Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая Страница 26

Глава двадцать первая

По некоторым довольно серьезным соображениям я не назову полностью города, куда направилась наша бродячая труппа. Обозначу его просто начальной буквой Б. Свои ощущения мне бы хотелось передать сильнее, ярче, поэтому пусть читатель поверит на слово, что такой город существовал. Сейчас в новой социалистической Румынии, конечно, такие города, как этот, далекое прошлое. Но тогда, в 1944 году, это был типично капиталистический город — ибо во время войны туда съехались из разных мест торговцы и спекулянты.

Первый человек, встретивший наших артистов при въезде в Б., предложил купить самопишущую ручку.

Второй человек поинтересовался, не продают ли они лошадей. Получив отрицательный ответ, тут же предложил купить у него седло.

Подбежавшая торговка баранками соблазняла их качеством товара: связки баранок висели у нее на груди в несколько рядов, как бусы. Одновременно она вынула из-за необъятной пазухи дамские туфли и совала их Катеньке, уверяя, что такой замечательной обуви не найдешь во всей Европе.

Заметьте, артисты только въезжали в город, а уже были окружены толпой галдящих торговцев. Они сбегались со всех сторон и предлагали всевозможные товары, начиная от колоды шелковых карт и партии губных гармошек и кончая огромным догом, известным медалистом весьма меланхолического вида. Дога усиленно предлагал Петру Петровичу приобрести представительный господин в лакированных туфлях на босу ногу. Он уверял, что такой дог незаменим в дороге.

Откровенно сказать, наши артисты не прочь были приобрести кое-какие сувениры, но в такой сутолоке вряд ли можно что-нибудь спокойно выбрать.

Кроме того, они хотели сначала обеспечить себя ночлегом, так как приближался вечер. К неудовольствию торговцев Иван Степанович решительно тронул лошадей. Экипаж с трудом пробивался по улице.

Какой-то седовласый джентльмен бодро вскочил на подножку коляски и предложил купить у него дом с мебелью или снять его в аренду на двадцать пять лет.

Иной недоверчивый читатель, верно, думает: «Вот врет, вот врет человек». Не вру. Клянусь честью, не вру. Боже мой! Я сам там купил для дочки скрипку Страдивариуса с вклеенной внутри бумажкой на латинском языке, удостоверяющей, что инструмент сделай в таком-то году от рождества Христова в Кремоне великим мастером. На самом деле скрипка оказалась самой грубой подделкой. Желающим я готов показать ее, она висит у меня на стене как память о тех днях. Могут задать еще один недоуменный вопрос: на каком языке объяснялись торговцы с актерами? Уверяю вас — на русском, здесь многие его знали. Я сам и мои товарищи разговаривали по-русски. Очевидно, или отцы торгашей, или они сами были выходцами из старой России.

С величайшим трудом артисты добрались до центра, где располагалась комендатура. У коменданта взяли направление в полицию, чтобы им отвели квартиру в частном доме.

В полиции (говорить или нет?) секретарь, весьма молодой человек, к которому обратились артисты, первым делом предложил им купить полдюжины лионских носовых платков. (Петр Петрович купил их, чтобы не осложнять отношений с полицией.)

Другой полицейский, тоже юношеского возраста, усевшись за кучера, с гиком погнал лошадей по улице. Странное дело! Толпы торгующих поспешно расступались. Власть все-таки есть власть, хоть и временная, образовавшаяся на развалинах старой.

Разбитной кучер-полицейский по пути на минутку останавливал лошадей и успевал заключить коммерческие сделки с подбегавшими к нему торговцами.

— Бритвы Золинген. Вне конкуренции. Сто!

— Беру семьдесят пять.

— Восемьдесят, и не леей меньше.

— Беру.

— Две сотни пачек сигарет.

— Беру.

— К вечеру доставлю.

Петр Петрович только ахал и качал головой. Капиталистический город начинал пугать его.

Квартира в частном доме явилась новым испытанием для артистов. Хозяин квартиры, крупный коммерсант парфюмерных товаров, выставил на стол дюжину разнообразных флаконов с духами, утверждая, что все они доставлены непосредственно из Парижа. Один флакон он тут же, очевидно в целях рекламы, подарил Катеньке.

У Петра Петровича и Ивана Степановича он осведомился, нет ли у них табаку.

— У вас тоже недостаток табаку? Мы вам дадим пачку, — с готовностью предложил добряк.

— Ах нет, — поморщился коммерсант. — Вагон, полвагона. Я — оптовик.

Это был действительно какой-то сумасшедший город. Город, ничего не производящий, самозабвенно торгующий, покупающий и продающий все что угодно.

За обедом, которым угостил актеров гостеприимный коммерсант, Петр Петрович выразил удивление, что в городе так много торговцев.

— Да, у нас почти все торгуют. Сюда съехались со всей округи. Кто спасался от немцев, кто от вас. Искали какой-нибудь тихий городок в стороне. Приехали с капиталами. Что же прикажете здесь делать, как не торговать?

— Но позвольте! Кто-то должен производить предметы, которыми торгуют.

— Производят в других городах, в деревнях, а мы торгуем.

— А кто же покупает, если все торгуют?

— Да сами же мы покупаем и торгуем друг с другом.

— Непонятно. Разве так можно, ничего не производить и только торговать?

— Почему нельзя? Я, например, куплю партию духов по пятнадцать лей за флакон, а продам по пятнадцать с половиной. Уже барыш. Могу есть хлеб с маслом. Торговец, которому я продал, продаст другому по шестнадцати. Тоже живет.

— Хорошо. Кто же в конце концов покупает?

— А деревня на что? Деревня и продовольствие поставляет и покупает все, что предложим.

— А еще кто?

— Помещики. Тоже поставляют нам продукты, и мы им доставляем, что им угодно.

Петр Петрович был совершенно обескуражен сообщением хозяина. Ну и заграница! Плут помещик, город, где все надувают друг друга, все торгуют и никто ничего не производит, что же это такое? Вот сидит с ними за столом приятный на вид человек, они у него на постое, солидный господин, солидно разговаривает, смеется, а ведь в душе, наверное, думает: что бы им такое всучить?..

Где же честь? Совесть? Что здесь не продается?

Потрясенный Петр Петрович, сославшись на головную боль, вышел из-за стола и рано улегся спать.

Утром артисты прошлись по городу.

Торговля бушевала вовсю. На окраине торговцы окружали крестьянские воза, покупали все оптом, отчаянно торгуясь и перебивая товар друг у друга. Те, кому удалось купить из первых рук, перепродавали с наценкой другим оптовикам. Те в свою очередь развозили товар по магазинам, по палаткам.

— Капитализм! — шутили актеры.

Петр Петрович задыхался от негодования, глядя на торговое безумие, и все-таки не удержался и купил с рук приглянувшиеся ему часики в подарок сестре Агнии Петровне. Часики намертво встали ровно через полчаса. Он долго разыскивал обманщика — того и след простыл.

На главной улице почти у каждого дома стояли группки людей, шушукались, переговаривались, выхватывали блокноты, что-то записывали, вырывали листки и передавали друг другу. Весь город походил на большой биржевой зал, где производятся сделки. К актерам то и дело устремлялись: не угодно ли им что-нибудь купить или продать. Небрежным жестом из карманов вынимались самопишущие ручки, часы, дамские чулки, кольца, браслеты…

Обманутый Петр Петрович отмахивался от торговцев, как от назойливых мух.

Заметив вывеску «Кафе», артисты решили заглянуть туда. Заняли столики, к своему удивлению, увидели, что кафе тоже своего рода биржа. Здесь стоял дикий торговый гвалт.

— Ужас! Ужас! — восклицал Петр Петрович. — Надо скорее бежать отсюда.

Иван Степанович не проявлял такого бурного негодования, он снисходительно поглядывал на уличных биржевиков, кислая улыбка не сходила с его лица. Он как бы давал понять, что капитализм есть капитализм и ничего иного он не ожидал увидеть.

Катенька, наоборот, проявляла большое любопытство, с интересом разглядывала дельцов, прислушивалась к разговорам, то и дело хватала за рукав Петра Петровича или Ивана Степановича и шептала им: «Смотрите, смотрите, что они делают, один что-то написал и передал другому, а тот дал ему взамен пачку денег».

— Обычная сделка, — пожимал плечами Иван Степанович, — один купил, другой продал.

— Жульничество! — пояснял Петр Петрович, ощупывая в кармане остановившиеся часы.

Знакомство с капиталистическим городом отняло целый день.

Рано утром на следующий день артисты покинули город Б.

На прощание коммерсант предложил им купить у него ящик парижских духов, уверяя, что они могут сделать хороший бизнес и с большой прибылью перепродать духи в Москве. Артисты вежливо отказались, объяснив, что им предстоит еще длительное путешествие.

— В таком случае вы, может быть, купите у меня тысячу тюбиков губной помады? — предложил неисправимый торговец. — О, это портативно, почти не занимает места.