Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда Страница 27

Мысль об этом напомнила самому фон Доденбургу, что он должен успеть переделать кучу других дел, если только не желает, чтобы и его собственные кости остались лежать в этой заброшенной деревушке, о которой он не знал ничего — даже ее названия. Офицер направился к зданию церкви, охраняемое теперь вооруженными трофейным оружием дезертирами, рядом с которыми стояли бойцы «Вотана». Внутри находились пленные женщины из полка «Мертвая голова».

— Как они там? Хорошо себя ведут? — спросил Куно Матца, которому было поручено следить за пленницами.

— Да, господин штурмбаннфюрер, хорошо, — ответил Матц и со вздохом добавил: — Вы только представьте себе, господин штурмбаннфюрер, как это глупо — использовать женщин подобным бездарным образом, держа их взаперти.

— Ну-ну, Матц, — усмехнулся фон Доденбург. После того, как публичная казнь Ханно фон Эйнема, которой он внутренне страшился, все-таки состоялась, к нему вернулось хорошее настроение. — Не следует хныкать по этому поводу. Стоит тебе только войти к ним, и они съедят тебя живьем.

Фон Доденбург распахнул двери и встал в проеме. На него тут же пахнуло смесью махорочной вони, чеснока и пота. Матц тут же встал позади командира, сжимая в руках автомат. Он хотел исключить любую неожиданность.

Большинство женщин просто лежали без движения на полу церкви. На их широких крестьянских лицах была написана апатия и чувство покорности судьбе. Некоторые курили самокрутки, свернутые из кусков газеты. Несколько из них, раздевшись до пояса, искали вшей во швах своих гимнастерок.

— Возможно, вы действительно правы, господин штурмбаннфюрер, — проронил Матц, косясь на могучих, как на подбор, дам с огромными грудями и мощными мускулистыми руками, — здесь мне будет и в самом деле безопаснее.

Фон Доденбург хмыкнул и спросил роттенфюрера:

— А где же их полковник?

— Мы посадили ее в крипту. Не хотели, чтобы она будоражила остальных. Без нее тут гораздо спокойнее…

В эту секунду Матц вдруг увидел, как одна из женщин, искавшая вшей в своей гимнастерке, задрала свою юбку, обнаружив при этом отсутствие трусов, и принялась яростно чесать лобок. Глаза одноногого ветерана полезли на лоб.

— О, мой Бог, — тихо пробормотал он, — да у нее полно вшей не только в гимнастерке, но и тут! Господи!

Расстегнув кобуру — на всякий случай — фон Доденбург проследовал сквозь толпу притихших пленниц и, повернув заржавленный ключ, вошел в крипту, в которой совсем недавно томился сам.

Полковник Кирова сидела на куче грязной соломы, прислонившись спиной к стене, мокрой от потеков воды. При виде фон Доденбурга она подняла голову и посмотрела на него. Но на ее прекрасном лице ничего не отразилось.

Куно приложил руку к околышу фуражки:

— Полковник…

Кирова промолчала. Разве что появилось чуть больше твердости в ее замечательных зеленых глазах.

— У меня есть для вас предложение, — сказал фон Доденбург.

— А вот мне вам сказать нечего, — невыразительным голосом проронила она.

— Я думаю, у вас все-таки найдется, что мне сказать. — В нем вспыхнуло чувство злости на эту женщину, и в то же время он не мог в душе не восхищаться ею. Было очевидно, что она ни капли не трусит. Даже перед лицом смерти она совсем не раскисала — не то что этот червяк Ханно фон Эйнем.

— Если вы дадите мне слово чести советского офицера, что не попытаетесь сбежать и последуете за нами, — продолжил он, — то я согласен освободить ваших бойцов.

— А для чего я вам понадобилась? — осведомилась она без всякого любопытства.

— Вы представляете собой надежный и ценный источник разведданных. Нашим специалистам было бы интересно узнать все то, что знаете вы.

— Я ничего не скажу вашим людям о планах нашего командования, — резко ответила она. Ее глаза теперь пылали.

— Пусть этим лучше займутся наши разведчики, — сказал он, пропустив ее реплику мимо ушей. — Если вы отвергнете мое предложение, то мне придется запереть ваших солдат в этой церкви и уйти. Как вы понимаете, сами выбраться отсюда они будут не в состоянии. А после боя, который шел здесь всю ночь, крестьяне, которые жили в этой деревне, из нее убежали. Вы понимаете, что это означает, не так ли? Ваши люди, запертые тут, просто умрут от голода.

Фон Доденбург жестко взглянул на полковника Кирову, ожидая ее реакции.

Растягивая слова, она очень медленно произнесла:

— Вы имеете в виду, что собираетесь убить моих женщин.

— Если вам нравится это слово — то да, — кивнул фон Доденбург.

— … твою мать! — выругалась Кирова. — Какие же вы, фрицы, свиньи! Вы готовы хладнокровно убивать даже женщин!

Фон Доденбург беззаботно пожал плечами.

— Невозможно сделать омлет, не разбив яиц. Итак, каков же будет ваш ответ?

— Ах вы, проклятая немчура! — выпалила женщина. — Невозможно сделать омлет, не разбив яиц, — зло передразнила она его. — Вы всегда находите себе оправдание, что бы вы ни совершали. По-вашему, мир может быть не прав, и любой человек в нем может быть не прав, но зато немцы правы всегда! И какие удобные фразы вы всегда умели изобретать, чтобы только оправдать собственную жестокость!

Фон Доденбург вновь ощутил знакомое волнующее жжение в паху, которое уже испытывал в прошлый раз, впервые встретившись с полковником Кировой. В этом чувстве смешались преклонение перед ее сексуальной привлекательностью и ярость, вызванная ее упорным сопротивлением. Немцы являлись расой господ, а славяне — расой рабов. Но Кирова, относящаяся к расе унтерменшей[26], сидела сейчас напротив фон Доденбурга и, ничуть не боясь его, бросала ему вызов. Сквозь все тело фон Доденбурга пробежала волна сексуального возбуждения. Он мечтал сейчас повалить пленницу на пол, содрать с нее одежду и яростно войти в ее тело, двигаясь со всей силой своих молодых крепких мускулов — до тех пор, пока она либо не стихнет совсем, либо не зарыдает от избытка чувств, умоляя его о том, чтобы он продолжал делать это еще и еще…

Женщина с вызовом смотрела на Куно, и тот с неожиданной ясностью почувствовал, что она прекрасно поняла, о чем он только что думал. Ему пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы, отказавшись от неудержимого желания прижаться к этим роскошным губам, от сжигающего его желания обладать этими грудями, этими великолепными бедрами, от желания проникнуть в это теплое потаенное местечко у нее между ног, холодно спросить:

— Каким же будет ваш ответ?

Полковник Кирова вызывающе взглянула на него и медленно облизала кончиком языка ярко-алые губы, не сводя с фон Доденбурга своих темно-зеленых глаз. От этого взгляда фон Доденбург невольно вспыхнул.

— Что я могу сказать? — произнесла она с легкой хрипотцой. — Я в вашей власти, штурмбаннфюрер фон Доденбург. В полной вашей власти.

Она вздохнула. Это могло являться знаком того, что она сдалась. Но фон Доденбург, как всегда осмотрительный, решил, что это все-таки не так…

Через десять минут они уже двинулись в путь. В бронетранспортерах «Вотана» разместились бойцы батальона вместе с бывшими дезертирами, которых вооружили отнятым у русских оружием.

Они оставили в полуразрушенной деревне остатки женского полка «Мертвая голова». Женщины-солдаты смотрели, как немцы отъезжают. Везде валялись трупы убитых, которые уже начало заносить снегом. Женщины были в растерянности и явно не знали, что им делать, когда от них увозили их командира полковника Кирову.

Однако сама Кирова уже забыла про них. Все свою жизнь она думала не о прошлом, а лишь о будущем. И теперь, чувствуя, как сильно это симпатичный молодой штурмбаннфюрер хочет ее, она размышляла, как обратить это к своей пользе.

«Они все должны умереть, — подумала она, глядя, как вереница бронетранспортеров по снежной целине направляется в сторону реки. — Ни один из этих фашистских боровов не должен остаться в живых».

Елена опустила глаза. В своем жгучем желании отомстить она так яростно стиснула руки, что из-под ногтей показались капельки крови. Кирова поднесла пальцы к губам и облизала их. Фон Доденбург удивленно следил за ней.

Глава десятая

— Господин штурмбаннфюрер! Господин штурмбаннфюрер! — возбужденно закричал радист, перекрывая рев двигателя бронетранспортера. — «Вотан» идет в наступление!

— Что?! — Фон Доденбург немедленно подскочил к радисту. — Говоришь, «Вотан» начал наступать?

— Так точно, господин штурмбаннфюрер! Послушайте сами. — Возбужденный радист передал фон Доденбургу наушники.

Куно сдвинул фуражку на затылок и приложил к уху наушники. В них сквозь звуки музыки, которую русские транслировали в качестве помехи для немцев, прорывались слова: «Линия фронта деформирована… реку Карповка… батальон СС "Вотан" попытается восстановить… позиции… повторяю, батальон СС "Вотан" попытается восстановить…» Внезапно голос, сообщавший это, исчез. Фон Доденбург посмотрел на радиста: