Алим Кешоков - Долина белых ягнят Страница 24

— Привет от старого Бекана передать не забудь! Полковник — опытный джигит, сразу оценил седло. Даже не хотел брать. Говорит, такому седлу место в музее. Привет ему передай, — попросил Апчару старый седельщик.

— Апчара больше смыслит в кулачном бое, а не в седельных делах, — пошутил Питу.

— Ты бы пришел да и научил! — Апчара едва не набросилась на зоотехника. — Наглец, смеется над нами!

— Ладно уж вам ругаться, нашли время, — строго посмотрела мать на развеселившегося Питу. — Немцы вон все ближе подходят.

— Вздумал шакал медведя проглотить. Но не по горлу кусок. Велик. Да и клыки у медведя острые.

— И клыки и когти у медведей дай бог, а шакал его мало-помалу глотает. Вон пол-России у него внутри, — перебил Бекана Мисост, который с некоторых пор вместо утреннего намаза аккуратно слушал радио, сидя на молитвенном коврике. Соседи думают, будто он снова стал верующим, достал с чердака старый молитвенный коврик, а Мисост понимает что к чему. — Россия велика, да неповоротлива. Шакал — хищник верткий, за горло — хвать, за ляжку — хвать, и, глядишь, жертва падает от потери крови. Так он Францию сожрал. Так же сожрет и нас.

— Не сожрет, — сердито возразил Бекан. — Допустим, по-твоему, укусит шакал за ляжку. Но пока он дойдет до головы, рана на ляжке заживет, или — обратная картина; пока пробирается от горла к хвосту, заживет горло. Кто-кто, а я-то знаю, какая она, Россия, из конца в конец.

— Может, и так. Но мы все равно, — не унимался Мисост, — оказываемся между двумя жерновами. Мы — малые народы. Начнут нас кидать из пасти в пасть, пропадем. У кого тут будешь искать защиту?

Мисоста переспорить нелегкое дело. Бывало, что он сбивал с толку и городских докладчиков. Бывало, что умудрялся показать себя чуть ли не сподвижником Бетала Калмыкова.

Председательствующий на собрании обратится к народу: есть ли вопросы? Мисост тут как тут. Тянет кверху свой палец, похожий больше на желтый кукурузный початок.

— Есть вопрос. Вот вы сказали нам такие-то и такие-то слова. И будто эти слова сказал сам Бетал. Так это или не так?

— Да, я цитировал вам слова Бетала Калмыкова, — докладчик начинал бегать глазами по бумажке, — вот… страница…

— Не поразительно ли это, дорогие аульчане, — поворачивался Мисост к народу, — что слова Бетала и мои слова, те, что я недавно говорил около мечети, сходятся, как эти два пальца.

И к одному желтому початку Мисост присоединял второй такой же желтый початок.

Вот и теперь все видели, как в споре Мисост забирает верх над седельщиком.

— Что такое мы, кабардинцы, на шубе России? Всего лишь пуговица, крючок. Потерять пуговицу в драке — пустое дело. Замечают ее уже после драки.

— Таких пуговиц немало на шубе России. Не мы одни.

— Верно, верно, не мы одни, — подал голос Сентраль, и было еще не понять, на чью сторону, на чью чашу весов положит он свой камень. — Конечно, какая шуба с одним крючком? Не бывает таких шуб. Но скажи, Бекан, а не захочет ли Гитлер перекрасить и перешить эту шубу на свой манер? Срежет он все крючки, а поставит какие-нибудь медные застежки…

— Или «молнию»… — добавил Питу.

— Пусть мудрейшие простят мне, — Хабиба бросила взгляд на дочь, как бы упреждая ее попытку помешать матери говорить. — Не хотелось встревать в мужской разговор. Но и женщины тоже не через нос воду пьют. Не умом, так чутьем мы угадываем, где истина.

— Говори, говори, — подбодрил Бекан.

— Гитлер, может быть, и хочет перекроить русскую шубу. У него свой фасон и портные тоже свои. Но сначала надо ему этой шубой завладеть. Стащить ее надо с плеч Сталина. Разбойники были и свои и чужие. А кто сумел снять эту шубу? Никто. У Сталина плечи крутые. И в руке не только трубка. Есть и оружие. На такой шубе быть крючком — не последнее дело. Пусть Гитлер не походит на глупую барыню, которой еще только пообещали шкуру медведя, а уж она стала в уме кроить: которое место на рукава, которое место на воротник. Сталин не отступит перед Гитлером. Не только шубы не даст, не потеряет ни пуговиц, ни крючков…

— Грабитель на то и грабитель, что стаскивает одежду, не спросив разрешения хозяина. Против воли. Настигнет в темном углу и — конец, — прервал Хабибу Мисост.

Но Апчара все равно с восхищением посмотрела на мать.

Заскрипела калитка. Все головы повернулись к воротам. Пришел мулла, бледнолицый старик. Он принес небольшой сверток. Это была его посылка, не сыну и не внуку (не было детей у муллы), а единственному ученику, которого он украдкой, по ночам, обучал корану. В ученике видел мулла преемника. Надо было защитить его от пуль, от осколков и от сабельного удара.

Для того чтобы спасти и защитить ученика, мулла приготовил амулет со стихом из корана, завернул его в башлык, чтобы люди не могли догадаться. Апчара передаст башлык ученику, и тот будет верить, что хранит его от немецких пуль благодать аллаха.

Мулла читал немецкие листовки и знал, что немцы гарантируют мусульманам свободу вероисповедания. Снова откроются все мечети. Казалось бы, мулла должен радоваться и ждать с нетерпением прихода немецкой армии. Но запутан человек, запутан и слаб.

В те годы, когда служителей культа высылали за пределы республики, этот мулла уцелел, потому что дал клятву никогда не служить аллаху. Впрочем, он и не был в то время настоящим муллой. Ему не хватало места: все четыре мечети в ауле были заняты другими муллами. Долго, с тайной надеждой ждал он, когда освободится для него место, и дождался в конце концов, что освободились сразу все места.

Шли годы. Про четырех мулл все забыли. Но люди остались. Они то умирали, то им нужно было жениться. И то и другое они часто хотели делать с молитвой. Читать же молитвы умел только он, чудом уцелевший мулла. Правда, молодожены, прежде чем обратиться к мулле для скрепления их союза, расписывались в сельсовете и даже приносили мулле соответствующую справку, ну а что касается похорон, то тут у муллы не было соперников. За ним приезжали из других, даже очень отдаленных аулов, и чем дальше аул, тем дороже брал мулла за похороны и за свадьбу.

Но что же будет теперь? Придут немцы. В Машуко снова будет четыре муллы, как в прежние времена. Теперь, когда говорят «мулла», все знают, о ком идет речь. А тогда? Нужно будет называться по имени. Нужно будет знать свое место.

Мулла отдал Апчаре свой сверток, почтительно поклонился и отошел в тень деревьев.

Между тем разговор, прерванный приходом муллы, возобновился.

— Далеко ли Нацдивизия ускачет на конях, если навстречу грохочут танки? — сделал Мисост новый заход. — Как бы от конского хвоста дым не пошел.

— Нет, Мисост, не говори так о коне, — упорствовал и Бекан. — Танк встретит на пути лес, надо прорубать просеку, дойдет до реки — надо строить мост. А если горы? Понадобится дорога. Коню же все это не помеха. Нацдивизия пройдет везде, и конники встретят твой танк пушкой.

— А самолеты? — не унимался Мисост. — Ты разве не видел, как хищная птица достает добычу из расщелин скал? Не дай аллах, чтобы самолеты нагрянули на конницу. Копыта взлетят, как черные вороны, когда спугнешь их с падали.

Мисосту хорошо говорить. У него все дети больные и квелые от рождения. Сидят дома. Однако женщины от его слов помрачнели. Мулла пришел им на помощь.

— Один аллах знает, что случится.

— Думаете, у нас нет танков? — снова не вытерпела Апчара. — Думаете, у нас нет самолетов? Есть. До нас немец не дойдет. На пути их танков пролегают противотанковые рвы. Мы рыли. Я знаю. И не только мы. Ростовчане, ставропольцы…

— А ты не выдавай военную тайну, — прервал Апчару Сентраль. — Может, среди нас полно немецких лазутчиков. Вот доверяй тайну таким девчонкам. Видали?

Апчара осеклась, окинула взглядом всех сидящих. Жители аула свои, разве кто-нибудь из них может быть немецким шпионом!

— А, какая там тайна! Сверху видно каждую канавку. — Бекан махнул рукой. — Разве спрячешь от самолета противотанковый ров? Немцы разглядывают их как хотят, а потом составляют карты, как обойти. Иначе как бы они дошли до Ростова?

— Немец высматривает не только рвы. — Мисост постучал по дереву пальцем, как бы призывая к вниманию. — Он заглядывает и в наши души. Не одну державу заставил встать на колени. Тоже храбрились, как и мы. Теперь схватился с Россией… А малыми народами кто-нибудь да владеет…

— Тебя послушаешь, — перебила Хабиба, — так мы все равно что кисет с табаком, который ходит по рукам от курильщика к курильщику. Что из того, что народы малые. Десять мышей толкнут разом один камень, коту вход загородят…

Снова заскрипела калитка, и на этот раз вошла старая Хадижа. Сентраль попятился, спрятался за людей. Недавно недодал ей шесть рублей, как раз на пол-литра. Уж не пришла ли старуха пожаловаться?