Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы Страница 25

– Сегодня ночью поймали много евреев, их нашли в одном из подвалов и приказали ползти по дороге. А кто не полз, в того стреляли.

– Мы думали, что евреев больше не осталось, – сказал сторож безразличным голосом.

– Есть еще много, они прячутся.

– Ничего им не поможет.

– Человек борется за свою жизнь, пока душа в нем теплится.

– Евреи чересчур любят жизнь, – сказал сторож стальным голосом.

Дверь чулана открылась, и в ней показалась Кити с маленьким свертком в руках.

– Я принесла тебе плитку шоколада, – сказала она и протянула ему подарок.

– Спасибо, – ответил Хуго и встал.

Была середина дня, осенние лучи освещали ее низенькую фигуру и подчеркивали приятные черты маленького личика. Сейчас ему было видно, что она одного роста с ним.

– Что ты делаешь? – спросила она, как уже спрашивала прежде.

– Ничего особенного.

– Ты не скучаешь по своим друзьям?

Хуго пожал плечами, как бы говоря – что я могу поделать?

– Когда я начинаю скучать по своим подругам, я беру короткий отпуск и еду к ним, – сказала она простодушно.

– Далеко это? – спросил Хуго, желая разговорить ее.

– Час езды на поезде, даже чуть поменьше.

– Мне нельзя выходить отсюда.

Услышав его ответ, она улыбнулась, как будто наконец-то поняла нечто сложное.

О Кити здесь говорят как о женщине, которая не повзрослела и не развилась, ее девчоночья суть засела в ней и не желает ее покидать. Большинство женщин симпатизируют ей и относятся к ней как к молоденькой родственнице, за которой нужен присмотр, но кое-кто из женщин ее терпеть не может. Она пробуждает в них бесконтрольную злобу, и каждый раз, сталкиваясь с ней, они ругаются и обзывают ее странными прозвищами. Однажды он увидел, как во дворе одна из женщин набросилась на нее. Кити стояла, потупившись, возле забора, и весь ее испуганный вид говорил: „За что ты зла на меня? Что я такого сделала?“

– Ты еще спрашиваешь, за что? Убирайся отсюда, чтоб мы тебя не видели!

Марьяна тоже считает, что Кити не место в заведении.

– Она такая простушка, да и ее любопытство не годится для этого места. Она раздражает женщин своими расспросами. Заведение не место для таких женщин, как она. Она должна выучить какое-нибудь ремесло, пойти работать или выйти замуж, тут ей не место.

Хуго трудно понять такие сложности, но Марьяну он уже немного научился понимать. Большую часть дня она терпит и мучается, а когда Хуго протягивает ей бутылку, делает глоток и говорит: „Как же хорошо, что у меня есть ты, ты мой ангел“. Эти похвалы смущают его, и ему хочется сказать ей несколько ободряющих слов, но он их не находит. В последние недели он ощущает большую близость к Марьяне. Она повторяет:

– Ты взрослеешь, еще немножко, и станешь крепким любящим мужчиной.

Ночью в Марьяниной постели у него кружится голова от удовольствия, и это ощущение не покидает его весь день.

Он был погружен в свое воображение, когда дверь чулана раскрылась и в ней появилась Виктория. Пораженная, она сказала:

– Как, ты еще здесь?

– Марьяна смотрит за мной, – подсказал ему слова страх.

– Ты всех нас подвергаешь опасности, – сказала она, и лицо ее аж перекосилось от злости.

– Скоро я уйду.

– Ты это уже обещал, но так и не выполнил.

– В этот раз выполню, – сказал он, только чтобы спастись от ее испепеляющего взгляда.

– Поглядим, – сказала она и захлопнула дверь.

Это была угроза, и Хуго это знал. Мысль о том, что Виктория донесет на него, что явятся солдаты и оцепят дом, с каждой минутой становилась все назойливей. Со страху он дважды проверил лаз наружу, глотнул несколько капель из Марьяниной бутылки и уснул прямо на месте, несмотря на бивший его озноб. Ближе к вечеру в чулан вошла Марьяна с тарелкой супа. Хуго признался ей, что Виктория заходила в чулан и ее слова были жесткими и недобрыми.

– Не беспокойся, мы скоро покинем это место.

– И куда же пойдем?

– Куда угодно, только чтобы тут не оставаться.

Жизнь здесь тесная и напряженная, и ему очень хотелось бы записать в тетрадке ее подробности, но слова почему-то не идут в голову. Теперь ему понятно, хотя и не с той ясностью, которую можно было бы облечь в буквы, что все происходящее вокруг него когда-нибудь выйдет на свет. А теперь он это копит в себе. Точнее – вещи сами собой накапливаются в нем. Марьяна, судя по всему, это чувствует и все время просит:

– Не запоминай меня такой жалкой. Марьяна сражается на этом фронте с четырнадцати лет. На этом фронте не знают жалости. Я отказалась быть прислужницей в домах у богатых и была за это наказана. Если когда-нибудь ты вспомнишь женщину по имени Марьяна, напиши, что она сражалась до последних сил и в конце концов возлюбленный вызволил ее из темницы.

– Кто же он?

– Ты и никто другой.

А пока что Марьяне выпала трудная ночь.

Один из гостей орал на нее, обзывал ее мерзкими словами и настойчиво требовал от нее делать вещи, которые, судя по всему, вызывали у нее отвращение. Он на нее пожаловался, мадам сделала ей выговор и записала предупреждение в ее расчетную книжку. Хуго все это слышал, и сердце его сжалось от жалости.

Но на следующую ночь у Марьяны не было гостей, и она пригласила Хуго к себе. Она была мягкой и податливой, прикосновение к ее рукам и ногам вызывало острое чувство, и ему страстно хотелось поласкать ее груди.

Так проходили дни, заполненные беспокойством, страхом и острым удовольствием. Его прошлая жизнь отдалилась от него и выглядела сейчас, как бледное облако, что постепенно улетучивается.

– Папа, мама, где вы? – спрашивал он без искренности. Их уже не было у него внутри. Тщетно старался он вызвать их из глубин памяти, но они отказывались принимать свой облик. Из снов они тоже пропали. Сны его были теперь заполнены Марьяной.

Что будет и как пойдет его жизнь – об этом он не думал. Он сросся с этим странным местом и с легкостью различает часть голосов: начальственный грубый голос сторожа, голос Виктории, жалующейся, что нет ей покоя ни днем, ни ночью, и в особенности злящейся на женщину по имени Шиба, которая жрет без всякой меры и опустошает кастрюли, и, конечно же, тонкий детский голосок Кити. Ему жалко, что скоро он уйдет из этого знакомого места. В глубине души он утешает себя тем, что в его скитаниях с ним будет Марьяна, без ее ночных обязанностей и вся его.

Свои с Марьяной странствия в Карпатских горах он представляет себе как путешествие, полное удовольствий и наблюдений, наподобие тех, что он совершал со своими родителями летом на каникулах, только теперь и он будет за все отвечать.

Хуго знает, что его мечтания не бескорыстны, но желание быть с Марьяной вдали от других людей вкладывает в его уста слова, которых он прежде обычно не употреблял. Временами они кажутся ему ужасающе пустыми, а иногда отдают какой-то неприятной искусственностью.

– Ты меня извиняешь? – говорит он.

– За что?

– За то, что я не выражаю свои мысли, как следовало бы.

– О чем это ты толкуешь? – говорит она и разражается хохотом.

А пока что – снова дождь, снова холод. „На той неделе уходим“, – говорит Марьяна, но откладывает уход. Тем временем и солдат гарнизона отправили на фронт, и в городе осталось только маленькое подразделение, занимающееся поиском евреев, и они-то и есть клиенты заведения.

Ясно, что война идет к концу. Теперь нет сомнений, что немцы в тяжелом положении. Сторож, все время восхвалявший германскую армию, больше этого не делает. Теперь он тем же манером говорит о русской армии, которая сумела отступить и хитростью заманить немцев внутрь страны, где они угодили в снежную западню и теперь их ожидает тот же конец, что Наполеона. Исход войны решат не танки, а зима.

Женщины это слышат и пугаются. Всем понятно, что тех, кто прислуживал немцам, ждет наказание – ведь русская армия злопамятна и мстительна.

– Что с нами сделают? – спрашивает незнакомый Хуго молодой женский голос.

– После каждой войны бывает амнистия. На такие грехи не обращают внимания, – отвечает сторож своим начальственным голосом.

Его заявление не развеивает страхов спрашивавшей женщины, и она хочет знать, коснется ли амнистия и их заведения. Терпение сторожа иссякает, и он отвечает, не глядя на нее: „Тебе нечего боятся, не изнасилуют они тебя“, и все смеются.

Пока что число гостей сильно уменьшилось. По ночам женщины сидят, играют в карты и предаются воспоминаниям. Иногда слышится признание, сопровождаемое слезами. Марьяна сохраняет спокойствие. Она пьет, сколько ее душа пожелает. Когда Марьяна выпивает потребное ей количество, лицо ее становится светлее, и она произносит удивительные фразы. Она видит будущее в розовом цвете и обещает Хуго, что, как только погода улучшится, они отправятся в путь.