого роду, — продолжал Леонтий, теребя кепку в руках.

— Да вы присядьте, чего стоите.

Старик опустился на стул и, глядя майору в лицо, быстро заговорил:

— Сосед у меня, Федор Поликарпыч, странный какой-то. Сколько присматриваюсь к нему, все не могу понять. Живет, холера его возьми, как до войны. Сегодня зашел к нему по делу, а он со старухой выпивает. Мне, конечно, подал. Сидим это, разговариваем. Заходит молодая женщина. Увидела меня, вроде оробела. Спрашивает: «У вас случайно молоко не продается?» Почему же, думаю, случайно, когда я не раз уже видел, как ты заходила сюда. Что-то нечистое с этим молоком, товарищ начальник. Надо бы проследить, что это за птица.

— Давно вы живете со своим соседом?

— Да, почитай, с самой гражданской. Брат у него в Карымской. К нему он иногда ездит, кое-что привозит, особенно выпивку, до которой большой охотник.

— Хорошо, папаша. Вы пока об этом никому ни слова, а мы постараемся все выяснить.

Майор проводил старика и вернулся в кабинет. Как-то сразу и усталость прошла, и домой расхотелось идти. Он быстро заходил по кабинету, размышляя.

«Интересно, кого принимает этот сосед? А что если «птица» с той стороны? Обидно, что из работников контрразведки никто не знает, что творится в этом доме. А вот пенсионер сообщил… Впрочем, это только его предположение. Возможно, старику показалось так после выпитой чарки. Что ж, узнаем».

В этот же вечер майор распорядился выставить наблюдение за домом Федора Поликарповича.

Глава семнадцатая

В пади таял первый выпавший снежок. Казалось, снова возвращалось быстро мелькнувшее лето. Но в бледно-голубом небе уже бродили снеговые облака. Неуемные степные ветры становились суровыми, буйными. Все ожесточеннее и яростнее они гоняли по степи колючие клубки перекати-поля и забивали их в низины и распадки.

Несколько дней после инспекторской поверки бойцы занимались хозяйственными делами: утепляли окна и двери казарм, чинили обмундирование.

Быков с Арышевым составляли расписание занятий на зимний период, приводили в порядок ротную документацию. На столе зазвонил телефон. Трубку взял Быков. Звонили из штаба полка, передавали, что лейтенанта Арышева вызывает командир полка.

Идя в штаб, Анатолий пытался предугадать, зачем его вызывает Миронов. Вроде ни в чем не провинился. Взвод его на инспекторской занял первое место в батальоне. Лейтенанту была объявлена благодарность в приказе по полку. Вчера комбат пошутил: «Может, вас с Быковым поменять ролями?» «Рано еще», — сказал Анатолий. Сидоров на это ничего не ответил, но Арышев догадывался, что он что-то недоговорил.

В коридоре штаба Анатолий встретился с Померанцевым.

— Говорят, гремишь. Я тоже прогремел, только с обратной стороны, — криво усмехнулся Иван. — Слышал?

— Да, кое-что, — ответил Анатолий.

Воронков рассказывал ему, что адъютант взял у писаря несколько бланков командировочного предписания. Тот, боясь ответственности доложил об этом Воронкову. Александр Иванович понял, где Незамай мог достать проездной документ для Примочкина. Свои соображения изложил Миронову. Подполковник был возмущен поступком Померанцева и освободил его от должности адъютанта.

— Теперь я снова Ванька-взводный. Батя дал направление в вашу роту. Замкнулся круг: откуда вышел, туда и пришел. Ха-ха… Кто у вас за ротного, Быков?

— Он.

— Пойду, представлюсь.

«Вот так номер! — усмехнулся Анатолий. — Пусть знает, что нечестным путем далеко не уйдешь. Где-нибудь да споткнешься…»

Миронов радушно принял Арышева: предложил сесть, а сам встал, закинул руки за спину и прошелся взад-вперед около стола, что-то обдумывая.

— Вы где служили до пехотного училища? — спросил он.

— В краснознаменной дивизии полковника Федюнинского.

— У Ивана Ивановича, Героя Советского Союза? Знаком. Вместе на Халхин-Голе воевали. Я в то время командиром батальона был в его полку. Теперь он на фронте, армией командует. Но вы-то не участвовали в халхин-гольских боях?

— Не успел. Я прибыл, когда уже было заключено перемирие.

— Ничего, придет и ваш черед. — Миронов подошел к своему креслу и опустился в него.

Лейтенант раздумывал, зачем полковнику понадобились такие сведения? Чего он хочет от него?

— Так вот, товарищ Арышев, — несколько строже заговорил Миронов. — По рекомендации вашего командира батальона я решил повысить вас в должности, то есть предлагаю принять роту противотанковых ружей. Что вы на это скажете?

Взгляд Арышева скользнул по погонам командира полка, затем по столу и уперся в пол.

— А с Быковым как? Разве он не достоин?

— О Быкове у нас свое мнение. Сейчас речь идет о вас.

— Но у меня еще мало опыта.

— Знаю, учитываю, но верю, что дела у вас пойдут. Трудности вас не должны страшить.

— Трудностей я не боюсь.

— Тогда за чем же дело? — Миронов встал и протянул руку. — Желаю успехов. Сегодня я направил к вам лейтенанта Померанцева, моего бывшего адъютанта. Так вы будьте с ним попринципиальней, больше загружайте его работой, не давайте никаких поблажек.

Выйдя от командира полка, Арышев встретился с Воронковым.

— Ну, Александр Иванович, благослови на подвиг ратный! Роту принимаю.

— Знаю уже. От души поздравляю. Теперь никто тебе не будет мешать. Больше инициативы, самостоятельности.

— Страшновато что-то.

— Ничего. Трудно, значит возможно.

Они прошли в конец коридора, закурили. Воронков был чем-то озадачен, курил короткими затяжками.

— Мне тоже здесь не сладко. Начальник штаба злится за то, что я доложил Миронову о нечестном поступке Померанцева. Они же друзья были. Теперь за малейшие промахи шпильки вставляет…

«Значит, Смирнов тоже хорош, — рассуждал Анатолий, возвращаясь в казарму. — С ним потруднее бороться, чем с Незамаем. Но Александр Иванович сумеет постоять за себя».

Над сопками посветлело небо. Потянул резкий ветерок. Подтаявший до обеда снежок схватило ледком, который похрустывал под ногами.

Арышев думал о своих новых обязанностях. Справится ли? Ведь теперь придется иметь дело не только с бойцами, сержантами, но и с офицерами. А тут, как на зло, направили в роту Померанцева. Как он отнесется к работе? А если начнет халтурить, обманывать? Тогда придется наступать на его «больную мозоль». А сумеет? Должен суметь!