Евгений Мариинский - Я дрался на «Аэрокобре» Страница 25

Еще во время первого сопровождения транспортного «Ли-2» мы с Королевым видели попытку взлета с этой полоски нашего истребителя «Як-1». На разбеге он чуть-чуть упустил направление, правое колесо шасси скатилось с бетонированной полоски в грязь, «Яковлев» налетел на группу людей, оттаскивавших от бетонки пятисоткилограммовую бомбу, воздушным винтом зарубил пять человек, перевернулся и загорелся. Летчик сгорел вместе с самолетом. Для «Аэрокобры» такой исход взлета исключался.

Но сейчас даже противоположная сторона бетонки (всего-то тридцать метров!) скрывалась в мутном месиве.

Самолеты приземлялись, проносились мимо встревоженной группы людей у командного пункта и тут же скрывались в свинцово-серой мгле.

— Полтора часа были в воздухе. Вернулись без подвесных… — начал было говорить Земляченко, но его перебил Утин:

— Значит, бой вели, там сбросили баки… Как они сумели сесть?!

Полтора часа назад наша четверка истребителей вылетела на прикрытие переправы через Днестр. Переправу только-только навели, плацдарм за рекой пока еще совсем крохотный, и этот жиденький мостик нужно сохранить во что бы то ни стало. Аэродром располагался очень далеко от плацдарма, от Днестра — ближе базироваться негде. Подходящих полевых площадок, конечно, хватало, но весенняя распутица, жирный украинский чернозем, сдобренный изрядным количеством влаги, сделали их совершенно непригодными для посадки самолетов. Только здесь была, хоть и плохонькая, бетонированная полоса. Поэтому и приходилось базироваться на этом оставшемся в глубоком тылу аэродроме, летать отсюда с подвесными баками…

Положение для авиации сложилось тяжелое, и, как это ни странно звучит, виной тому было стремительное наступление Красной Армии.

После ликвидации Корсунь-Шевченковского котла (и туда-то летать было чересчур далеко!) войска 2-го Украинского фронта подтянули резервы и 5 марта 1944 года возобновили наступление. На этот раз удар наносился по уманьско-христиновской группировке противника. В результате пятидневных боев четырнадцать фашистских дивизий было разгромлено, 10 марта заняты Умань и Христиновка, а войска фронта двинулись дальше на запад. Летчики не успевали наносить на карты постоянно меняющуюся линию боевого соприкосновения: 12-го был форсирован Южный Буг, 16-го — взят железнодорожный узел Вапнярка.а 18 марта наши войска форсировали Днестр.

Конечно, авиационные полки тоже перелетели на запад и сели на этот аэродром с миниатюрной бетонкой. Но все равно до Днестра оставалось еще слишком много километров…

Звено сделало круг над аэродромом, городком и взяло курс на юго-запад. Под крыльями поплыли черные, залитые водой поля, редкие дороги, забитые автомашинами, пушками, бронетранспортерами, покинутыми фашистами при слишком поспешном «выпрямлении линии фронта», как они любили говорить в своих сводках.

Любоваться, собственно, было нечем. Внизу черные поля с сероватыми пятнами воды и грязно-желто-зеленой фашистской техникой. А вверху такое же серое, мрачное небо…

Проходили минуты полета. Внизу промелькнула река. «Южный Буг», — отметил про себя каждый из четырех летчиков. За Бугом все стало меняться. Меньше становилось луж на полях, суше дороги. Вскоре на них и пыль заклубилась за движущимися на запад машинами. И в небе наступили перемены. В облаках появились голубые разводы. Да и сами они стали тоньше, светлее. А потом и вообще сплошная пелена уступила место отдельным кучевым облакам. В воздухе заметно потеплело. Это ощущалось даже в закрытых кабинах самолетов.

Сам характер местности тоже менялся. Из равнинной она превратилась в холмистую, изрезанную глубокими балками и оврагами. А вдали уже оказались и засверкали под солнцем громадные петли быстрой и многоводной реки. Приближалась цель…

— Я Десятый, прибыл на работу! — доложил Архипенко командиру дивизии, который находился здесь, на пункте наведения.

Да, истребители прибыли работать. Работать так же, как работали саперы, наводя и укрепляя переправу, как работали артиллеристы, вытаскивая из грязи свои орудия на фронтовых дорогах, как работали все рода войск на переднем крае.

И вот Архипенко доложил командиру дивизии, который находился здесь, на пункте наведения, о прибытии на работу. После Нимцевича, снятого и отправленного в тыл за эпизод с майором Симой, дивизию принял его заместитель Горегляд. Высокий, красивый, молодой, он нравился летчикам и как внимательный, чуткий командир и как боевой летчик. И после вступления в командование дивизией он летал на задания. В одном из вылетов, 17 декабря 1943 года, их группа встретила под Новгородкои сорок «Ю-87» под прикрытием «Мессеров» и «Фоккеров». Они тогда сбили пять «лаптежников», одного «Ме-109» и одного «ФВ-190». И сам Горегляд сбил «Юнкерса», что еще больше укрепило его авторитет.

— Вас понял, Десятый! — отозвался Горегляд. — С юга подходят бомбардировщики!

— Понял, иду.

Внизу изгиб реки. Отчетливо видна тоненькая ниточка переправы. Истребители разворачиваются на юг.

Бомбардировщики как-то сразу появились перед глазами. Они выскочили из-за кучевого облака и уже подходили к реке. Раздумывать некогда. Под угрозой переправа. Только успели подвернуть чуть влево — и тут же врезались в строй «Хейнкелей». Какие-то доли секунды — и фашисты остались позади.

— Разворот влево на сто восемьдесят! Сбросить баки! — скомандовал Архипенко.и самолеты четверки стали энергично разворачиваться вслед за группой «Хе-111». От каждого «ястребка» на развороте отделилось по громадной «бомбе»: полетели на землю опустевшие к этому времени подвесные баки.

Неожиданная, дерзкая атака на встречных курсах ошеломила фашистов. Строй их рассыпался. Каждый старался побыстрее освободиться от смертоносного груза и скрыться, уйти на свою территорию. То тут, то там в голом поле вздымались черные султаны земли, клубился дым от разрывов бомб. Я выбрал ближайшего «Хейнкеля», пошел на сближение. Мотор работает на максимальных оборотах, и длинное светло-серое, почти стального цвета тело бомбардировщика медленно увеличивается в прицеле. Немного впереди справа к «Хейнкелю» пристраивается Виктор. По мере сближения все остальное уходит в сторону, скрывается из поля зрения. Все переднее стекло фонаря занимает бомбовоз. Сто пятьдесят, сто метров… Нужно ближе, чтобы бить наверняка. Видно, как экипаж «Хейнкеля» припал к пулеметам и готовится открыть огонь, стоит только войти в зону обстрела. Зачем туда идти? И здесь хорошо. Я нажимаю гашетку. Огненная трасса прошивает левую плоскость и мотор бомбардировщика.

И тут же в наушниках голос Горегляда:

— Бросьте «Хейнкелей»! Они уходят! Сзади вас пятерка «Фоккеров»!

Я со снижением (не попасть бы под огонь стрелков!) иду вправо, вслед за начавшим разворачиваться Королевым. Мельком заметил — у «Хейнкеля» сильно задымил левый мотор. Следить за ним дальше некогда. Подходит новая группа фашистов, пятерка истребителей «ФВ-190». Это запоздавшее прикрытие «Хейнкелей»? Или пикировщики? Во всяком случае, их нужно отогнать от переправы, не допустить штурмовки.

Первая атака снова состоялась на лобовых. И снова немцы не выдержали, отвернули. Они не торопились уходить. Численный перевес придавал им смелости. Завязался быстротечный воздушный бой над самой переправой, над головами наземных войск. Вот один загорелся и врезался в правый берег реки. Вот Виктор почти вплотную пристроился ко второму «Фоккеру», дал короткую очередь. Может, слишком коротка очередь? Не попал? Во всяком случае, стервятник реагировал довольно странно. Он как-то судорожно качнулся с крыла на крыло, будто подавал сигнал: «Я свой самолет», — перевернулся и в почти отвесном пикировании упал в воды Днестра возле самой переправы. Каким-то чудом его хвост остался торчать над водой… Бой окончен.

Обратный путь. Обратный и порядок смены пейзажа. Пыль. Влажная земля. Грязь, лужи. Но на подходе к аэродрому встретилось новое препятствие — густой снегопад. Видимость сократилась почти до нуля. Мы прижались друг к другу, снизились и на бреющем полете выскочили на свой аэродром.

Разошлись на посадку. Как сесть? Сплошная мутно-серая пелена впереди, с боков, сверху… внизу, если идти на бреющем, чуть-чуть просматривается земля. Да и она постепенно покрывается снегом и как бы растворяется в этом молоке…

Группа пришла с задания. Горючее на исходе.

Что же делать? Встревоженные командир корпуса и командир полка выскочили из командного пункта к бетонке. Над ними с разных направлений выскакивали из сплошного месива самолеты с выпущенными шасси, проносились над головой и снова скрывались из виду. И так один раз, второй, третий…

Тогда Утин и разрешил садиться на фюзеляж.

Это слышали все. Садиться на фюзеляж? Ломать самолеты? На чем же тогда летать? Нет… Пока горючее есть, нужно держаться…