Николай Струтинский - Дорогой бессмертия Страница 24

Виктор поднялся на черепичную крышу, лег плашмя. В ночном мраке перед ним лежал замерший город. Только местами светились электрические лампочки, да по одной или двум улицам бежала золотая нитка огней. Послышался шорох, на него откликнулся другой. Ни один звук не пропадал в такой напряженной тишине. Где это? Будто сдавленный со всех сторон неведомой силой, Виктор вытянул шею и прислушался. Если в такие минуты допустить малейшее ослабление воли, не трудно перешагнуть и черту трусости. Не таков коммунист Виктор Измайлов! Кто любит, как он, свою Родину, тот не переступит этой зловещей черты. Однако сердце стучало гулко. Виктору предстояло преодолеть не более двух метров, отделявших его от мачты, а они казались бесконечными.

Идти в рост или ползти? Выбрал второе, так вернее. Стараясь не шуметь, он пополз к укрепленному флагу. Вот он, символ тьмы и насилия! Теперь ты сгинешь! Сейчас! Виктор вынул из кармана перочинный ножик и проворно срезал им холст со свастикой. Не спеша расправил алое полотнище, которое держал за пазухой, прикрепил к древку. Красное знамя зареяло! Виктор почувствовал такой прилив сил, такое вдохновение, что готов был сражаться с целым вражеским взводом.

Спускался Виктор увереннее, душа пела. Едва он показался в окне, подскочил Громов, подставил плечи, и Виктор легко спрыгнул на траву. Парни без слов обнялись.

Николай, Виктор и Паша выбрались на другую улицу и оттуда, укрывшись в каком-то дворе, некоторое время любовались советским флагом. На сей раз его оберегал… немецкий часовой.

У моста Бема подпольщики спустились к излучине Стыри, как того требовал Громов, замочили обувь. А когда нал городом занялся рассвет, разводящий увидел на здании чужое знамя. Он истошно завопил: «Что это значит?!» Часовой побледнел, растерянно твердил, что никого не видел и ничего не слышал. Наивные доводы бесили разводящего. Рассвирепев, он кричал в лицо: «Болван! Под суд! На передовую!»

Всего несколько десятков минут развевался над оккупированным Луцком советский флаг, водруженный подпольщиками. Может быть, немногим удалось увидеть его в то утро над городом, но дерзкий и смелый поступок как нельзя лучше свидетельствовал перед всеми отвагу и мужество советских патриотов.

А их ряды росли, мужали. В Луцке уже действовало боевое подполье. В нем объединились Виктор Измайлов, Мария Дунаева, Паша Савельева, Наташа Косяченко, Николай Громов, Олег Чаповский, Мария Галушко, Шура Белоконенко, Мария Василенко, Нина Карст — хозяйка конспиративной квартиры, где и мне довелось прятаться от полицейских и жандармов. Активно в работу подполья включилась Анна Остаток, солдатка с открытым мужественным лицом. Она всегда бурно высказывала свою ненависть к немцам, принесшим на нашу землю горе и смерть. В самом начале войны в жестокой схватке с врагом погиб ее муж, и она поклялась мстить фашистам и никогда не проявлять трусости. В группе были инженер-полиграфист Алексей Ткаченко, повар Антон Колпак, фельдшер Варфоломей Баранчук, адвокат Вячеслав Измайлов и артист Борис Зюков. Это уже была организованная сила, которую умело направлял подпольный обком партии. Все ее участники собирались на «день рождения», подруги «отмечали» юбилейные даты, но фактически это был лишь предлог для сходок. Часто, обсуждая боевые задания, собирались и по три-четыре человека.

Мне приходилось бывать на таких встречах. Я всегда помнил свою главную задачу — налаживать разведку в Луцке. Ведь передо мной была поставлена определенная цель: установить связь с подпольщиками, организовывать наблюдение за передвижением воинских частей противника, собирать данные о фашистских верховодах и разведывать возможность их уничтожения.

13. Мария

В дом Измайловых вошла худенькая маленького роста девушка с открытым лицом и глубокими, как ночь, черными глазами. Темно-синий жакет и такого же цвета юбка плотно облегали спортивную фигуру, придавали ее облику какую-то торжественность. Скромная, душевная воспитательница детских яслей Мария Василенко вызывала симпатии не только у привязчивых маленьких друзей, но и у их родителей. Так и обращались к ней: «Мариечка». В воскресные дни ее приглашали на обед, вместе смотрели кинофильмы, ходили в театр.

Рано лишилась Мария матери, которая умерла от туберкулеза. И девушка рада была каждой возможности попасть в круг искренних людей. Так перед войной состоялось знакомство Василенко с семьей адвоката Измаилова. Вячеслав Васильевич или Лина Семеновна приводили в садик шестилетнего Игоря. И каждый раз просили Марию никуда его от себя не отпускать. Знакомство крепло, а позднее переросло в дружбу. Когда к Измайловым приехал их брат Виктор, стройный, сероглазый, с вьющимися светлыми кудрями, романтическая девушка увлеклась им. Наблюдательный Вячеслав Васильевич уловил искрящиеся огоньки в глазах Виктора при встрече с Марией. Щеки ее покрывались румянцем, она стыдливо опускала глаза. Потом они вдвоем бродили вдоль крутых берегов тихой Стыри, в тени раскидистой липы, вместе мечтали, напевали нежную мелодию:

Я вернусь, когда раскинет ветвиПо-весеннему наш белый сад.Только ты меня уж на рассветеНе буди, как восемь лет назад.

Вокруг стояла тишина. Серой предутренней дымкой окутан был горизонт. Виктор и Мария возвращались домой. И вдруг… Что это? Раздался мощный взрыв. Еще… Еще… Послышался детский плач, откуда-то донесся тревожный мужской оклик, а потом — отчаянный крик женщины. В небе завывали самолеты…

Война!..

В первый же день Виктор неожиданно исчез. Мария осталась одна и тяжело переносила горечь наступившего одиночества.

В город ворвались фашисты и сразу вселили в сердца людей горе и страх. Как жить? Измайловы из Луцка ушли. Мария дважды избегала облавы. Потом ей удалось устроиться уборщицей в гостинице немецких офицеров. С ней предупредительно «беседовал» розовощекий капитан.

— О том, что здесь увидишь или услышишь — не имеешь права ни с кем делиться. Ясно?

— Ясно…

— Ни с кем!

— Я понимаю, господин офицер.

— Смотри! Придется за все отвечать!

Когда Мария впервые появилась в офицерских комнатах, немцы восторгались:

— О, какая чудесная кошечка!

Долговязый лейтенант подошел к ней вплотную:

— Ты будешь фу-фу-пыл? Гут, гут! А как зофуг? Мери? Гут! Зеер гут! Вечер комен бай-бай? Карашо? Моя бет, кровать — гут… Ха-ха-ха…

Насмешки, приставания оскорбляли Марию. Но изменить свою участь она уже не могла. Да она и сама перестала их страшиться, так как в Луцк, как ей сказали, после побега из плена возвратился Виктор. Теперь ей гораздо легче, рядом любимый, сильный друг. Он защитит её.

Лина Семеновна Измайлова душевно приветствовала Марию Василенко:

— Проходи, Мариечка, проходи. Давно ты не показывалась, соскучились по тебе.

— Работа, что поделаешь. Ваши все здоровы? Как чувствуете себя?

— Все здоровы, миленькая, а я вот хвалиться здоровьем не могу.

В этот вечер Виктор познакомил меня с Василенко. Он представил её как близкого человека и намекнул, что при ней секретничать не придется.

Вечером мы проводили Василенко домой. Когда Мария осталась наедине с Виктором, он спросил:

— Как работается?

— Пока терплю, Виктор, а дальше не знаю, выдержу ли.

— Надо выиграть время, потерпи, родная.

Но неприятность наступила раньше, чем предполагали. Навязчивый долговязый офицер Ганс в один из вечеров потребовал от Марин остаться с ним. Девушка, затаив дыхание, с вспыхнувшим от гнева и стыда румянцем, презрительно смотрела на долговязого.

— Я сказал, ты делайт, как по-рюсски, — выполняйт! А то работа — нет, нах гауз! Битте!

Мария стояла с подоткнутым подолом и ведром в руках, словно каменная.

Заходящее солнце, проникнув в помещение через окно, осветило ее строгое лицо. Черные глаза девушки блестели таким ненавистным огоньком, что бывалый офицер не выдержал этого взгляда.

— Зачем такой злой? Фи!

Мария бросила уборку и с влажными от слез глазами поспешила к Измайловым. Стройная и гордая, она шла, точно окутанная облаком. Как ни старалась забыть инцидент, но не могла. В ушах звенело омерзительное: «выполняйт!».

В комнате Измайловых она дала волю своим переживаниям. Виктор глядел на побледневшее лицо подруги и весь закипал от негодования.

— Больше не могу этого переносить, — с отчаянием жаловалась Мария, — нет моих сил! Что значат для них совесть, чувство?! У, подлые! Скоты!

Теплая рука Измайлова приласкала Марию. И от этого прикосновения к ней вернулось равновесие. Мария внимательно вслушивалась в слова Виктора.

— Не печалься, родная, они еще свое получат полной мерой. Знает ли кто-нибудь из них, что ты владеешь немецким языком? Нет? Чудесно! Ты даже не представляешь, как много еще сделаешь, Мария!