Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания Страница 27

Новый дружок не желал считаться с войной и всю дорогу — сперва один, а затем на пару со мной — напевал вполголоса модную тогда песенку:

Эх, Андрюша, нам ли быть в печали:Возьми гармонь — играй на все ладыИ пой, чтобы горы заплясалиИ зашумели зеленые сады!

Андрей пел про Андрюшу — таким я его и запомнил. <…> Мы с сержантом шагали легко. В 1940 году оба прошли хорошую школу и ходить умели. На фронте я Андрея не видел. Мы большее ним не встречались, но он мне очень пришелся по душе.

При переходе через Днестр нас обстреляли из пулеметов пикирующие «мессершмитты», но этого немцам показалось мало, и они отбомбили понтонную переправу. Урон нам был нанесен небольшой, но среди нас появились первые жертвы войны, хотя большинство успело разбежаться по укрытиям.

В те дни и наши не остались в долгу: 24 и 25 июня армейские и флотские бомбардировщики бомбили румынские нефтяные промыслы в Плоешти, а 26 июня два эсминца обстреляли и подожгли нефтяные баки в Констанце. Но как бы там ни было, немцы на Южном фронте с первых дней войны упорно завоевывали господство в воздухе.

Мы шли по бессарабской земле. С удивлением встретили тяжелый пушечный полк, идущий навстречу. Спросили артиллеристов:

— Куда вы, братцы?

— На север нас перекидывают. Вроде — на Западную Украину…

Это было реально: мы уже знали, что в районе Львова разворачивались ожесточенные танковые бои.

Тем временем Дунайская военная флотилия высадила два десанта 51-й стрелковой дивизии на вражеский берег Дуная в районе Килии. Этот плацдарм удерживался до 18 июля, пока не поступил приказ фронта об отходе дивизии к Днестру[29].

Мы двигались к границе, а точнее — к фронту, среди сплошных полей кукурузы и подсолнечника. Солнце слепило глаза. От пыли, поднимаемой тысячью ног и сотен повозок, было не продохнуть. Путь недолгий — всего 160 километров. Все явственней становился отдаленный гул бомбовых ударов и раскаты артиллерийских батарей. Все более надвигалось дыхание фронта. Вышли к Пруту на рассвете 26 июня.

Не обошлось и без чрезвычайного происшествия. Старший по колонне — хозяйственник майор Цуран — очевидно, не выслал головной дозор, и колонна в предрассветной мгле напоролась на своих, и нас обстреляли. Вдоль берега Прута сплошной линии фронта не было. Колонна появилась как раз там, где был разрыв фронта, и повернула вдоль границы в поисках полка. Части 150-й стрелковой дивизии, ежедневно отражавшие на своем берегу фланговые выпады противника, приняли колонну за просочившихся ночью на нашу сторону вражеских солдат. На этот раз в отличие от воздушного налета немцев на Днестре жертвы оказались с обеих сторон, так как колонна спросонья (люди двигались третью ночь без сна!) и не разобравшись, открыла ответный огонь.

Такое будет и впредь: халатность, беспечность, недомыслие и прочие подобные качества. Никак без этого не обойтись! Когда все стихло, бойцы пополнения влились в боевые порядки полка, и о «недоразумении» никто не вспоминал…

<…>

2

Поскольку моя военная судьба неотделима от 9-й армии и всего Южного фронта, то я скажу обо всех соединениях 9-й армии, а не только о своей 150-й стрелковой дивизии. Объясняется это просто: всего через месяц остатки перечисленных частей перемешаются между собой при попытке выйти из окружения на участке Днестр-Южный Буг.

Тяжело об этом вспоминать, но судьба дивизий 9-й армии трагична:

— О 99-й и 116-й стрелковых дивизиях ни в мемуарной литературе, ни в других документах почти не упоминается. По-видимому, они смешались с частями 18-й армии, отходившей на восток, и были разгромлены противником в период с 20 июля по 12 августа на правом фланге Южного фронта, не сумев отойти в направлении Котовска;

— 30-я, 51-я и 150-я стрелковые дивизии были разбиты на подступах к переправам через Южный Буг в период с 5 по 12 августа, после чего о них также нигде не упоминается;

— судьба 25-й и 95-й стрелковых дивизий предстает героической и трагической. Отступив на рубежи обороны Одессы в составе вновь созданной Приморской армии, они составили вначале основное боеспособное ядро войск, защищавших Одессу. После эвакуации войск Одесского оборонительного района в октябре 1941 года в Крым обе дивизии, пополненные личным составом, приняли самое активное участие в обороне Севастополя до последних его дней.

<…>

Я хочу поведать о последних днях 25-й и 95-й дивизий, бывших левого и правого соседей моей дивизии с первого дня войны. На месте любой из этих дивизий могла оказаться и моя, тем более что именно 95-я стрелковая дивизия по приказу фронта заменила нашу, 150-ю, входившую в состав Приморской армии с первого ее дня. Поэтому так дорога мне память об этих двух дивизиях.

Что касается приведенной выше цитаты о том, что часть людей эвакуировалась, а часть ушла к партизанам, то приведу вкратце воспоминания одного из участников обороны Севастополя, которые опровергают и первое, и второе.

Бывший сержант 175-го отдельного зенитного дивизиона 95-й стрелковой дивизии Е. Г. Левин, проживающий в нашем городе, встретивший войну на границе 22 июня 1941 года, рассказывает о последних днях Севастополя: «30 июня 1942 года враг прорвался к городу. Нам объявили: „Отобьете последнюю атаку, и все будете эвакуированы“. Якобы для этих целей на внешнем рейде стоит эскадра. Эскадры никто из нас не видел. Если бы эскадра и появилась, то была бы немедленно уничтожена с воздуха. Эвакуировать Приморскую армию командование флота уже не могло, но зачем же было врать? В этой последней атаке я был ранен. Сознание не терял, с трудом мог передвигаться, но крови потерял много. Многих раненых, и меня в том числе, разместили на Херсонесском маяке. Немецкие войска заполонили город, и все перемешалось: и наступающие немецкие части, и наши обессилевшие солдаты и матросы, которые практически разом стали военнопленными.

Вместе с немцами активно действовали и добровольческие отряды из крымских татар. Они были хорошо вооружены советским оружием, подобранным прямо на поле боя, то есть на улицах города.

Под общим руководством немцев именно крымские татары производили отбор среди военнопленных, тщательно выискивая среди нас в первую очередь командиров, политработников, евреев. Я попал в число отобранных. Татары стали загонять нас в воду и расстреливать из пулеметов.

Будучи хорошим пловцом, я нырнул под воду, проплыл под водой до заградительного бона, качавшегося на волнах, и сумел продержаться за ним со стороны моря до наступления темноты. От воды ране стало легче. Ночью я выбрался на берег и примкнул к большой колонне военнопленных, направлявшейся в сторону Симферополя. Меня узнали друзья по зенитной батарее и удивились: „Мы же видели, как вас всех расстреляли“. Сомневаюсь, чтобы обессилевшие люди могли пробиться к крымским партизанам, если бы они и были, через немецкие и татарские кордоны».

По словам сержанта, количество пленных в Севастополе в те дни было велико, но цифры, которые он приводит, я не называю, так как не имею подтверждения[30]. Во всяком случае, в состав Приморской армии тогда входили три стрелковые дивизии, две бригады морской пехоты и ряд других подразделений.

<…>

Чтобы закончить с 95-й стрелковой дивизией, осталось упомянуть, что она создавалась еще в 1918 году в Бессарабии на базе партизанских отрядов и всегда стояла на западной границе. После падения Севастополя через какое-то время этот номер присвоили другой дивизии — бывшей 13-й мотострелковой дивизии НКВД. Эта новая 95-я стрелковая дивизия впоследствии станет 75-й гвардейской стрелковой дивизией и победно закончит войну, а о довоенной 95-й Молдавской стрелковой дивизии все забудут. Потому я не могу умолчать о дивизиях, бок о бок воевавших с моей 150-й. Каждая дивизия — это не абстрактный номер, а многие тысячи людских судеб, бойцов и командиров, не вернувшихся с войны.

По этим «исчезнувшим» дивизиям — я их так называю в повести — Центральный государственный архив Советской армии на запросы уцелевших ветеранов обычно односложно отвечает: «Документов на хранении нет». Такой ответ получил и я. Это означает, что данное соединение исчезло с лица земли со всеми документами. Вроде никогда такого соединения и не существовало. Это как наказание: дивизии не стало, из истории войны ее долой — лучше воевать надо было!

Многие и сейчас не хотят понять, что победу 1945 года обеспечили в 1941 году именно эти «исчезнувшие» дивизии, державшие фронт до последнего своего часа. За каждым номером довоенной кадровой дивизии стоят имена и фамилии тысяч военнослужащих, судьба которых никогда не будет установлена: их кости сгнили на дорогах войны, не будучи захоронены в круговерти боев 1941 года, или в адовых условиях фашистского плена и концлагерей.