Владимир Полуботко - Железные люди Страница 26

Уже на подходе к ярко-оранжевым пятнам выяснилось, что это люди. Неизвестно откуда взявшиеся в этой бухте с пустынными скалистыми берегами. Шпионы, что ли?

А ведь могли быть и шпионы очень даже и запросто. На торпедных стрельбах, которые проводились в прошлом году недалеко от Петропавловска одна наша подлодка пальнула сдуру учебною торпедою куда-то совсем не туда, куда надо — ей померещилось, что учебная подводная цель где-то там движется, где её-то и быть не могло. Потом кинулись — никакой цели и нету. Исчезла в неведомом направлении! Да и была ли вообще?

— Куда ты стрелял, мать-перемать! — орали потом на командира подлодки. — Не было там никакой цели!

— Да как же не было, — возражал командир, — когда мы в том направлении зафиксировали!..

— Что вы там зафиксировали, когда там не было ничего?! И быть не могло! Пить надо меньше! А если и пить, то закусывать!

В указанном месте стали искать учебную торпеду.

И нашли.

Она была с явными следами от того удара, который был нанесён ею по непонятному металлическому подводному объекту.

Что за чертовщина?!

Отправили торпеду в Москву. На экспертизу, чтобы узнать, обо что она тогда ударилась. Обо что помялась и поцарапалась.

С помощью микроанализов узнали: на торпеде были следы от соприкосновения с очень сложным и очень дорогим металлическим сплавом, точного соответствия которому у нас в стране, нет, но из которого, согласно данным нашей разведки, сделан корпус такой-то американской атомной субмарины.

Стало быть, она, находясь в наших территориальных водах, тайком следила за нашими торпедными стрельбами!

Тогда этот случай всех очень неприятно поразил.

Так кто же это теперь плывёт там? Эй, вы!

Оба пловца заметили, что к ним приближаются. С борта подплывающего кораблика на них были наставлены дула автоматов.

Один из пловцов замахал обеими руками, второй — почему-то лишь одною рукой. Этот последний и грёб так же — лишь одною рукою. Другою же он с непонятным упорством держался за неприличное место. Оба кричали на русском языке, что, мол, они свои, и просили не стрелять.

Насчёт того, что это свои, верилось с трудом. Больше верилось в то, что это вражеские диверсанты. В этой связи поступило даже предложение сначала на всякий случай прикончить обоих пловцов, которые, вне всякого сомнения, вооружены до зубов, а уж только потом разбираться с ними.

После некоторых колебаний предложение было отвергнуто. Тогда поступило другое предложение: подстрелить, искалечить и только затем затаскивать на борт окровавленные тела и разговаривать с ними.

Было отвергнуто и это предложение.

Таинственных пловцов подцепили баграми и, держа их на прицеле, втащили на палубу.

Оба не проявляли никакой агрессивности и оружия при себе не имели. Моряк, о котором мы знаем, что он — Мерзляков и русский по национальности, изъяснялся с задержавшими его — на чистом русском языке. Но и тот второй моряк, о котором мы знаем, что он по фамилии Лесничий, а по национальности молдаванин, на своё счастье, говорил на неродном языке точно так же чисто, без малейшего акцента. Вот что значит Империя! Все общаются между собою на одном языке — военном, государственном, имперском — и знают, что Родина у них одна. Вот и оба моряка — русский и молдаванин — знали теперь, что утонувшая подводная лодка — их общее горе, их общая забота… Оба были живы-здоровы. Вот только у одного водолазный костюм лопнул в районе паха, и поэтому-то ему, пока он был наплаву, и приходилось всё время придерживать прореху, чтобы туда не захлёстывала вода.

— Кто вы такие? Спортсмены, что ли? Или шпионы?

— Я — мичман Мерзляков…

— Я — мичман Лесничий…

— Откуда вы взялись, откуда приплыли?

— Наша подводная лодка… затонула. Мы — оттуда… Передайте в штаб: лежим на грунте… Четвёртый и пятый отсеки — затоплены…

(О том же, что к этому времени был затоплен ещё и третий отсек, они, конечно, знать не могли.)

Им поначалу не хотели верить.

Моряки достали из-под фесок свои записки, предъявили свои личные документы.

Их прочли: мичман Мерзляков, мичман Лесничий… а в записках — то самое, что они и говорят… Подпись. Печать.

Хотя и так уже было понятно: эти люди, вынырнувшие со дна морского, не врут.

О случившемся было тотчас же передано по радио на один из боевых кораблей, находившийся в районе учений.

Там очень долго не хотели этому верить и поэтому не решались разбудить очень грозного и нервного адмирала Алкфеева, который не любил, чтобы его тревожили по пустякам. И особенно во время его драгоценного сна. Но всё-таки спустя пару часов — разбудили и доложили. Алкфеев был человеком, чья феноменальная бессовестность равнялась лишь его невежеству; он обматерил будильщиков, повернулся на другой бок и заснул снова. Его опять разбудили и повторили полученное сообщение. Опять — мат-перемат… Часа через два Алкфеев окончательно продрал глаза и вроде бы как что-то стал соображать. Потом ещё часов этак несколько он думал о том, что всё это означает, не брехня ли это, и что нужно делать, когда такое случается. Наконец он смекнул (после многочисленных подсказок), что случившееся имеет планетарный масштаб и попахивает атомным взрывом.

Махнул рукой и велел передать неправдоподобное сообщение в Петропавловск-на-Камчатке.

И лишь после этого страшная весть перелетела в Москву.

И тогда уже была объявлена тревога по флотилии.

И по всему Тихоокеанскому флоту.

И по трём другим флотам Союза Советских Социалистических Республик — тоже.

Из Петропавловска к месту катастрофы первыми двинулись эсминцы, которым ещё предстояло установить точное местонахождение затонувшей подлодки; следом пошли спасательные суда с водолазами и боевые корабли.

Из Владивостока тоже вышли спасательные суда. И только им и было под силу поднять эту затонувшую громадину. Нигде больше на советском тихоокеанском побережье не было такой мощной техники. А путь-то от Владивостока до Камчатки — не близкий! Но шли на выручку быстро — на самых предельных скоростях.

Глава двадцать третья

Солнце — для всех!

Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медномСводе небес, чтоб сиять для бессмертных богов и для смертных,Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

Атомная же подводная лодка «ДЕРЖАВА» тем временем тихо лежала на мягком грунте под сорокапятиметровою толщею воды.

Восемь ракет, установленных под углом в тридцать два градуса, тоже мирно дремали вместе со своими ядерными боеголовками в своих контейнерах. Контейнеры же лежали в передней верхней части подлодки в пространстве между прочным корпусом и корпусом лёгким. И ни о чём они не беспокоились — ни ракеты, ни контейнеры, ни боеголовки. Были они в полной исправности, и им было глубоко наплевать — куда, когда и в кого стрелять. «Наше дело маленькое, — думали они. — Прикажут — пальнём. А не прикажут — так и не пальнём. Мы — не злые и не добрые. Мы — бездушные. Люди создали нас — вот им и заботиться о том, как нам проводить своё время: на складе, в порту, в походе, в полёте к цели или лёжа на дне океана. Что же касается товарища Гелиоса, который сейчас выкатил на небо в своей колеснице, то нам начхать даже и на него; пусть себе самозабвенно сияет, для нас никакой разницы не существует — что он есть, что его нету».

Там, на берегу, в базе атомных подводных лодок, стоят поблизости два здания.

Одно — учебный центр для ракетчиков.

Другое — служба радиационной безопасности.

Плакат на первом здании гласит:

ВСЕ РАКЕТЫ — В ЦЕЛЬ!

А плакат на втором сообщает:

НАША ЦЕЛЬ — КОММУНИЗМ!

И оба плаката — рядышком.

Куда уж бездушной технике разбираться, где там цель, а где не цель, если даже и сами люди не способны сделать это!

Потому не так давно и была там такая авария, при которой пришлось выстрелить ракетой в сторону Тихого океана. А на ракете была ядерная боеголовка. Люди только успели ей приказать на своём особом техническом языке: ты ж там смотри, не взрывайся, когда долетишь! Она и не взорвалась — выполнила приказ. Уже на другой день об этом выстреле знал весь Петропавловск, и люди были в ужасе, что атомный взрыв мог произойти совсем близко, пусть и не в самом городе, но ведь рядом же! А чего тут ужасаться? Нам прикажут — взорвёмся и в городе. В этом или в другом. А не прикажут — так и не взорвёмся. Тут и беспокоиться не о чем!

И одному из двух атомных реакторов на затонувшей подводной лодке — тоже не о чем было беспокоиться.

Хоть взрывай его, хоть топи на дне Марианской впадины — всё ему было до одного места.

По своим собственным каналам из самых высочайших инстанций он точно знал: взорваться ему — не судьба. Моряки-энергетики из четвёртого отсека успели заглушить его перед тем, как их захлестнула вода и они утонули в ней.