Семён Борзунов - С пером и автоматом Страница 26

Снова риск

В очередную командировку Чапичев отправился вместе с Деревянкиным. Редактор на прощание сказал:

— Одного тебя отпускать боюсь. Чего доброго, еще останешься в полку, и тогда некому будет готовить литературные страницы. А мы без них теперь не можем.

Поздно вечером журналисты добрались до батальона, который занимал оборону на самом боевом участке дивизии. Только что была отбита очередная атака гитлеровцев, и солдаты, подгоняемые жгучим морозом, разошлись по блиндажам и укрытиям. В одну из ротных землянок незаметно вошли и корреспонденты. В ней было темно и душно. Солдаты шумно спорили, что-то доказывали друг другу, делились впечатлениями минувшего боя.

Корреспонденты незаметно вытащили блокноты и стали записывать эти бесхитростные рассказы, считая, что им повезло.

— Начало нашей командировки удачное, — сказал Чапичев. — Значит, и дальше все будет хорошо, чует мое сердце.

К утру Деревянкин и Чапичев добрались до штаба полка. Познакомившись с обстановкой, они тут же, не сговариваясь, заявили, что им необходимо принять непосредственное участие в вылазке за «языком». Иначе, мол, не напишем со знанием дела, так, чтобы взволновало других. Командир посмотрел на часы и сообщил, что до выхода на задание осталось полчаса: «Вы вряд ли успеете подготовиться к такому важному и ответственному заданию».

— Да мы давно уже готовы, — сказал Чапичев.

— Готовы, говорите, — усмехнулся командир и махнул рукой. — Ладно, берите мою машину: на ней вы быстро доберетесь до разведчиков.

…Отряд разделился на две боевые группы.

Минометчики заранее подготовили путь разведчикам: все поле исковыряли минами, что называется, распахали снежную целину. И теперь разведчики, одетые в маскхалаты, легко прятались в воронках от снарядов.

Как только стемнело, обе группы выбрались на открытое поле и поползли в указанных направлениях. Немцы выпустили ракету, и вслед за ней в воздухе повис яркий фонарь. Разведчики застыли на месте.

Деревянкин увидел недалеко от себя пулеметную точку. Он мог приложить автомат к плечу и расстрелять гитлеровцев, но приказано было действовать осторожно, тихо. Немцы сами открыли стрельбу. А под шум стрельбы убрать вражеского пулеметчика было проще. Но он помнил железное правило разведчиков. Командир взвода повторил его перед выходом: «Не поддавайтесь провокациям и панике, когда враг поднимет стрельбу. Влипните в землю. Переждите и опять ползите.

Чаще всего враг стреляет наугад, не видя никого впереди».

И выдержка спасла. Немцы угомонились. Фонарь долетел до земли и погас.

В это время вторая группа подползла к лесной опушке. Каждый куст и бугор мог оказаться вражеской огневой точкой, и разведчики должны были проскользнуть незаметно для врага, не выдавая себя.

Вдруг впереди метнулись четыре тени. Чапичев стал внимательно наблюдать. Неизвестные перебежали через овражек. Постояли. Пошептались. «Разведчики врага, — подумал политрук. — Надо что-то предпринять. Но что? Командир лежит, как застывший намет снега».

Неизвестные перебежали к следующему кусту.

Командир подполз к Чапичеву и в самое ухо:

— Следите за ними. Как только вплотную подойдут к нашим, крикните одно слово «четверо» и замрите, чтоб свои не подстрелили.

Чапичев обрадовался такому поручению.

Между тем немцы снова повесили фонарь. На этот раз далеко впереди. Яков понял, что они освещают путь своей четверке.

Вскоре стрельба утихла. Четверка немцев топталась на одном месте. «Землю роют, — подумал Яков. — Окапываются. Значит, хотят здесь и на день остаться, чтобы наблюдать за нашим передним краем с близкого расстояния. Землю они потом присыплют снегом и ее не заметишь…»

Пока немцы скребли лопатами землю, он стал от них удаляться, брать правее, туда, где лесистее. Теперь его беспокоило другое: свои могут принять за неприятельского лазутчика и сразить очередью из автомата.

Не успел он подумать, как на него кто-то навалился, зажал рот, чтоб не кричал, и заломил за спину руки. Связали и потащили. Через несколько минут его опустили в глубокую траншею, забитую людьми. Едва Чапичеву открыли рот, как он сразу же крикнул:

— Их четверо! Окапываются недалеко от того места, где вы меня взяли.

— Товарищ корреспондент, простите, — извинялся командир роты.

— Ваши люди действовали правильно, — отмахнулся Яков и стал подробно рассказывать обо всем, что видел.

Разведчики тотчас же отправились вместе со своим «пленным» туда, где окапывались фашисты, и на глазах у Чапичева бесшумно взяли их. Так же тихо они были доставлены в наше расположение.

Удачно прошел поиск «языка» и в первой группе, в составе которой действовал Деревянкин. Разведчики пробирались очень осторожно, используя для маскировки каждый куст, каждую складку и бугорок. Они засекли несколько огневых точек врага. Но продвигаться мешал пулемет врага. Решили подползти к нему и закидать дзот гранатами. Сержант Измайлов и Деревянкин вызвались разделаться с пулеметом. Они осторожно ползли вперед, прислушиваясь к каждому шороху.

— Фашисты! — услышав чужие голоса, тихо произнес Деревянкин.

Действительно, метрах в десяти, в воронке от снаряда, сидели гитлеровцы.

Спрятавшись за бугорок и распределив между собой обязанности, Измайлов и Деревянкин терпеливо ждали. Наконец один немец выбрался из воронки и, пригнувшись, уверенно пошел в направлении нашей засады. Вслед за ним, на расстоянии трех-четырех метров, появились еще двое. Как только первый гитлеровец поравнялся с разведчиками, Деревянкин и Измайлов внезапно навалились на него, выбили из рук оружие, заткнули рот и связали. Остальных уничтожили автоматным огнем…

Захваченный фашист сообщил нашему командованию важные сведения.

Чапичев проснулся первым. Он увидел, что в землянке под охраной часовых сидели пятеро немцев. «Четыре наша привела, пятого — группа Деревянкина», — подумал Яков.

Заметив офицера, пленные фашисты вскочили и испуганно смотрели на Чапичева.

Политрук всматривался в лица врагов, стараясь понять, кто заставил их идти воевать.

— Гитлер капут, Гитлер капут, — торопливо лепетали немцы, стараясь расположить его к себе, отказываясь от своего бесноватого фюрера.

Чапичев понял, что фашистские вояки храбры тогда, когда пьяной оравой идут за танковой броней.

Он не хотел разговаривать с пленными немецкими солдатами и вышел из землянки. Пристроился на огромном пне. Достал блокнот и торопливо записал: «Наступление». Он должен написать такую поэму. Написать о танкисте Потапове, артиллеристе Можарове, разведчиках, своих новых знакомых. Каждый из них сделал все возможное, чтобы приблизить победу. Будет наступление. Живые будут мстить за своих погибших товарищей, шагнут от линии фронта, бросят свои обжитые землянки и окопы, чтобы без устали гнать ненавистного врага.

Чапичев не успел закончить вступительную часть, как пришлось ехать к саперам. Но он не сетовал на редактора газеты, считая, что ему надо больше бывать в разных подразделениях, писать обо всем, о том, как воевали, делили вместе радости и невзгоды.

…Саперы третью ночь пытались разминировать пойму реки для пехотинцев, которые должны были занять деревню. Пробовали обойти минное поле. Но за огромной сосной, разбитой снарядом, находился вражеский пулемет.

Побеседовав с солдатами, Чапичев обратился к командиру подразделения с просьбой разрешить ему уничтожить гранатой немецкого пулеметчика.

Командир внимательно посмотрел на корреспондента и резонно заметил:

— Даже чемпиону мира и то не добросить, а вам тем более!

— А если все же попробовать, — не унимался Чапичев и, задорно сверкнув смоляными глазами, попросил гранату.

— Пробовали уже. И не раз.

— Тут нужно хитрость применить, отвлекающий момент, так сказать, устроить. Вот я и хочу попробовать обвести фрица. Вы здесь курите, дымите посильнее и на меня не обращайте внимания. Следите только за немцем. Да и меня не подстрелите, когда буду разыгрывать перебежчика…

— Будет все в порядке, обеспечим, — наконец поняв замысел Чапичева, ответил командир.

— Как только в их окопчик влетит моя граната, сразу: «Ура!» — и вперед!

— А если не поверят?

— Поверят. Я ведь без автомата пойду. А гранаты спрячу в рукаве шинели.

— Ну, что ж, попробовать, конечно, можно, — сказал командир после некоторого раздумья. — Но ручаться за них нельзя. Эта затея может окончиться плохо.

— Война есть война!

— Так-то оно так, но все же…

Чапичеву дали две гранаты. Он тут же снял с себя маскхалат и пошел в дальний конец траншеи.

Теперь свои его не видели. Зато немец, сидевший за пулеметом, сразу же заметил одинокую фигуру.