Александр Медведев - По долинам и по взгорьям Страница 28

— Эй, староста! — крикнул один из них. — Отпусти овес да подводы наряди его вывезти!

— А кто приказывает? — поинтересовался командир эскадрона.

— Полка черных гусар старший фуражир, — последовал ответ.

— Ладно, заезжай во двор…

Во дворе усатого вахмистра-фуражира и его спутника быстро обезоружили, потом привели в избу и допросили. Вместе с протоколом допроса незадачливые фуражиры были отправлены в штаб полка, а сами мы сели на коней и последовали дальше.

Проскакав за ночь более пятидесяти верст, ворвались на рассвете в село Кривское, где отдыхали черные гусары. Часть колчаковских кавалеристов уничтожили, часть успела убежать. Нам достались обозы с фуражом и награбленным у населения добром.

На другой день наш эскадрон, петляя по извилистым дорогам через поля дозревающей пшеницы, добрался до большого села Подкорытова. Здесь уже находились прибывшие раньше нас Красногусарский полк 30-й дивизии, 4-й кавалерийский дивизион, а также конные разведчики 265-го и 267-го полков 2-й бригады. Красные гусары и 4-й кавдивизион входили в состав конной группы Н. Д. Томина, которую создало недавно командование 3-й армии, чтобы ускорить продвижение вперед. Самого Томина в селе не было. Он остался позади: подтягивал пехотные подразделения 2-й бригады.

Н. Д. Томин.

Вечером уставшие кавалеристы разбрелись по избам и легли спать. Наш эскадронный командир стянул сапоги, разделся и устроился на полу со всеми удобствами.

— Раздевайтесь и вы, товарищи, — сказал он мне и Мише Курилову. — Колчаковцы далеко… Ну, а уж в случае чего, нас разбудят красные гусары, они дозоры выставили.

Мы недолго думая последовали примеру командира и улеглись на попоне у самой двери. Духота в избе была несносная и, помучившись час-другой, мы, захватив с собой оружие, вышли во двор и устроились на телеге.

Разбудили нас выстрелы и крики:

— Вставайте! Белые!

Как выяснилось позднее, противник решил нанести частям 30-й дивизии контрудар на подступах к Шадринску и сосредоточил здесь два пехотных и два конных полка. Ночью местные кулаки сообщили белым, что в Подкорытове расположилась на отдых наша кавалерия. Взяв доносчиков проводниками, колчаковцы скрытно подошли к селу, сняли без шума несколько дозоров и успели с трех сторон окружить нас, прежде чем была объявлена тревога.

Услышав выстрелы и крики, мы с Куриловым, как очумелые, метнулись к коням. Успели только надеть сапоги да схватить оружие.

Основные силы противника завязали бой на восточной окраине села. Малышевцы, располагавшиеся в западной части Подкорытова, первыми прорвались сквозь вражеское кольцо, порубив с налету группу колчаковских драгун, и отошли в рощу, километрах в семи от села. Вскоре туда же прискакали и остальные наши кавалеристы.

Потери мы понесли небольшие, но многие лихие конники имели весьма неказистый вид. Некоторые были босиком, другие, как я и Курилов, — в сапогах со шпорами, но без верхнего обмундирования.

На рассвете в рощу примчался с ординарцами разъяренный Томин. Приказал нам построиться и «произвел смотр» живописным эскадронам.

— Разве это конница?! — ругался комбриг. — Это тетери, бесхвостые курицы! Общипали вас белые, как стреляных перепелок!..

Через час подошла пехота полка имени Малышева и других частей 2-й бригады.

Наши товарищи-пехотинцы вдоволь посмеялись над нами. Даже Павел Быков, очень сдержанный и редко шутивший, пустил шпильку в мой адрес:

— Никак, ты, Саня, одежу в карты проиграл? Или за постой пришлось дорого платить черноглазой Анютке?..

Томин отдал приказ продолжать наступление.

Общим ударом пехоты и кавалерии белые были выбиты из Подкорытова и покатились на юго-восток. Конная группа на плечах противника ворвалась в Шадринск.

Но мне в бою за этот город участвовать не пришлось. На подходе к нему в схватке с вражескими кавалеристами я получил сильный удар пикой по голове, вывалился из седла и потерял сознание. Если бы не каска — добротная стальная каска, сделанная на Лысьвенском заводе, — не быть бы мне живым.

Очнулся уже в Шадринске, на сеновале, с забинтованной головой. Полковой лекарь Иван Карлович долго доказывал, что мне необходимо лечь в лазарет. Я категорически отказался: время горячее, каждый человек на счету, какой уж тут лазарет! Но от строевой службы меня все-таки на несколько дней освободили, поручили привести в порядок партийное хозяйство эскадрона. Дел в партячейке действительно накопилось немало.

В середине августа 30-я дивизия вышла к Тоболу, форсировала его и двинулась дальше на восток.

«Даешь Омск, столицу Колчака!» — таков был теперь наш боевой клич.

К концу августа мы прошли от Тобола свыше ста пятидесяти километров, после чего наступление замедлилось.

Сопротивление белых нарастало с каждым днем.

Девятого сентября малышевцы с боем заняли большое село Истошино, расположенное километрах в восьмидесяти юго-западнее города Ишим.

Основные силы полка, преследуя противника, сразу же продвинулись на несколько верст восточнее села, а штаб и несколько взводов остались в Истошине. Здесь же расположились связисты, саперы и лазарет.

Утром десятого числа в селе начали собираться представители от всех партячеек: нужно было выбрать делегатов на армейский съезд коммунистов.

Я приехал с передовой позиции на рассвете, поспал несколько часов и пошел в партийное бюро полка. В избе, над дверью которой висела дощечка с надписью «Коллектив РКП(б)», уже сидело много красноармейцев.

Собрание представителей ячеек открыла Нина Мельникова.

— Товарищи! — обратилась она к нам. — Мы выполнили указание нашего вождя Владимира Ильича Ленина — освободили Урал до зимы. Но это далеко не конечная цель. Теперь предстоит напрячь все силы, чтобы окончательно разгромить Колчака. И это надо сделать как можно быстрее. С юга к Москве рвется Деникин. Положение на Южном фронте очень тяжелое. Советская республика по-прежнему в опасности. Чтобы мобилизовать всю энергию коммунистов, использовать все наши возможности для ускорения полной победы над Колчаком, политический отдел 3-й армии созывает в Екатеринбурге армейский съезд РКП(б). От нас должны быть избраны два делегата. Прошу выдвигать кандидатуры.

После короткого обсуждения делегатами выбрали командира 3-й роты Михалева и меня.

На другой день мы собирались выехать в село Армизонское, в штаб 2-й бригады, где было назначено совещание делегатов бригады. Но я провозился с передачей партийных дел почти до вечера и решил переночевать в Истошине. Михалев отправился в Армизонское один.

А вечером стало известно, что батальоны малышевцев под сильным натиском противника начали отступать. Истошино было оставлено нами. Штаб полка с обозами перебрался в деревню Снегирево.

Здесь я закончил наконец все дела, передал список коммунистов эскадрона, печать и казенные деньги писарю Володе Попову и решил хоть немного поспать перед дорогой. Но не успел лечь, как в Снегирево прискакал на взмыленном коне Миша Курилов. Он сообщил, что белые пытаются обойти нас справа.

Командир полка приказал немедленно отходить еще верст на пять — шесть.

Когда мы уже ушли от Снегирева километра на полтора, Володя Попов, ехавший рядом со мной, с дрожью в голосе спросил вдруг:

— Иваныч, а ты сдавал мне печать, список и деньги?

— Конечно, сдавал. Вот и расписка твоя у меня в кармане.

— Ну так, значит… я все это в избе забыл. Полевая сумка на стене осталась… В ней все…

— Эх ты! Разиня! — вскипел я и, круто повернув коня, помчался назад в деревню.

Вот и Снегирево. На улице никого нет. Почерневшие старые избы — все как одна. В которой же мы останавливались? Наверно, все-таки в этой. Я подъехал к окну, не закрытому ставнем. Не успел постучать, как оно отворилось и хозяйка протянула мне сумку.

— Возьми, касатик, — сказала она. — А то я сама не своя, что вы ее у меня забыли.

Пощупал сумку — печать там. Горячо поблагодарил хозяйку и поскакал обратно.

В конце деревни, из переулка слева, показалась группа людей с винтовками. Двое выбежали на дорогу:

— Стой! Кто едет?

— Свой! — ответил я, приближаясь к ним, и в тот же момент увидел в лунном свете погоны на плечах солдат. Колчаковцы!

Выхватил клинок, ударил наотмашь одного из них. Второй отскочил.

Я помчался карьером. Сзади захлопали выстрелы. Но мне повезло: удалось уйти невредимым.

Утром наши остались в какой-то деревеньке, а я поехал дальше на запад и часа через три добрался до Армизонского. Когда вошел в избу, где располагался штаб бригады, Томин уже заканчивал беседу с делегатами на армейский съезд коммунистов. Но не успел комбриг попрощаться с нами, как в дом вбежал дежурный по штабу с тревожным докладом: