Анатолий Ананьев - Малый заслон Страница 25

— Был.

— Понравился блиндаж?

— Ничего не сказал. Велел вон ту ёлочку срубить, вон, что у обочины. Говорит, мешает дорогу просматривать.

— Это ерунда, это мы враз… А ещё что?

— Больше ничего. Побыстрее, сказал, заканчивайте, и ушёл.

— Опять в лес?

— В лес. — Марич улыбнулся, потому что ему было приятно говорить об этом. — Интересный он, ходит, рассматривает. И все один. Любит, наверное, природу, душа у него, наверное, нежная.

— А ты ничего за ним не замечал?

— Нет.

— Да, верно, ты и заметить-то не мог, недавно на батарее. Значит, душа, говоришь, у него нежная? А знаешь, куда он смотрит, когда по лесу ходит? Себе под ноги. Насупится, руки заложит за спину и пальцами теребит шинель. Вся под хлястиком выщипана. А то хворостинкой по веткам, да с плеча, с плеча, как саблей. Не дай бог такую нежную душу.

— Вот никогда не подумал бы.

— Взгляд воробья, а сердце кошки!

— Себя щиплет?

— Не себя, а шинель. Ладно, бери лопату, капитан идёт!

Свернув с дороги, Ануприенко не спеша обогнул сугроб и подошёл к работавшим. Ляпин и Марич, выпрямившись, вразнобой поприветствовали командира батареи. Капитан в ответ им кивнул головой и негромко сказал:

— Продолжайте.

Затем внимательно осмотрел блиндаж, смерил взглядом расстояние между блиндажами и орудием и мысленно упрекнул Рубкина: «Куда оттянул!..»

— Не в оборону ли, товарищ капитан? — спросил Ляпин, ладонью прикрывая лицо от солнца.

— Откуда взял?

— Окапываемся, как под Москвой.

— Плохо окапываемся. Разве это блиндажи — жёрдочки да ветки? Тут не только снаряд — ногой наступи и провалишься. А под орудием какой окоп? Ни от осколков, ни от ветра, так, недоразумение. Разленились, наступлениями избаловались. Ну, наводчик, что молчишь, так я говорю?

Ляпин покосился на ефрейтора, тронул убелённые инеем усы.

— Побольше б такой лени.

Ануприенко почувствовал — шутка бойцам понравилась.

— Стоять не будем, — снова заговорил он. — Не пройдёт и дня, как снова двинемся вперёд. Слышите гул? Это наши орудия бьют. Под Калинковичами, у самого города.

— И нам бы туда, — Ляпин опять потрогал усы.

— Для нас нашего хватит, наши бои от нас не уйдут. А пока придётся стоять здесь и оборонять дорогу.

Между двумя разлапистыми елями показался Рубкин. Он шёл, как всегда, медленно, угрюмо сдвинув к переносице брови; то ли от мороза, то ли от усталости и бессонной ночи — слегка сутулился, заложенные за спину руки ещё больше горбили фигуру лейтенанта. На каске и правом плече лежал снег, очевидно, упавший с ветки.

— Андрей, — позвал Ануприенко, — ты мне очень нужен. Где был? — и протянул лейтенанту руку.

— На кухне.

— Завтрак готов?

— Готов, сейчас принесут.

— Ты что такой мрачный?

— Как всегда.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего.

Чтобы не смотреть в глаза капитану, Рубкин отвернулся к дороге. Теперь он стоял спиной к солдатам. Ляпин незаметно локтем подтолкнул ефрейтора Марича и прошептал:

— Смотри, смотри…

Тонкими длинными пальцами Рубкин захватывал ворс на шинели, отрывал его и бросал в снег. Под хлястиком и ниже хлястика на сером фоне заметно выделялся белизной выщипанный, словно изъеденный молью кружок.

— Утро-то какое, а? — между тем весело говорил капитан, похлопывая в ладони. — Мороз и солнце!.. Идём, посмотрим позиции.

Они пошли по тропинке к орудию.

2

— Я недоволен тобой сегодня, Андрей.

Рубкин пожал плечами.

— С бойцами беседовал? Разъяснял им задание?

— Разъяснял.

— Плохо разъяснял. Это что за окоп? — капитан указал на орудие, стоявшее на расчищенной от снега площадке. Он говорил негромко, чтобы не слышал ходивший за щитом часовой. — Что это за окоп? Все, как на ладони, ни щелей, ни ровиков. А где запасные позиции? Не вижу.

— Люди устали.

— Устали, не устали, мы должны буквально вгрызться в землю. Или ты не знаешь, какая перед батареей поставлена задача?

— Знаю.

— Немцы могут пустить свои танки в обход, и тогда нам туго придётся. А мы должны устоять, во что бы то ни стало устоять, потому что от этого будет зависеть успех целого сражения.

— Я не верю, чтобы немцы пошли в обход по этому болоту. Простоим здесь сутки и снимемся.

— Лично можешь не верить, а приказ будь добр выполнять, ясно?

Рубкин пожал плечами, потом наклонился и стал поправлять голенища сапог, хотя этого вовсе не нужно было делать. С головы упала каска. Он поднял её, достал из брючного кармана носовой платок и принялся счищать снег.

— Что же молчишь? — снова спросил Ануприенко.

Многое в поведении Рубкина было непонятно капитану. Особенно раздражало его равнодушие лейтенанта. Рубкин и раньше не отличался инициативностью, но Ануприенко как-то не придавал этому значения — быть может, такой характер у человека? Но в последнее время, особенно за эти три дня, как выехали из Озёрного, поступки Рубкина не на шутку встревожили капитана. Его возмутило ночное исчезновение лейтенанта. «Ушёл к четвёртой машине?.. Ну и что ж, началась стрельба — сейчас же возвращайся на батарею, а не отсиживайся на огороде!..» Ануприенко знал, — ему как бы между прочим рассказал повар Глотов, — что во время ночного переполоха, когда с немецкого броневика ударил по колонне крупнокалиберный пулемёт, Рубкин вместе с Майей убежал на огород и там сидел, якобы оберегая санитарку, до тех пор, пока все стихло, Ануприенко не мог спокойно думать об этом. Сегодня утром, обходя батарею, он вдруг обнаружил, что окопы вырыты плохо, на скорую руку, а запасных позиций у орудий и вовсе нет. Солдаты не знают, какая боевая задача стоит перед батареей. Капитан решил наконец серьёзно поговорить с Рубкиным; ссориться с ним перед боем не хотел, но и не хотел прибегать к строгому приказному тону. Однако теперь почувствовал, что откровенного разговора все равно не получается.

Пока Рубкин счищал снег с каски, Ануприенко смотрел на его лицо: гладкое, без единой морщинки, оно было спокойным, холодным.

Как-то ещё в военном училище Ануприенко услышал и затвердил себе одну истину: с подчинёнными нужно быть чутким, будь то солдат или командир. Об этом говорил начальник училища на выпускном вечере. Теперь. Ануприенко вспомнил эти слова старого генерала. «Может, у Рубкина какое-нибудь горе? — подумал он. — Получил нехорошее письмо из дому?..» И оттого, что так подумал, стало как-то легче на душе. Может быть, действительно виноват сам он, командир батареи, а не Рубкин?

Снова он взглянул на лейтенанта, но уже другими глазами, и участливо спросил:

— Дома все в порядке?

Рубкин встрепенулся.

— Письма получаешь?

— Из дому? Получаю.

— Ничего не случилось дома?

— Это что? — Рубкин насторожился. — Почему вас это интересует?

— Хандришь ты что-то, Андрей, и я должен знать причину. Ты откуда родом? Может, земляки?

— С Алтая.

— Нет, я с Волги… А впрочем, у нас на батарее есть алтайские ребята. Кто же?.. Да санитар наш, Силок. Хорошие у вас места, хлебные. От нас, между прочим, многие уехали туда. Крёстный мой со всей семьёй, ещё в тридцать третьем, в голодном году. Писал оттуда, что устроился хорошо. Говорят, и золото есть у вас на Алтае, верно?

Усилия Ануприенко были напрасны: упоминание о родных местах нисколько не подействовало на лейтенанта, он по-прежнему был угрюм, и в тусклых глазах — безразличие ко всему. Капитан решил сделать ещё одну попытку вызвать на откровенность Рубкина и спросил напрямик:

— Что с тобой происходит, Андрей?

Рубкин слегка приподнял брови:

— Как что?

— Во время прорыва орудие в болото загнал.

— Не я.

— Слушай и не перебивай. Ночью вчера бросил батарею… Где пропадал?

— На батарее был.

— Зачем лжёшь?

— На батарее.

— Лжёшь!

— Вы не смеете так, капитан!

Лицо Ануприенко побагровело.

— Ты и сегодня не выполнил приказ!

— Какой? Запасные позиции не приготовил? Вы этого не приказывали.

— Сам должен знать.

— Забыл.

— Наживёшь беду, Андрей.

— Я дезертирок не опекаю.

— Как ты сказал?

— Дезертирок не опекаю.

— Вот ты как… — прошептал Ануприенко, поразившись той наглости, с какой произнёс эти слова Рубкин. Он растерялся и не знал, что ответить лейтенанту.

Оба молча смотрели друг другу в глаза. Возле орудия, за щитом, все ещё прохаживался часовой. Отчётливо слышался скрип его шагов.

— Поднимите бойцов, — как можно спокойнее проговорил капитан. — Двадцать минут сроку, чтобы запасные позиции были. Повторите приказание.

Рубкин медлил.

— Товарищ лейтенант, повторите приказание!

— Есть поднять бойцов и вырыть запасные позиции за двадцать минут!

— Выполняйте!

Ануприенко неторопливо прошёл мимо часового и свернул к дороге.

3

Ни тучки в небе; утро ясное, морозное. Солнце поднялось и застыло над елями. Стоят они по колено в снегу, одетые в дремотную тишину. Короткие тени пересекают дорогу. Снег искрится и хрустит под ногами.