Захарий Захариев - Верность Страница 25

Галина стала рассказывать о достопримечательностях своей любимой Москвы.

Когда они вышли на площади Дзержинского, она показала ему на большую букву «М», под которой был вход в метро, и сказала, что проводит Горана до станции «Охотный ряд», откуда он легко доберется до аэродрома.

Вечерело. К театрам со всех сторон спешили люди. Но для Горана это уже не было чудом.

— И театры воюют, — сказала Галина. — Только у них особый фронт.

На станции «Охотный ряд» она ему объяснила, что нужно выйти на станции «Аэропорт», на четвертой остановке, и подала руку, маленькую, загрубевшую на ладони руку — Галина работала на заводе, — и Горан не мог отпустить эту руку. Перед ним словно стоял Анатолий и спрашивал его: «На кого оставляешь ее?» А потом как будто бы добавил: «Ничего не бойся. Она здесь не одна». Горан посмотрел в ее глаза, отливающие темным синевато-стальным блеском. Галина осторожно высвободила свою руку, произнесла:

— До свидания… Поезжайте… На четвертой остановке выходите.

Когда Горан вышел из метро, он, вместо того чтобы перейти через шоссе, свернул, следуя за массой людей, вправо и пошел по небольшой улочке. Потеряв представление, где он находится, Горан спросил какого-то паренька лет четырнадцати, как попасть на Центральный аэродром. Паренек удивленно повторил последние его слова, осмотрел иностранного офицера, подумал немного и решительно сказал:

— Пойдемте со мной.

Но вместо аэродрома паренек вывел его на главную улицу, позвал оказавшегося поблизости милиционера и что-то шепотом сказал ему. Милиционер предложил Горану следовать за ним и привел его в стоящее неподалеку одноэтажное здание. Оставив Горана в длинной с несколькими скамьями комнате, он появился примерно минут через сорок. Похлопав по плечу погруженною в свои мысли болгарского офицера, милиционер сказал:

— Вы уж, пожалуйста, извините нас. А теперь мы можем показать вам аэродром.

Два дня в Москве пролетели так быстро и походили на сон. Какими мелкими виделись теперь Горану его прежние мечты, какими примитивными, ограниченными были его представления о мире. Часто он вспоминал о днях, проведенных в Германии, сравнивал то, что видел там и здесь. Тогда немцы упивались своими победами, и это делало их еще более надменными, наглыми, на мир они смотрели глазами завоевателей, на людей других наций — как на своих рабов, людей низшей расы. Горан был направлен в Германию, как офицер союзной Болгарии, но все, с кем он соприкасался, держались с ним высокомерно, с чувством явного превосходства. И вот сейчас он в Москве, в дни, когда Красная Армия одерживает победы, освобождает народы. Бесспорно, это вдохновляло советских людей, но не делало их алчными, не заставляло их смотреть свысока на народы других стран. Напротив! Советские люди очень доброжелательны, хотя они и знают свою силу и силу своей Красной Армии. Вот почему Горан чувствовал себя здесь среди своих.

Чем больше он размышлял о советских людях, тем больше понимал самого себя; он все время о чем-то мечтал, к чему-то стремился, но все его мечты касались только его самого, они были оторваны от чаяний его народа. А вот у советских людей не так — у них у каждого своя жизнь, но в это же время их помыслы и действия невидимо связаны в единое целое. Как они постигли это?

Все эти размышления как будто приглушали тоску о погибшем друге. Все, что Горан наблюдал и слышал, напоминало ему о нем. Анатолий знал свою цель в жизни и неустанно шел к ней. И эта цель была не только его личной, но и общей. Такую цель видел сейчас перед собой и Горан — принять участие в одном общем деле, которым были заняты все народы, — положить конец преступной войне, развязанной фашизмом. Смысл жизни, значит, заключался в том, чтобы в любой момент находиться там, где ты необходим.

С этим чувством Горан повел группу совсем новых истребителей Як-9 и после одной промежуточной посадки взял курс на Софию.

Когда до аэродрома оставалось уже недалеко, Горан на большой скорости пошел на снижение. Со страшным ревом его самолет пронесся над бетонной полосой, затем резко взмыл вверх и скрылся над Софией.

На аэродроме их ждали генерал Нанчев, полковник Биримиров, капитан Апостолов, много летчиков и техников. Увидев первый самолет, генерал толкнул Биримирова и сказал:

— Это ваш Златанов.

— Не может отказаться от своих фокусов.

А Горан хотел только взглянуть на аэродром в Малораде и посмотреть, там ли еще находится советский истребительный полк…

Все посадки были совершены умело и четко. Встречающие восхищались, комментировали. Доложив о прибытии, Горан показал командирам самолеты, ознакомил с приборами, обратив внимание на то, как позаботился конструктор об удобствах для летчика в управлении чудесной машиной.

— Сейчас я ни за что на свете не согласился бы летать на немецких Ме-109, — заметил он, посмотрев на генерала Нанчева.

Нанчев все еще испытывал неприязнь к этому доставившему ему столько неприятностей летчику, хотя к ней и примешивалась доля восхищения.

— Советую вам, поручик Златанов, воздержаться от подобных высказываний. Летчик летает на том, на чем ему прикажут, — строго сказал Нанчев.

Замечание было правильным. Самолеты Ме-109 все еще имелись на вооружении в болгарской армии и еще могли сослужить полезную службу. Горан кивнул головой в знак согласия и, вопреки ожиданию генерала услышать возражение, обратился к Нанчеву:

— Господин генерал, прошу разрешить мне через несколько дней отправиться на фронт.

— Только что вы не желали летать на Ме-109, а теперь хотите идти на фронт. Но там сражаются на «мессерах», поручик!

— Я не пояснил вам, господин генерал. Когда я сказал, что хочу летать на Як-9, я имел в виду один определенный самолет, оставшийся без летчика… Прошу направить меня в советский истребительный полк подполковника Ефимова…

Полковник Биримиров посмотрел на капитана Апостолова. Оба они уже догадывались, откуда идет это желание у Златанова, но его просьба казалась им все-таки невыполнимой.

Генерал, поморщившись, твердо отрезал:

— Вы нужны здесь. И вообще, поручик Златанов, вы руководствуетесь разными выдумками.

Полковник Биримиров дал знак Горану, тот щелкнул каблуками, повернулся и отошел, продолжая мысленно возражать генералу: «Выдумки! Нет, господин генерал, это не выдумки! Просто не стоило именно сейчас поднимать этот вопрос. Неужели я провалил все?!»

А в это время Биримиров говорил генералу:

— Желание поручика Златанова похвально, господин генерал. Если генерал Судии даст согласие, мы ничего не потеряем. Болгарский летчик впитает боевой опыт советских летчиков. Что может быть лучше этого для нас? Полагаю, что такую просьбу можно удовлетворить.

Капитан Апостолов, внимательно слушавший разговор, поддержал полковника Биримирова:

— Желание бить врага — право каждого гражданина, и мы не должны препятствовать ему.

— Право есть право, но когда и где оно будет проявлено, это вопрос, который решает командование, — возразил генерал. — Что касается ваших доводов, — повернулся он к полковнику Биримирову, — я нахожу их убедительными, в принципе. А вот следует ли направлять непременно поручика Златанова или кого другого, это мы еще подумаем.

— Правильно, — согласился полковник Биримиров. — Но поручик Златанов был в дружбе с советскими летчиками и, как он сам дал понять, хотел бы заменить на самолете своего погибшего советского товарища… Это же тоже важно…

Генерал задумался. Он вспомнил об истории с Николом, о великодушии советских офицеров по отношению к нему, и это заставило его быть разумным. Он позвал Горана, стоявшего в стороне.

— Мы посоветовались, поручик Златанов, и решили удовлетворить вашу просьбу. Я слышал от полковника Биримирова, что в полку подполковника Ефимова у вас был друг и что он погиб.

— Так точно, господин генерал. Поэтому я и хотел бы получить направление туда.

— Не возражаю. Полковник Биримиров уладит вопрос с генералом Судиным. Вы за это время передайте самолеты и подготовьтесь к отбытию. А за успешное выполнение задачи благодарю вас. Желаю вам успехов в предстоящей боевой деятельности. — Генерал подал Горану руку, закончив на этом разговор. — А вы завтра к двенадцати будьте у меня, — добавил он, обратившись к полковнику Биримирову.

20

Истребительный полк подполковника Ефимова перебазировался на новый аэродром, ближе к линии фронта.

Началась операция по освобождению Белграда. В этот день низкие облака и ограниченная видимость не позволили выполнять боевые задачи. Инженеры и техники воспользовались плохой погодой и принялись за ремонт материальной части.

Подполковник Ефимов разговаривал у себя на командном пункте с только что прибывшей новой радисткой Галиной Лялиной. Он умышленно вел разговор только о предстоящей работе — память есть нечто священное, и иногда лучше не касаться дорогих воспоминаний. Подполковник с минуты на минуту ожидал прибытия самолета Ли-2, вылетевшего час назад из Софии. Такие самолеты пилотировались опытными летчиками гражданского воздушного флота, и при очень сложных метеорологических условиях им разрешалось делать посадку на военных аэродромах. Ефимов знал, кто прилетит самолетом, но ничего не сказал новой радистке. А она отвечала на его вопросы сдержанно и точно. «Такая же, как и ее брат…» — подумал подполковник.