Аллен Даллес - Асы шпионажа Страница 27

«Маленький шеф» Сукулов, имевший торговую компанию «Симекско» на улице Аттребат, вынужден был скрыться. Он заявил своим сотрудникам, что его «страна» Уругвай собирается выступить против Германии (это происходило через несколько дней после нападения Японии на Перл-Харбор) и что поэтому он не может более находиться в стране, занятой противником. Выехал он в неоккупированную часть Франции.

Во время допросов немцами Макаров отказался давать какие-либо показания. Анна Ферлинден совершила самоубийство. Несчастная же и слабодушная Рита Арнольд, боясь за свою жизнь, «раскололась». Она предала Венцеля, Кента и еще целый ряд членов организации. Более того, она передала немецким контрразведчикам фотографию «Большого шефа». Некоторое время ей разрешили даже проживать в гостинице, но через несколько месяцев, когда надобность в ней отпала, Риту Арнольд казнили. Она была первой из числа советских агентов, согласившихся перейти на сторону Германии.

Показаний Риты Арнольд оказалось, однако, недостаточно, чтобы получить четкое представление о характере работы советской агентурной сети. Строгая конспиративная система дала свои плоды: круг задач Риты был строго ограничен. Она знала лично только нескольких людей да парочку адресов. Немецкие службы находились все еще в потемках.

В мусорном ящике дома по улице Аттребат был обнаружен небольшой клочок бумаги, на котором значились какие-то таинственные цифры и буквы. Из этого был сделан вывод, что шифровка текстов, видимо, производилась здесь. В течение шести недель лучшие немецкие специалисты бились над этим клочком бумаги, прочитав в конце концов одно лишь слово: «Проктор». Риту Арнольд снова вызвали на допрос.

– Назовите книги, которые лежали на письменных столах и стояли на полках?

Она перечислила все, что вспомнила. Упомянутые ею книги были немедленно приобретены, и в одной из них оказалось это имя50. По всей видимости, именно эта книга служила для кодирования. Открытие было сделано весной 1942 года. Москва за это время, естественно, сменила код, поэтому перехватываемые радиограммы по-прежнему не расшифровывались.

Нарушенное звено советская разведка быстро восстановила. Поскольку Треппер и Сукулов были вынуждены выехать из страны, руководство новой сетью принял Константин Ефремов (финский студент Йорнстрём). Это был русский офицер, выглядевший моложе своих лет, весьма симпатичный блондин, очень любивший свою родину – Россию, где оставил родителей и молодую жену. Его коллегой был Иоганн Венцель – «профессор» – основной радист новой бельгийской агентурной сети. (Часть информации направлялась во Францию, откуда передавалась в московский Центр.) Шпионский аппарат вновь работал на полные обороты, так что немецкой контрразведке пришлось все начинать заново. В июне 1942 года немцам удалось запеленговать Венцеля. Он был арестован 30 июля. В его комнате немецкая полиция обнаружила несколько зашифрованных радиограмм и два текста на немецком языке.

Член Коммунистической партии Германии Венцель отказался от сотрудничества с абвером, «не пожелав идти ни на какой компромисс». Когда же ему предъявили документы о его прежней деятельности, в том числе и в «военном отделе» КПГ, и разъяснили, что ему предстоит выбрать между смертью и сотрудничеством, он изменил свою точку зрения. Начав говорить, он назвал шефов и товарищей, ключ кода и полученные указания – словом, всю систему советского шпионажа. Будучи опытным агентом, он располагал подробными сведениями по самым различным вопросам, оказав немцам неоценимую помощь. Абвер и гестапо вздохнули облегченно.

Расшифровав с помощью полученного от него ключа целый ряд радиограмм, немцы получили немаловажные сведения о наличии в Берлине советской агентурной сети. Исходя из характера информации, они сумели выйти на обер-лейтенанта запаса военно-воздушных сил Харро Шульце-Бойзена и оберрегирунгсрата в министерстве экономики Арвида Харнака.

Предательство Венцеля открыло шлюзы. Агентурная сеть, протянувшаяся от Берлина до Парижа, стала испытывать удар за ударом. В каждой группе арестованных находились предатели, называвшие новые имена.

Абрахам Райхман, специалист по изготовлению фальшивых паспортов и различных документов, входивший в состав брюссельской группы, был уже давно на подозрении у службы безопасности. Райхман, как и Венцель, был в свое время представителем Коминтерна. Чтобы доставать бланки бельгийских паспортов, он установил связь с брюссельским полицейским чином – инспектором Матье, который на самом деле был немецким агентом, а для прикрытия разыгрывал симпатии к движению Сопротивления. Матье пообещал Райхману доставать подписанные и с надлежащими печатями бланки паспортов, любезно предложив даже их оформление у себя в отделе. В июле 1942 года Райхман передал ему фотографию Ефремова, шефа бельгийской агентурной группы, для нового паспорта. 30 июля 1942 года Ефремов был арестован в тот момент, когда получал из рук инспектора Матье пресловутый паспорт.

Чтобы «сломать» Ефремова, абверу потребовалось довольно длительное время. Он отказался отвечать на вопросы и давать какие-либо показания. Контрразведчики, узнав о его привязанности к семье, пригрозили сообщить родителям в Советский Союз, что именно он предал Иоганна Венцеля (чего на самом деле не было). И Ефремов постепенно сломался, начал давать показания и в конце концов согласился на сотрудничество с немцами. А через некоторое время настолько вошел в раж, что стал даже поучать своих новых хозяев, когда те планировали те или иные акции против советской агентурной сети.

– Это неправильно, – говорил он, – следует делать так-то и так-то…

Подсказки эти были весьма своевременными, оказывая немцам неоценимую помощь.

Более того, Ефремов проинформировал абверовцев, что в случае его ареста вместо него должен быть назначен Антон Данилов – его русский коллега.

Оливер Пилат

СЕКРЕТ АТОМНОЙ БОМБЫ

Одним из самых крупных мероприятий во время Второй мировой войны в области шпионажа была, несомненно, организация Советами агентурной сети в Соединенных Штатах Америки по добыче секретной информации об атомном оружии. Химик Хэрри Голд из Филадельфии выступал в качестве связника между офицером советской секретной службы Яковлевым (занимал официальную должность в советском генеральном консульстве в Нью-Йорке) и различными американскими учеными, завербованными в качестве агентов. Среди них был и Клаус Фукс, рассказ о котором публикуется несколько ниже.

В данном же отрывке повествуется о том, как Голд во время одной из поездок получил две важные информации об атомной бомбе. Поездка была довольно рискованной, поскольку оба информатора находились в Лос-Аламосе, но русские на ней настояли из-за необходимости срочно получить новые сведения. Голд встретился с Клаусом Фуксом и Дэвидом Гринглассом51, армейским инженером, занимавшимся вопросами разработки взрывателей для атомной бомбы. Грингласса же привлек к агентурной деятельности его шурин Юлиус Розенберг52, окончивший через несколько лет свою жизнь вместе с женой Этель на электрическом стуле по обвинению в государственной измене.

В воскресенье, 3 июня 1945 года, примерно за шесть недель до того, как небо над Аламогордо озарила вспышка, подобная молнии, и ярче, чем солнце, и возвестившая миру о начале атомной эры, по лестнице дома номер 209 по улице Норф-хай-стрит в Альбукерке (Нью-Мексико) поспешно поднялся полный мужчина невысокого роста с опущенными плечами и недовольным выражением лица, позвонивший в дверь квартиры на втором этаже. Ему открыл молодой человек в халате и шлепанцах.

– Мистер Грингласс? – спросил незнакомец, с трудом переводя дыхание, и добавил, когда тот кивнул: – Меня послал Юлиус.

– О! – только и ответил Грингласс.

Заперев дверь, он подошел к небольшому столику, на котором стояла женская сумка (видимо, его жены), и достал из нее кусочек картона длиной около десяти сантиметров, оторванного от упаковки малинового пудинга. Посетитель достал и кармана такой же кусочек картона. Дэвид Грингласс удовлетворенно улыбнулся. Несмотря на стокилограммовый вес, темные кустистые брови и черную гриву волос, он производил приятное впечатление.

– Моя жена Рут, – представил он, сделав жест рукой.

Посетитель кивнул, приветствуя краснощекую, голубоглазую молодую женщину, тоже в халатике и домашних туфлях, которой на первый взгляд было не более двадцати лет.

– А я – Дейв из Питтсбурга, – произнес посетитель неожиданно звучным голосом.

– Надо же, – отозвалась Рут, – ведь мужа тоже зовут Дэвид.

– Мы, собственно, никого сегодня не ждали, – пояснил Дэвид Грингласс своему тезке из Питтсбурга, который был не кем иным, как Хэрри Голдом из Филадельфии. – Это приятная неожиданность. Можно ли вам что-нибудь предложить?