Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед Страница 26

— А если скорпион, змея?

В ответ Лозинский только махнул рукой.

— Раздевайся и ты, — посоветовал, — чего паришься? Видишь, как солнце с самого утра вызверилось?

Да, было по-летнему жарко. Еще по небу ходили грозовые тучи, обещавшие к обеду освежающий ливень. Скоро они исчезнут до следующего года. А пока еще терпимо. Журчала мутная вода в арыке на краю пшеничного поля, все вокруг зеленело свежо и ярко. Вдали у самой пакистанской границы блестела на солнце извилистая река Кунар… Голубое небо подпирали заснеженные вершины. Если бы не эти богом забытый кишлак и высокие чужие горы, трудно было бы поверить, что здесь идет война. Но о ней напоминало все кругом — и крупнокалиберный пулемет на крыше глинобитного дома, и взорванная, сгоревшая машина на краю дороги, и словно вымершие окрестности. Из кишлака ушло большинство жителей. Поэтому странно было видеть открытый дукан и черноволосого мальчишку, сидящего у двери и предлагающего свой товар, на который никто не обращал внимания.

У палатки Ивановского Степанов стал свидетелем такой сцены. Майор никак не мог понять причину визита к нему двух афганских солдат. Позвали переводчика. Афганцы принесли с собой кислое молоко в обшарпанном сосуде, лепешки, зелень…

— Что это они? — изумился Ивановский.

Переводчик пояснил:

— Их командир в знак дружбы посылает вам завтрак. Здесь так заведено. До этого в ущелье стояла пехота, так наш комбат принимал угощение афганского коллеги.

Лицо Ивановского нервно передернулось:

— Поблагодари. И пусть идут к себе.

Не успели афганские солдаты отойти на десяток метров, как майор подозвал проходившего мимо десантника:

— Ефрейтор, принесите лопату и закопайте вот это, — офицер брезгливо показал на подношение.

«Они же слышат, — подумал Степанов, — а если кто знает русский язык? В конце-концов, могут увидеть… Неудобно… Так вот прямолинейно, в лоб…»

— У меня красивая жена и здоровые дети, — как бы прочитав мысли старшего лейтенанта, проговорил Ивановский, — мне дорого и свое здоровье, и их. Да и не нуждаюсь в подачках. Лучше бы воевали, как следует…

Степанов промолчал, хотя в душе одобрил слова замкомандира полка. Крут, горд, неприступен. Но молодец. Марку высоко держит.

К обеду и в самом деле пошел ливень. Но он скоро прекратился, и вновь засияло солнце. Была суббота. Туманов предложил Степанову позагорать. Растянулись на солдатском одеяле у арыка. Лениво болтали о прежней жизни, о политике, о душманах. Олег, неистощимый выдумщик, поэт и художник, рассказывал очередную историю:

— Приходим в кишлак. Ни души. И вдруг на стене дома картина. Черти, нарисовали искусно. Леонид Ильич держит на цепи Колю Боброва. А тот, стоя на четвереньках, со штампом на ляжке «КГБ», яростно лает на душмана — этакого красавца: тот в чалме, весь в патронных лентах, с бородой… А у Коли между ног вот такие… — Туманов поднял за горловину лежавшую на краю одеяла фляжку с чаем, тряхнул ее так, что внутри булькнуло.

Оба засмеялись.

— Я и говорю, — продолжал Эдуардыч, — ребята, давайте краску. Быстренько замазал лица, загрунтовал и нарисовал дядюшку Сэма и Гульбеддика Хекматиара. Как будто так оно и было. И поехали. Через несколько дней проезжали мимо. Завернули. Снова Леонид Ильич и Коля. «Ладно, — говорю, — краска еще осталась?» И опять нарисовал ту же картину. Только с некоторыми более откровенными деталями. Все со смеху умерли. И ты знаешь? — Туманов, поджарившись на солнце, перевернулся с одного бока на другой. — Опять попадаем в этот кишлак. Но странное дело — ни рисунка, ни стенки…»

— Обидились, наверное.

— Да уж, видно, не без того…

Помолчали.

— А то вот, Леш, еще такой случай, — вспомнил замполит, согнав с лица улыбку. — Нашли пещеру. В ней душманское хозяйство. И знаешь, там оказалась сумка погибшего доктора лейтенанта Зайцева. Такое зло взяло… Предлагаю Москвину: «Рванем, Слав, это логово…»

«Хорошо, — говорит, — но надо сделать с умом. Слышал про «адскую машину»? «Еще бы!» «Сейчас мы ее и соорудим…»

— Дай фляжку, — прервал рассказ Туманов.

Он сделал несколько глотков, затем вытянул из потертой пачки «Охотничьих» сигарету:

— Будешь? Нет?.. Тогда слушай дальше. Ребята-саперы работают, а у меня такое чувство, что кто-то все время смотрит в спину. Аж лопатки сводит. «Засветят, — думаю, — и знать не будешь, откуда.» Сказал об этом Москвину. А он: «Конечно, наблюдают. Народ любопытный: азиаты. На это и расчет. Наверняка душманы придут посмотреть, что здесь делали шурави…» Заминировали пещеру и пошли дальше. Минут через пятнадцать как грохнет!.. Мы переглянулись с Москвиным: «Это вам поминки по Зайцеву. Чистой души был офицер…»

Лица друзей омрачились.

— Слушай, Эдуардыч, я уже сгорел до волдырей, — проговорил Степанов. — Пойдем. Надо связаться с Кабулом. Узнать, когда придут «вертушки». Может, выпрошу у Преснякова пару дней. Хочу с вами в рейд…

— Сходи, интересно будет. Что рассказывать — сам все увидишь. Узнаешь, какие это вояки — афганские солдаты. Я в прошлом рейде главаря засек. Он высунулся по пояс и командует. Только прицелился — бежит сломя голову афганец. Автомат бросил и орет: «Душман, душман!..» Я и не успел выстрелить. А главарь уже скрылся… Надо было в этого…

— Солдат, убегающий с поля… — задумчиво проговорил Алексей. Затем, рывком поднявшись на ноги, стал быстро одеваться:

— Пойдем, Эдуардыч. К связистам. Ты — начальство. Быстрее соединят…

Со штабом связались без труда. Коротко доложил обстановку полковнику Преснякову. Попросил остаться. Тот дал добро.

— Вечером придут «вертушки». Передай Мясникову, пусть срочно возвращается. Полетит в отпуск. Можешь остаться, если в этом есть необходимость. Смотри сам… — звучал в головных телефонах низкий неторопливый голос «медведя с голубыми глазами».

Сразу нашел капитана, сообщил о приказе из Кабула. Тот обрадовался. Все Мясникову немного позавидовали. Он жил со Степановым в одном доме. Вторая дочка Юля была ровесницей Машеньки. Полтора года назад вместе ходили в роддом.

— Не вешай нос, Алешка! Передам привет твоей жене. Пиши срочно письмо, — успокоил сосед.

А для Степанова и белый свет померк. Так захотелось увидеть своих. Представил подъезд, где всегда поддерживался порядок неугомонными стараниями жены пожилого прапорщика с четвертого этажа, буквально помешанной на чистоте, словно наяву увидел такую знакомую дверь… Только нажми на кнопку, и она распахнется. Нет, лучше ключом… Его взял с собой, чтобы однажды вернуться и открыть дверь. Когда это будет? Вернется ли?..

Все черные мысли погнал прочь.

Вечером к Ивановскому опять пришли посланцы от афганского комбата. На сей раз с приглашением к ужину.

— Туманов, черт возьми — выругался майор. — Кто мой боевой заместитель? — Ты. Замполит. Комиссар. Иди сам к ним, проводи партполитработу. Возьми с собой переводчика и старшего лейтенанта. А ты, — обращаясь к Мясникову, — хочешь? Сходи, время убьешь до прихода вертолетов. Но меня увольте. Я азиатское гостеприимство знаю, служил в Фергане…

— Пойдем, всю жизнь потом будешь рассказывать, — подмигнул Степанову Туманов, — а то вдруг выведут скоро… Когда еще такой случай представится?

— Эдуардыч, а они собакой не накормят? — осторожно полюбопытствовал Алексей. — Мы ведь уже поужинали с тобой…

— Идем-идем! Не боись. Собака, если хорошо приготовлена, тоже ничего…

— Слушай, ты это брось…

— Да я пошутил, Леш-Саныч. Проведешь ужин на международном уровне со мной, переводчиком и другими официальными лицами…

— Пойдем…

Афганские офицеры жили лучше, чем их советские коллеги. Штаб батальона как раз расположился в том доме у самого обрыва, на плоской крыше которого стоял ДШК — станковый крупнокалиберный пулемет. С большущим набалдашником на конце ствола. Степанову доводилось стрелять из такого не раз. Зимой бил по горам с брони самоходки. Даже за тысячу метров видел невооруженным глазом черные строчки, оставленные очередями на белом снегу. Было заметно, как в разные стороны летели брызги серых осколков камней. Машина!..

За грубо сколоченным столом из потемневшего от времени дерева сидел майор — командир афганского батальона. Это был высокий крепкий человек лет сорока с пышными и темными, как смоль, усами и точно такой же шевелюрой. Он поднялся и тепло поприветствовал пришедших советских офицеров. После традиционных рукопожатий расселись за столом. Майор что-то крикнул, обернувшись к закрытой двери, ведущей на другую половину дома. На его зов оттуда сразу же вышли несколько афганцев — командиры рот и взводов. Хозяин поочередно представил их гостям, тоже усадив за стол. Многие офицеры были примерно одного возраста со Степановым. Но почему-то никто из них в послед-ствии не запомнился. Один лишь майор ярко запечатлелся в памяти.