Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга III Страница 26

— Просто повезло. У самой земли ветром меня снесло в кустарник. А гитлеровцам, сам понимаешь, было не до меня — каждый из них думал только о своей шкуре. — Они разбегались по кюветам и обочинам, падали и смотрели, естественно, в землю, а не по сторонам. Конечно, я был бы, мягко говоря, огорчен ежели бы они ринулись к кустам и напоролись на меня. Тогда бы пришлось прощаться с жизнью во второй раз. Но добежать до кустов у них просто не было времени. Мы, вернее вы, — поправился он, — уже утюжили дорогу. И тут было не до перебежек.

— А ты?

— А что я? В руках — пистолет. Не идти же с ним «помогать» штурмовикам. Что я с этой хлопушкой сделал бы? Ну — пристрелил бы одного немца. А второй меня тут же прихлопнул бы. Но и этого мне бы сделать не удалось: огонь с воздуха был убийствен. Все горело и летело к чертям. Сделай я десяток шагов — и оказался бы вместе с фашистами на том свете у врат господних.

— Ну и как все это выглядело?

— Бр-р! Не хочется вспоминать. Мороз — по коже. Вначале накрыли голову и хвост колонны. Машины — в щепки. А бронированные тягачи опрокинулись. Сразу — пробка. Немцам ни вперед, ни назад. Уцелевшие грузовики и легковушки через кюветы — в поле. А кювет глубокий. Половина транспорта забуксовала. Тут как раз вы во второй раз зашли…

Да… С воздуха мне такого не приходилось видеть. Все горит, рушится. В воздухе свистят и осколки, и щепа разбитых кузовов, и какие-то железки. В общем — концерт. Все залегли. Не разберешь, кто мертв, кто жив. Только один офицер минуты три стоял и все из пистолета в небо пулял.

— Для чего? — изумился я. — Не самолеты же он сбивать собрался.

— И я думал — для чего? Скорее всего рехнулся. Нервы сдали. Не отдавал себе отчета в действиях.

— Что же с ним было?

— Или пуля срезала или осколок. Подпрыгнул он как-то и бревном на землю…

— Как же тебе самому удалось уйти?

— А мне ничего и придумывать не пришлось. Только соизволили вы удалиться, поднялся такой ералаш, что тут не одного человека — роту бы не заметили. Те, кто остался в живых по шоссе и обочинам — на запад. Каким-то чудом уцелело два грузовика. Их так забили, что, думаю, развалятся по дороге. И все в страхе на небо оглядывались: не появитесь ли вы снова…

— Значит, неплохо поработали… Но все же как ты до нас добрался.

— Нормально. Теперь ведь не сорок первый! Пересидел для перестраховки с часок в кустах. Потом выполз — и на восток. Для предосторожности шел ночами. Наткнулся на крестьянина с лошадью. Вначале тот испугался, думал я — немец. Пришлось изъясняться на пальцах. Кое-как поняли друг друга. Подвез он меня, сколько мог. Днем отсиделся, а ночью — снова в путь. Так трое суток прошло. А потом увидел танки. «Не фашистские ли?» Пригляделся — наши T-34!..

Лаконичные строки рапортов тех дней фиксировали и ярость и напряжение работы летчиков: «…В результате двух ударов уничтожено 2 орудия, 20 повозок с войсками и грузами, разрушено 2 блиндажа, вызвано несколько очагов пожаров и истреблено до 50 солдат и офицеров противника».

«…Истребители активно действовали на коммуникациях врага. 10 истребителей произвели бомбоштурмовой удар по скоплениям войск противника. На следующий день 22 истребителя с высоты 1500–2000 метров штурмовали войска и технику противника в районе Залакарь-Шаганы. В результате удара было уничтожено 17 автомашин, 60 повозок и более сотни солдат и офицеров».

«…Гвардейцы с бреющего полета один за другим неожиданно обрушили по вражескому буксиру ураганный огонь пушек и пулеметов… Подожженный меткими очередями буксир загорелся и врезался в берег».

Это только три «рядовых» штурмовки… А сколько их было!

Однажды разведчики вернулись с задания возмущенные и раздраженные:

— Мы ребят в боях теряем, а они там курорт устроили! Как будто и войны нет. Плавают, загорают…

— Кто курорт устроил? — удивился я. — Кто загорает?

— Немцы, товарищ командир.

— Какие немцы? Где?

— Самые обыкновенные… Мы прошли на бреющем — ноль внимания. Гогочут, веселятся, на лодках катаются. Судя по всему раков ловят, на прифронтовой речке. И на озерах, которые между морем и холмами…

Такое действительно «задевало за живое». Я подошел к карте.

— Покажите.

— Вот здесь. — Лейтенант очертил голубой виток реки. — И здесь. — Карандаш пометил синенькие кружки и овалы — озера.

— Сколько машин нужно, чтобы они прекратили ловить раков. И заодно показать, где эти раки зимуют?

— Звена три, думаем, будет достаточно.

— Добро! По самолетам!

Наши «яки» появились над головами гитлеровцев неожиданно — спикировали со стороны солнца.

Действительно, открывшаяся нам картина была воистину идиллической: кто-то размашисто плыл кролем. Кто-то отдыхал на спине. Солдаты брызгали и поливали друг друга водой. На берегу, прикрыв лица газетами, загорало десятка три человек. Обмундирование лежало рядом, на камнях. Словом — воскресный пляж курортного городка, да и только.

«Сейчас мы вам позагораем!»… И вот фонтанами вздыбилась вода. С треском разлетались и тонули лодки.

«Отдыхающих» с пляжа как ветром сдуло. Голые, метались они в ужасе по откосу, выискивая малейшие выемки в земле, чтобы укрыться от беспощадного огня, обрушившегося на них с неба.

В воде — сущее столпотворение: купающиеся спешат к берегу. Но редко кто до него дотягивает.

Один заход. Второй. Третий. Смотрю вниз — все кончено.

Повсюду — трупы солдат и офицеров. А если кто и уцелел — лежит недвижимо, боится пошевелиться.

Делаем последний заход. Уже, так сказать, «психический», почти над самой землей.

Теперь — можно домой. Не один десяток солдат не досчиталось в тот день гитлеровское командование.

Ночью у командира 13-й…

Вы спросите — откуда я знаю эти подробности, описывая события, о которых речь пойдет ниже?

Все очень просто: даже в тех случаях, когда я не называю ни себя, ни летчиков нашего полка, мы не были сторонними наблюдателями этих событий. Наши «яки» шли рядом, сверху, снизу, на флангах атакующих армад.

И в день, когда военные объекты в Феодосии превратились в гигантский пылающий костер. И в черные часы Констанцы. И в кромешном оду, развернувшемся над Сулином, Аккерманом, Теплицем.

Как пишет гитлеровский генерал Манштейн в своей книге «Утерянные победы», Гитлер приказал, чего бы то ни стоило, удержать Крым в своих руках. «Противник, — заявил Гитлер, — не должен получить Крым, который он использует как плацдарм для действия русской авиации против румынских нефтяных промыслов».

Но мы использовали и Крым. И степи Одесщины. И до промыслов не только «дотянулись» — дошли «собственными персонами».

Командир 13-й авиадивизии Корзунов вызвал начальника политотдела полковника Борзенко и инженер-полковника Груздева в два часа ночи.

«С чего это такая спешка! — недоумевал Виктор Груздев, накидывая на плечи кожаную летную куртку. — Кажется, все идет нормально… А, может быть, что-нибудь случилось?..» Тревога уже начала закрадываться в его сердце.

Корзунов, кажется, спать вообще не ложился. Внешне он был прежним: густая копна волос, тонкое немного усталое лицо, глубоко запавшие глаза под густыми бровями. Он ходил взад-вперед по широкой горнице, машинально вертя в руках карандаш и, видимо, что-то мучительно обдумывая.

— По вашему приказанию… — начал было Груздев (Борзенко уже сидел у командира)…

— Отставить, — Корзунов махнул рукой. — Сейчас не до официальностей. Есть дела поважнее.

На столе у Корзунова лежала карта Черного моря.

— Садитесь, орлы! — командир жестом пригласил боевых помощников к карте. — Нужно кое-что обмозговать. И обмозговать серьезно. — Корзунов подошел к двери, поплотнее прикрыл ее и вернулся к столу.

С минуту командир молчал.

— Так вот, братцы, наступил момент, которого мы ждали почти всю войну. В 20-х числах августа 2-й и 3-й Украинские фронты перейдут в наступление. Это не простое наступление. Цели его колоссальны: разгром гитлеровской группировки «Южная Украина», полное освобождение не только Украины но и Молдавии. И более того — глубинное вторжение в саму Румынию. Нам поручено нанести удары по военным объектам в Сулине и Констанце…

Борзенко и Груздев сидели ошеломленные.

— Но Пе-2 туда и обратно не дотянут, — начал размышлять вслух Груздев. — Горючего не хватит…

То, что они не выражали восторгов по поводу только что услышанного, было естественным: у них был это своего рода «рабочий стиль»: радость — радостью, но нужно сразу, как любил говорить Корзунов, «брать быка за рога» и «обмозговать» дело.

— Ясно, что не дотянут. А нужно, чтобы дотянули. Это уже твоя забота! — Корзунов с улыбкой посмотрел на Груздева.