Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945 Страница 27

– Давай понаблюдаем этот необыкновенный закат, – подал голос Алексей. – Ничего подобного не приходилось видеть. Смотри, как лучи прорезают тяжелые тучи.

Мы на некоторое время расслабились, и предусмотрительность покинула нас. Никто не подумал, что нас подсвечивают эти обворожительные лучи. Алексей забылся и, устраиваясь поудобнее, вытянул правую ногу, обхватил руками левое колено, положил на него подбородок и молча впился глазами в сторону заходящего солнца. Я машинально тоже переменил позу, вытянул левую ногу, зажал руками согнутое колено и, склонив к нему голову, направил свой взгляд в том же направлении.

Неожиданно слева, со стороны заходящего солнца, в пятнадцати-двадцати метрах от нас раздался продолжительный дробный стук пулемета, и прежде чем я успел что-либо сообразить, впереди меня на уровне моего колена прошел веер знакомых звуков «хуть-хуть-хуть-хуть-хуть», будто порожденных неисправностью бешено вращающегося маховика. В тот же миг, словно тяжелым поленом, меня ударило в правую сторону правого колена. Вместе с ударом оборвались звуки пулемета.

– Есть левая!.. Вот где пулемет: под самым носом поставили, – изумленно прошептал Алексей.

– Меня тоже, в правую, – почти беззвучно вымолвил я.

– Замри! Не шевелись! Прижмись к стенке, – прошептал Алексей.

Мы затаились. Обождали минуту, другую.

– Так вот почему тогда утром фрица здесь взяли, – продолжал шепотом говорить Алексей. – У них пересменка была. Как это нам в голову не пришло? Эх, надо было самому допросить. Но ничего, меня легко задела, чуть выше колена прошла. Через месяц буду здесь, – еще встретятся со мной сволочи. Как у тебя?

– Штанина быстро наполняется кровью, надо скорее перевязать. Меня сильно ударило в правую сторону колена. Справа, наверное, били.

– Быть не может этого! Били только слева, почти в упор. Нас одной очередью срезало. Взгляни за угол осторожно, на всякий случай, что там впереди нас, – забеспокоился Алексей. – Я пока не буду обнаруживать себя. Уж не разведку ли боем они теперь делают? Как бы не обошли.

Я повалился на бок и выглянул за угол шалаша.

– У меня никого не видно. Может быть, они впереди, прямо за шалашом, – прошептал я.

– Обождем, надо слушать внимательно. Треск веток будет, если ползут. Положи свои гранаты рядом, под правую руку мне. Если у меня появятся, я буду действовать гранатами, а ты прикрывай свой угол пистолетом. Наши что-то тоже затаились. Пулемет у них под носом бил. Должны бы уже взглянуть в мою сторону. Надо им знак подать, сообщить, что ранены. Дай сучок, я брошу низом к ним.

Алексей действовал хладнокровно и предусмотрительно, непрерывно оценивая обстановку. Я беспрекословно выполнял его распоряжения, полагаясь на его опыт. Нам, однако, было не ясно, видели нас, когда били из пулемета, или это была обычная очередь. Мы были готовы ко всему и стремились не выдавать себя лишними движениями.

– Требуется срочная перевязка, уже в сапог потекло, – тихо доложил я, ожидая указаний командира роты. Он повернулся в мою сторону.

– Ого! Видно, разворотило. А у меня только пятно расползается. Постарайся тихо, без лишних движений забраться в шалаш сам. Перевяжись, посмотри, что там у тебя, – шептал Алексей. – Послушай, что слышно впереди шалаша, загляни в щелку, там есть внизу. Если увидишь их, брось пилотку наружу. Подвинь мне немецкий автомат с магазинами, он в правом углу под плащ-палаткой. Пошарь там еще гранаты, собери их в кучу у входа.

Я останусь пока снаружи.

Я залез внутрь шалаша, исполнил все его распоряжения, достал из нагрудного кармана индивидуальный перевязочный пакет, полулежа спустил брюки и взглянул в полумраке на ногу. С правой стороны, повыше колена, была небольшая, с пятикопеечную монету, рана, из которой ручейком текла кровь. Входного отверстия я не заметил и, решив, что пуля только задела кожу или сделала рикошет, стал накладывать обычную повязку, которая на глазах промокала.

В шалаш забрался Алексей.

– Мои выглянули, дали знак. Все в порядке. Сейчас будут здесь. Надо свою тоже перевязать. Ну, что там у тебя?

– Кожу содрало с правой стороны колена. Справа огонь был.

– Ищи входное, должно быть. Били с одной стороны.

– Может быть, разрывная попала с другой стороны?

– Если бы разрывная, она разворотила бы тебе все колено.

Вопрос об источнике огня для нас имел принципиальное значение. Надо было знать, в каком направлении опасность. Я продолжал считать, что меня только царапнуло, мне и в голову не приходило наложить жгут. После перевязки все бинты быстро промокли. Я стал их подматывать прямо на брюки.

В шалаш приполз наш солдат, рассказал, что они пулеметной очереди под носом удивились, переполошились. Взглянули в нашу сторону, увидели, как мы прижались к стенке. Доложил, что два человека поползли с ножами далеко в обход, чтобы перекрыть путь пулеметчикам назад. Мы стали обсуждать, чем вызвана такая дерзость противника. Перебирали все возможные причины: охота за командиром роты, месть за пленного, обстрел артиллерии, разведка боем с их стороны, наши разминки с Алексеем по утрам и появление меня, нового человека.

– Шума, шума только не поднимать, – отдавал распоряжения Алексей. – Успокойте их. Постарайтесь взять сегодня живьем. Узнать надо, что затевают.

Смеркалось быстро. Мы решили выбираться в медсанбат, когда совсем стемнеет. Проверили раненые ноги, на что они способны. Моя висела, как плеть. От потери крови я с трудом мог оторваться от пола, сильно кружилась голова. Алексей держался крепче. Он распорядился немедленно направить одного человека в санвзвод и вызвать для меня двух санитаров. Сам решил добираться самостоятельно с палочкой.

Появились еще солдаты, вызвались сопроводить своего командира до окопов. Я посоветовал ему тоже идти в медсанбат с сопровождающим, поскольку добираться туда с раненой ногой по такой местности придется долго. Эти предложения были решительно отклонены.

– Я буду здесь, пока не явятся санитары за лейтенантом. А ты, – он кивнул в мою сторону, – еще не знаешь, сколько времени их приходится дожидаться, кровью изойдешь, пока они будут собираться и добираться сюда, если не будет меня.

Немного подумав, он отправил еще одного человека с устным донесением к знакомому другу в окопах, чтобы проконтролировать выход санитаров, и таким образом продублировал вызов. На выходе шепнул солдату условное для друга слово, которое обозначало святость просьбы и могло касаться только жизни человека.

Двое солдат, напомнив командиру роты о моем «царском» подарке по папиросе «Казбек», предлагали настойчиво свои услуги, чтобы донести меня до своих.

– Нельзя! – по-дружески разъяснил он им. – Сразу шестерых не станет здесь. И потом, это надо уметь. Здесь быстрота нужна и сила.

Командир роты отдавал последние наставления в связи с выбытием из роты. Настроение у солдат было унылое – они понимали, что фактически расстаются навсегда.

Вскоре в шалаш влезли два здоровенных санитара и наши посыльные.

Они тяжело дышали.

– Теперь все в порядке, – сказал Алексей, отрезая принесенную ему палку. – С тобой, – кивнул он в мою сторону, – прощаться не будем. В медсанбате увидимся. Меня один проводит до середины поляны, а там, если что и случится, доползу как-нибудь сам.

Он направился с сопровождающим к выходу, а все остальные понуро гуськом потянулись за ним. Глядя на процессию, я почувствовал, какая глубокая неподдельная любовь была у солдат к своему командиру.

Пришедшие санитары степенно присели возле меня и достали свои кисеты.

– Сначала перекурим немного и отдохнем, потом понесем быстро, – успокоили они меня.

– Первый раз ранило-то? – спросил пожилой кряжистый сибиряк. Их лица нетерпеливо вытянулись в мою сторону. Они напряженно ожидали ответа.

– Второй. Первый раз контузило, когда батарея стояла чуть дальше впереди, метров за пятьсот отсюда. Я только из госпиталя вышел, и вот опять.

Не повезло.

Они весело переглянулись.

– Значит, доберемся благополучно, – потер руки старший. – Мы тут на тебя загадали, когда шли сюда.

– Здорово, однако, бьют. Как только пройдем? – заметил молодой.

Они молча с наслаждением затягивались, и шалаш наполнился дымом.

Дождались, когда погасла очередная немецкая осветительная ракета.

– Выноси его, Федя. Только полегше, полегше бери, – подал команду пожилой.

Молодой, ладно сложенный коренастый санитар взял меня запросто подмышку, выволок из шалаша, положил на развернутую плащ-палатку. Они поплевали на руки, взяли за концы и быстро понесли – головой к своим. Пулеметы противника неистовствовали, трассирующие пули то и дело проносились рядом. Я сбросил здоровую ногу с плащ-палатки, опасаясь, что перебьют и ее.

– Ниже держи, – говорил старший переднему санитару, – чтобы тело только земли не касалось. А ты, сынок, – наставлял он меня, – голову не поднимай, забрось ее за край носилок, ногой здоровой не тормози, закинь ее на брезент тоже. Попадет в нее, черт с ней. Все равно операцию будут делать. Нам главное – живым тебя доставить. Очень нас за тебя просил один хороший человек в батальоне. Хорошие у тебя друзья. Ух, как лупят, сволочи. С чего бы это? Давно такого не было.