Валерий Ларионов - Афганский «черный тюльпан» Страница 25

— Идеальное место для засады, — подумал Потураев, глядя на отблески скал и темноту невидимой речки. — Если подбить первый и последний БТРы, мы окажемся в ловушке и сверху нас уничтожат безнаказанно, т. к. в такой тесноте нам и орудия не развернуть, и пулеметам бронетранспортеров не дотянуться до гребня гор. Без разведки так ездить нельзя.

Вывод Евгений сделал правильный, но не всегда обстановка позволяла высылать вперед пешую разведку по гребням гор для уничтожения возможных засад противника, обеспечивая основным силам беспрепятственно пройти опасные участки пути.

Вот и сейчас они, по тревоге сорвавшись из своих постелей, не снижая скорости, неслись по узкому ущелью. Вырвавшись из него, проехали кишлак Дахи-Hay, который оставался справа от дороги. Позади них на востоке, на горизонте появилась бледная серая полоска, предвещающая скорый рассвет. К кишлаку Мухамед-Ага боевая колонна батальона подъехала с первыми лучами бледного зимнего солнца. Дома кишлака были видны хорошо, а за ними только смутно угадывались громады гор, окружающих его со всех сторон.

Потураев уверенно управлял расчетами, указывая командирам орудий их позиции для гаубиц, поставил позади них треногу и укрепил на ней буссоль оптический артиллерийский прибор. К нему подбежал командир батареи капитан Коростылев:

— Евгений! Основное направление 5–00! Я с радистом убываю в кишлак вместе с майором Терещук. Связь по радио, позывные прежние, через семь минут быть готовыми к открытию огня!

— Понял, комбат! Все будет в порядке! — ответил Потураев и, пригнувшись к окуляру буссоли, начал давать отсчеты орудиям:

— Первому! 30–10! Навести в буссоль!

Не отрываясь от окуляра, подкрутил объектив буссоли на панораму второго орудия.

— Второму! 30–25! Навести в буссоль!

— Третьему! 30–40! Навести в буссоль!

Наводчики устанавливали данные на панорамах и, глядя в ее глазок, поворотными механизмами совмещали вертикальную линию прицельной сетки с центром буссоли. Тут же командиры орудий докладывали старшему офицеру батареи:

— Первое готово!

— Второе готово!

— Третье готово!

Стволы трех гаубиц параллельно уставились в сторону предполагаемой стрельбы.

— Выставить коллиметоры! Отметиться! Командиры орудий, ко мне! — приказал Потураев, когда по своей карте определил координаты огневой позиции и через радиста передал их командиру батареи. Сержанты Сердюков и Орасанов, ефрейтор Бакуров подбежали к нему и доложили о своем прибытии. Потураев оторвал взгляд с тонокарты и оценивающе оглядел подбежавших младших командиров.

— Значит, так, товарищи командиры! О противнике мы знаем мало, поэтому быть в готовности вести огонь прямой наводкой. По три ящика снарядов З-ш-1 уложить непосредственно у станин орудий и по пять ящиков осколочных держать наготове в нишах. Сержант Сердюков!

— Я, товарищ старший лейтенант!

— Твоему орудию быть в готовности в любое время развернуть ствол на 180 градусов и стрелять в наш тыл. А остальным, — он посмотрел на Орасанова и Быкова, — в случае нападения из тыла — продолжать вести огонь в сторону нашей пехоты, не отвлекаясь назад, там разберется Сердюков.

Все ясно?

— Так точно! — почти хором ответили командиры орудий.

— По местам!

Сержанты побежали каждый к своему орудию, туда же пошел и Потураев, чтобы лично убедиться в готовности каждого орудия и подбодрить солдат, занимающихся своим нехитрым делом. Одни протирали снаряды и гильзы, другие подносили в указанные места ящики с ними, наводчики фланелевыми тряпочками протирали окуляры панорам и оптических прицелов.

Обойдя все три орудия и убедившись в готовности их расчетов к боевой работе, Потураев вернулся назад к буссоли, установленной в пятнадцати метрах за орудиями, и спросил радиста рядового Баранова:

— Комбат не вызывал?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант! Все тихо!

Тихо пока было в эфире, а в стороне кишлака уже слышались густые автоматные очереди. Стало совсем светло. Солнце ярче и веселее светило над остриями далеких гор, и Потураев внимательно оглядел окружающую их местность. Впереди, сразу за кишлаком Мухамед-Ага, простиралась голая степь, заканчивающаяся стеной высоких гор. До них было километров пять-семь. Справа и слева вдоль дороги, по которой они ехали, также тянулись горы, а в тылу их огневой позиции, позади, метрах в двух, сюда тянулась гряда невысоких, до ста метров, холмов. Вот эти холмы и насторожили Потураева.

— Баранов! Вызови ко мне командира отделения тяги рядового Панина!

Когда Панин прибыл, Евгений указал ему на те холмы и пояснил:

— Слушай, Панин! Не нравятся мне эти горки позади нас. Что на них и за ними — мы не знаем. Бери-ка остальных своих водителей, Ахметова и Мельникова, и займите оборону метрах в семидесяти от нас. Ваша задача: не допустить подхода противника с тыла на огневую позицию, организовать наблюдение за этими холмами и в случае обнаружения какого-нибудь шевеления немедленно открывайте огонь из автоматов, а мы вам пособим пушечкой. Задача ясна?

— Так точно!

— Все! Иди, Панин, выполняй!

В это время радист Баранов начал принимать по рации команды капитана Коростылева:

— Пермь-2! Опорный пункт! Прицел 22, заряд четвертый! Уровень 29–50, основное направление — левее 0–40, первому — один снаряд осколочный — огонь!

Старший лейтенант с блокнотом в руках записывал эти данные и громко передавал их на орудия. Командиры орудий также записывали установки, и наводчики быстро наводили стволы гаубиц в невидимую для них цель, отмечаясь по коллометорам, установленным позади каждого орудия, метрах в трех.

— Первое готово! — доложил Сердюков, когда заряжающий дослал снаряд в казенную часть ствола.

— Первое! — скомандовал Потураев и тут же эхом ему отозвался Сердюков:

— Орудие!

— Выстрел! — крикнул наводчик и нажал на спусковой механизм гаубицы. На четвертом заряде, когда стрельба ведется на небольшое расстояние, чуть больше двух километров, установщики вынимают из гильзы четыре небольших мешочка пороха и на оставшемся заряде орудие стреляет негромко, как бы мягко, не ударяя по барабанным перепонкам обслуживающих его солдат. Через несколько секунд в центре кишлака все, кто был на огневой позиции, увидели разрыв и чуть позже до них долетел его звук. Но противника видел только командир батареи капитан Коростылев, находившийся в цепи вместе с ротой в непосредственном соприкосновении с душманами, упорно обороняясь в захваченныхими домах и встретивших седьмую роту сильным автоматным и пулеметным огнем. Рота залегла. Майор Терещук, обращаясь к Коростылеву, спокойно сказал:

— А ну, Николай, пособи-ка пехотой. Ударь по этим двум крепостям!

Они лежали в какой-то канаве недалеко друг от друга среди солдат роты. Коростылев быстро определил установки для стрельбы и через лежащего рядом с ним радиотелефониста Глазырина передал их на батарею. Снаряд, пролетев над ними, разорвался несколько правее и дальше цели. То, что снаряд улетел дальше, то это Коростылев сознательно чуть увеличил прицел с тем, чтобы исключить случайного попадания его в свою пехоту. Подсчитав в уме корректуру, он передал Глазырину:

— Прицел меньше два! Левее 0–12, веер сосредоточенный! Батарее один снаряд беглый. Огонь!

Потураев тут же передал на орудия необходимые корректуры и все три орудия грохнули почти разом.

— Стой! Записать! Цель первая! Молодец, Женя, точно стрельнул, — уже совсем открытым текстом услышал Потураев в поданной Барановым трубке радиостанции.

7-я рота поднялась вслед за разрывами снарядов и заняла обе крепости почти без снарядов. Оставшиеся в живых «духи» бежали к северной окраине кишлака, но по ним артиллерийский огонь вести было нельзя. Там, откуда они бежали, были и местные жители. Рота дом за домом продвигалась вперед, проверяя все их помещения и дворовые постройки. Коростылев со своим радистом Глазыриным и группой управления майора Терещука зашли в один из дворов дувала. К нему подбежала пожилая женщина, волосы растрепаны и не покрыты платком, что редко увидишь здесь, на Востоке. Протягивая руки вверх, она что-то голосила, обращаясь к Коростылеву, и, не вытирая слезы, то и дело показывала то на свой дом, то в сторону уходивших душманов. Солдат-таджик, находившийся при майоре Терещуке, перевел:

— Она говорит, что бандиты убили ее мужа, забрали с собой их сына и, не успев увести овец, перестреляли их в загоне, а ее избили прикладами. Она посылает на них гнев Аллаха и просит шурави (советских) догнать чужих людей и вернуть ей сына.

Женщина упала головой на грудь Коростылева и он беспомощно оглядывался на своего радиста и майора Терещука, негромко говоря:

— Ничего, мать. Вернем сына, а с бандитами мы справимся с помощью Аллаха!