Генрих Гофман - Герои Таганрога Страница 25

При очередной встрече с друзьями Нонна высказала свои сомнения.

— Ты ничего не понимаешь, — возразил ей Анатолий Мещерин. — Идет величайшая битва двух миров. Война света и тьмы. Каждый убитый немец — это еще один удар по фашизму. Их надо уничтожать любым способом. Потому что нет и не бывает хороших фашистов. Все они людоеды. И ваш обер-лейтенант не лучше других.

— Нет, Толя, он не похож на других немцев. Он даже радио позволяет мне слушать...

— Какое радио? — вмешался в разговор Кузнецов.

— У него радиоприемник...

— А Москву он слушает?

— В основном Берлин... Но иногда ловит и Москву.

— Нонка! Ты даже представить не можешь, как это важно. — Николай серьезно смотрел на Нонну. — Ты могла бы записать хоть одну сводку Советского Информбюро?

— Зачем записывать? Я тебе и так расскажу то, что слышала.

— Нет. Важно точно. Хоть немного, лишь бы дословно...

— Тогда это можно сделать днем. Брандт никогда не запирает свою комнату. А зачем тебе это?

— Потом расскажу, — ответил Николай уклончиво.

Они стояли на обрыве, возле разбитой лестницы, спускающейся к песчаному берегу. Март приближался к концу. Лучи весеннего солнца искрились на гребнях волн.

— Ребята, уже весна, — сказала Нонна. — Скорее бы кончилась война. Так хочется счастья...

Николай искоса разглядывал Нонну. Больше двух месяцев он мучительно раздумывал, стоит ли вовлекать Нонну и Анатолия в подпольную организацию. Нонна прекрасная девушка, но... Подходит ли она для этой работы? Согласится ли она работать в группе Пазона? А Анатолий? Слишком он горячий, и шумный, и разговорчивый для подпольной работы. Последнее время Николай чувствовал себя старше и опытнее их. Кроме того, он понимал, как опасна эта работа, и жалел своих друзей. Однако наличие радиоприемника, необходимого для подполья, в квартире Нонны требовало от него немедленного решения. Вдруг Николаю стало стыдно, что он колеблется, ведь это лучшие его друзья.

— Ребята, — повернулся он к ним, — мы не будем убивать этого Вилли Брандта. Он нам еще послужит. Мы должны использовать его приемник. Это очень важно. Мы будем слушать передачи из Москвы, записывать их на листки и расклеивать потом по городу. Чтоб наши люди здесь знали правду... Вы понимаете?

— Ой, Коля, вот это здорово! Как это ты придумал?! — Нонна радостно захлопала в ладоши и благодарно взглянула на Николая.

— Как это мы раньше не догадались? — удивлялся Анатолий. — Молодец, Колька! Никогда не подумал бы, что в твоей голове могут родиться такие мысли... Значит, мы будем расклеивать листовки?

Николай с грустью взглянул на них — они даже не понимали, как серьезно меняло их жизнь его предложение.

— Пошли сейчас же домой, — предложила Нонна.

Они шли по улице. Весеннее солнце плавало в лужах. Деревья наливались почками, в садах вот-вот должны были зацвести белоснежные вишни. Нонне казалось, что жизнь начинается заново.

Вот и Полтавский переулок, где живет Нонна. Они шумно вошли в дом. Бабушка Нонны встретила их приветливо, расспросила про родных и знакомых, посетовала на трудную жизнь. Увидев, что они вошли в комнату Брандта и включили приемник, она испуганно замахала руками.

— Что вы, дети, что вы, родимые! Зачем вам это?

— Бабушка, нам ужасно хочется послушать музыку, — соврала Нонна и покраснела. — Мы же молодые...

Старуха грустно покачала головой и ушла на кухню.

— Крикни нам, если немца увидишь, — бросила ей вслед Нонна.

Анатолий повернул ручку приемника. Что-то затрещало в нем, а затем сквозь шорохи и треск пробилась далекая знакомая мелодия русской песни. Сердца у ребят замерли.

«Это ру-усское приволье, это русская земля-а...» — выводил сильный женский голос.

Анатолий снова взялся за ручку.

— Подожди, еще немножко послушаем, — умоляюще прошептала Нонна. Это было как чудо — русская песня в их комнате.

В этот день они впервые записали сообщение Советского Информбюро. Записывала Нонна — она делала это четко и быстро. Николай остался доволен.

Вечером Николай Кузнецов уговорил Пазона принять Нонну и Анатолия в подпольную группу. Судьба Нонны Трофимовой и Анатолия Мещерина была решена.

Теперь в группе их было пятеро: Пазон, Кузнецов, Мещерин, Трофимова и Раиса Капля, которую Георгий Пазон хорошо знал еще с детства.

Чаще всего они собирались у Нонны, когда Брандта не бывало дома — будто для того, чтобы повеселиться и потанцевать под музыку радиоприемника, а сами слушали и записывали последние известия из Москвы. Вечерами просиживали у Пазона, переписывая листовки со сводками Информбюро.

Нонна гордилась тем, что ее приняли в подпольную организацию. Жизнь ее приобрела смысл. Почти ежедневно по заданию группы ходила она в лазарет для военнопленных, где работала ее мать. Надо было хоть чем-нибудь облегчить положение раненых. Специально для них ребята с большим трудом доставали продукты, и Нонна подкармливала выздоравливающих.

Однажды она узнала, что у одного из тяжелораненых 15 мая день рождения. Чтобы как-то обрадовать военнопленных, ребята раздобыли муку. Рая Капля и Нонна испекли сдобный пирог и вручили свой подарок советскому командиру. Пирог разделили на всех раненых, лежавших с именинником в огромной палате.

Главный врач третьей больницы Мартирос Арменакович Сармакешьян был давним другом семьи Трофимовых. Он помнил Нонну еще маленькой девочкой и теперь приветливо встречал ее в больнице. С некоторых пор он стал к ней приглядываться.

В лазарете военнопленных уже месяц действовала подпольная группа, состоящая из медиков, работающих в третьей больнице. Руководил ею аптекарь Георгий Сахниашвили. Эта группа была создана по заданию Василия Афонова, который придавал большое значение работе среди военнопленных. Сармакешьян решил и Нонну вовлечь в эту группу. Для начала он предложил ей поступить в больницу медицинской сестрой. Однако Нонна отказалась, объяснив это тем, что она и так достаточно помогает раненым.

Сармакешьян насторожился. Каково же было его разочарование, когда он узнал, что его любимица Нонна работает переводчицей у немецкого гарнизонного врача полковника Шмидтке. «Значит, я ошибся в ней», — с горечью думал старый врач. Он перестал здороваться с Нонной, избегал встреч. Девушка страдала от этого, но ничего не могла сказать ему.

Откуда мог знать пятидесятилетний добряк и шутник Мартирос Сармакешьян, что Нонна выполняет ответственное задание подпольного центра. Это она, пользуясь своим новым положением, раздобыла ночные пропуска для раненых военнопленных, которых группа врачей готовила к побегу.

Темной майской ночью шесть беглецов выбрались из больницы и, пользуясь ночными пропусками, миновали два полицейских патруля. По пустынным улицам города они пришли в условленное место, где их ожидали Лев Костиков и Константин Афонов. Все вместе они бесшумно спустились с обрывистого берега, отыскали приготовленный рыбацкий баркас, столкнули его в море. Ветер мигом подхватил распустившийся парус и помчал баркас к берегам Азова.

Когда Лева Костиков и Константин Афонов, возвращаясь в город, ползком пролезали под колючей проволокой, протянутой вдоль берега, в небо взвилась ракета. Яркий сноп света упал на поверхность залива, вырвал из темноты одинокий парус. Тишину распороли беспорядочные выстрелы. Гирлянды ракет повисли в воздухе. Но баркас быстро проскочил освещенную зону и скрылся в непроглядной мгле.

Несколько дней ожидали руководители подпольного центра весточки с той стороны. В случае благополучного прибытия на советский берег пленные обещали сообщить командованию Красной Армии о таганрогском подполье, передать разведывательные данные. В подтверждение полученных сведений советская дальнобойная артиллерия должна была трижды ударить по городскому парку, в котором располагался немецкий склад с боеприпасами.

Подпольщики напряженно вслушивались в каждое эхо артиллерийских залпов, докатывавшихся до Таганрога. Наконец на четвертый день после бегства военнопленных над центром города просвистели снаряды. Они громыхнули в парке, против здания городской полиции. С интервалом в одну минуту туда же обрушились и еще два залпа. Снаряды крушили деревья, рвали землю, раскидывали штабеля ящиков с патронами, минами и пулеметными лентами. А еще через полчаса на городской парк обрушился шквальный огонь советской артиллерии. Гитлеровцы заметались в панике.

Так командование Юго-Западного фронта подтвердило благополучное прибытие военнопленных, бежавших из третьей больницы. Успех окрылил подпольщиков. Руководители центра дали указание Сахниашвили и Сармакешьяну готовить к побегу новую группу выздоравливающих. А Константин Афонов получил задание раздобыть у рыбаков еще один баркас или лодку.