Ганс Баур - Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 Страница 28

Итак, 5 ноября мы вылетели в Эльбинг. Уже в ходе посадки я заметил, что самолет начал тонуть в грязи. Даже еще не остановившись, он крепко завяз в болоте. Несмотря на то что самолет имел три двигателя, их мощности оказалось недостаточно, чтобы сдвинуть его с места. Гитлер вынужден был выбраться наружу и пешком отправиться к зданию аэропорта. Туда за ним прислали машину, которая и доставила его в город, где он решил выступить с речью.

Я прочно застрял и наорал на Оппермана, что все мои телефонные звонки и запросы я, видимо, обращал к птичкам божьим, поскольку сижу по колено в грязи. Поскольку двигатели не могли сдвинуть самолет, принесли длинные веревки, которые привязали к шасси, и только благодаря усилиям целой команды в 150 человек его удалось сдвинуть с места. Они медленно тащили самолет вперед, до самого конца летной полосы, но взлет с такого вязкого грунта исключался. Я приказал им принести доски, чтобы подложить их под колеса. Затем мы вытащили из самолета все, что только можно. Даже запас горючего сократили до минимума, его оставили ровно столько, чтобы хватило на короткий перелет. Шины с колес также сняли, поскольку они стали пробуксовывать после того, как самолет утонул в грязи. Затем я сообщил Гитлеру, что он не сможет вылететь с этого аэропорта и должен ехать в Данциг, где я его и заберу.

Теперь надо было быть исключительно внимательным! Во время разбега самолета по доскам существовала опасность, что одна из них может подскочить и повредить пропеллер. Но для облегченного самолета потребовался сравнительно короткий разбег. Все прошло хорошо. Из Данцига я доставил Гитлера обратно в Берлин. Оттуда на следующий день мы отправились в Мариенбург. Там Гитлер посетил престарелого фельдмаршала фон Гинденбурга, который жил на государственной даче Нойдек. Когда Гитлер бывал в этой части страны, он обычно останавливался ночевать у семейства Финкенштайнов и не приезжал в аэропорт раньше утра.

Из Мариенбурга он хотел лететь в Киль, чтобы там принять участие в съезде. Погода была исключительно неблагоприятной. Вылет перенесли на более раннее время, поскольку мы опасались, что сильный встречный ветер замедлит нашу скорость и мы можем опоздать. В 11.45 мы поднялись в воздух из Мариенбурга. Сразу после Данцига нам пришлось лететь вслепую более сотни километров по польскому коридору в сторону Балтийского моря. Далее от Руггенвальда мы летели над поверхностью воды, после чего достигли Свинемюнде. С этой точки и вплоть до Киля мы снова летели вслепую, полагаясь только на пеленги.

Пеленги, пеленги…

Согласно первому пеленгу, полученному по пути в Свинемюнде, мы находились в 13 километрах к северо-северо-востоку от Деммина. Курс на Киль казался правильным. Согласно следующим пеленгам, мы находились в 3 километрах к востоку-юго-востоку от Варнемюнде и в 25 километрах к юго-востоку от Ольденбурга. Это подтверждало, что я проложил правильный курс к Килю. Я сбросил газ и снизился примерно на тысячу метров, до высоты около 300 метров над уровнем моря, чтобы сориентироваться по приметам на земле при подлете к Килю. Через семнадцать минут, согласно пеленгам, мы должны были находиться в 11 километрах к югу от Любека. Значит, я летел на юг. Но поскольку я не менял свой курс, получалось, что пеленг неверен. Поэтому я попросил своего радиста Леци немедленно запросить другой сигнал. Согласно следующему пеленгу, мы находились в 21 километре к северо-востоку от Гамбурга. На основании этого я пришел к выводу, что пеленги из Ольденбурга ошибочны и на самом деле мы находимся к югу от Киля.

Поэтому я изменил курс на 340 градусов к северу. Согласно следующим пеленгам, мы находились в 12 километрах к северо-востоку от Травемюнде. Курс на Киль составлял 312 градусов. Тогда я сильно разозлился. «На станции, должно быть, все сошли с ума, – сказал я Леци. – Мы найдем путь сами». Я снизился до 200 метров и теперь мог видеть землю. Однако, чтобы видеть то, что находится впереди, я вынужден был опуститься до 50 метров. Насколько хватало глаз, вокруг вода, вода и ничего, кроме воды. И вновь я изменил курс самолета, направив его на юго-запад, надеясь увидеть землю. Однако и через десять минут не было ни малейшего намека на землю. Теперь я направился на юг. Гитлер прошел в кабину пилота и спросил, где мы находимся. Мне пришлось объяснить, что наземная станция, должно быть, дала нам ложные пеленги, но в данный момент мы не можем находиться слишком далеко от пункта назначения. Поскольку мы пребывали в пути уже четыре часа, Гитлер пришел в ярость. Мы могли проскочить узкий полуостров, на котором располагался Киль, и теперь опять летели над Северным морем.

В конце концов мы заметили землю. На противоположной стороне бухты виднелись очертания большого города. Когда Гитлер спросил меня, что это за город, я не смог ему ответить. Поскольку у меня не было никакого желания зацепиться за фабричную трубу или за шпиль собора на такой низкой высоте, я весь сосредоточился на управлении самолетом и не мог развернуть карту. Кроме того, ею трудно было пользоваться для ориентации по земле, поскольку ее масштаб был 1:1 000 000. Я решил прибегнуть к старому приему, которым пользовались еще до того, как изобрели навигационные приборы. Надо просто найти железнодорожную станцию и прочитать на ней название города. Однако на этот раз нам мешал грузовой поезд, он выпускал невероятное количество дыма, который под действием ветра превращался в облака, закрывавшие от нас вывеску. Гитлер пришел в кабину и вместе со мной пытался хоть что-то разглядеть. Внезапно он указал на некое строение на земле: «Вот! Я однажды выступал в этом зале. Это Висмар!» Я бросил быстрый взгляд на сетку железных дорог, обозначенных на моей карте, и убедился в том, что он прав. Судя по пеленгам, которые поступали в данный момент или же ранее, мы должны были находиться где угодно, но только не в Висмаре. Поскольку я больше не испытывал к ним доверия, я решил полагаться на наземные ориентиры. Мы летели на высоте от 30 до 50 метров над землей. Все заволокло туманом, и невысоких холмов не было видно. Следуя в направлении Любека и Травемюнде, мы в конечном итоге достигли речки Траве и, следуя по ее течению на высоте 20 метров, направились к бухте, на берегу которой располагался Травемюнде.

Сводки погоды из Киля поступали исключительно неблагоприятные. Облачный покров на высоте от 30 до 50 метров, шел сильный дождь и надвигалась буря. Лежащие впереди по курсу острова мы едва разглядели по причине ухудшившейся видимости, обзор составлял едва ли 200 метров. Я поднимался и опускался над Траве несколько раз, но не мог определить местоположение аэропорта в Травемюнде, хотя он был мне знаком. Поскольку запасы горючего быстро таяли, – едва ли оставалось 150 литров, которых хватило бы всего лишь на пятнадцать минут полета, – я сказал Гитлеру, чтобы он готовился к вынужденной посадке на открытой лужайке. Он согласился со мной. С выпущенным шасси и со включенным для экономии топлива на малую мощность мотором я сделал последнюю попытку направиться на север, следуя на высоте 20 метров над поверхностью моря. Снова я проскочил над бухтой и ее широкой водной гладью, но так и не нашел аэропорт.

Я попросил Гитлера вернуться на свое место и пристегнуться ремнем. При неблагоприятных условиях у нашей машины могло задрать хвост, поскольку на размякшей от дождя земле колеса тонут в грунте, и это может привести к такому внезапному торможению, что у самолета центр тяжести сместится вперед и машина зароется носом в землю. Я выбрал лужок как раз недалеко от воды, сделал вокруг него один круг и уже заходил на последний разворот, выключив двигатель, как вдруг заметил слева от себя черную тень. Я снова добавил газу и полетел в сторону этих неясных очертаний. Это был аэропорт Травемюнде! Гитлер исполнился признательности мне за успешную посадку и удивлялся, что все прошло гладко, несмотря на все наши злоключения. Он продолжил свое путешествие в Киль по земле, планируя вылететь на самолете из Киля в Гамбург на следующий день.

Естественно, первым делом в Гамбурге я направился на пеленгационную станцию, имея на руках точную запись переговоров, чтобы выяснить причину появления неверных пеленгов. Как оказалось, не только Гамбург и Киль, но также Копенгаген, Штеттин, Берлин, Лейпциг и Ганновер также посылали ложные пеленги. Их количество доходило до семи сообщений из десяти. Все дело заключалось в феномене так называемого мерцающего эха, что и приводило к такому большому разбросу пеленгов. Позднее процесс наведения на местности настолько усовершенствовали, что подобные вещи уже не повторялись.

Современные рождественские подарки

В 1933 году я предоставил свой самолет для проведения рождественских праздников, во время которых приблизительно 150 мальчиков и девочек, сирот или детей из бедных семей, должны были получить подарки в мюнхенском аэропорту. Они радостно и возбужденно ожидали прибытия «самолетов с небес». Это была современная волшебная сказка наяву, в ходе представления Карл Штайнаккер, выступавший под прозвищем Петер, вылезал из самолета, а два карлика следом за ним несли посылки, ящики и сумки с рождественскими подарками. Он выглядел весьма эффектно – вокруг головы у него был нимб, одет он был в кофту небесно-голубого цвета и желтые панталоны, а в руке держал ключи от неба. За короткое время Штайнаккер с его искрометным юмором завоевал сердца детей. Его усилия поддерживали баварское радио в лице комментатора Отто Вилли Гайля, государственный секретарь Герман Эссер и директор аэропорта Гайлер. В конечном итоге появлялся «младенец Иисус» в белом одеянии, украшенном звездами.