Максим Михайлов - Мы все - осетины Страница 28

Вот и ориентир, неестественно желтая слежавшаяся куча песка. Где же вожделенный ход сообщения? На долю секунды я запаниковал, понимая, что никакого хода нет, а может есть, но я его не вижу. Страх пронзил сердце холодной иглой, и почти тут же я его заметил. Он начинался чуть дальше кучи и его полуобвалившиеся склоны так густо заросли травой, что практически сливались с окружающей растительностью. Сам ход сообщения представлял из себя узкую траншею, небрежно вырытую видимо уже давно, так как в некоторых местах земля осыпалась вниз, еще уменьшая и так небольшую ее глубину. Никаких перекрытий и упоров вдоль стен. До этого познания в инженерном деле тех, кто оборудовал здесь позиции, не дошли, а может быть просто лень взяла верх над стремлением к безопасности. В любом случае какое-никакое укрытие траншея из себя представляла, и, что самое приятное, до нее оставалось не больше десятка метров. Три последних, тьфу ты, крайних, отчаянных прыжка, и я буду в относительной безопасности. Тут же глубоко внутри появилась железная уверенность, что вот именно сейчас грузинский снайпер и выстрелит. Воображение тут же услужливо подсунуло мне картину валящегося по инерции в траншею уже мертвого тела с простреленной грудью. Я отмахнулся от назойливого видения и нажал еще, будто пришпоренный наездником жеребец на скачках.

Последние несколько метров я щучкой пролетел по воздуху головой вперед и бухнулся на мягкое покрытое песком дно траншеи, распластанной лягушкой, с размаху ткнувшись мордой в осыпавшуюся стенку. Выстрела так и не было. Осознав это, я поднял перепачканное лицо на удивленно глядящего на меня Фиму и счастливо рассмеялся.

— Ты чего? — подозрительно спросил меня одноклассник, на всякий пожарный отодвигаясь подальше, мало ли чего можно ждать, от хохочущего неизвестно над чем придурка.

— Так, ничего… погода хорошая, — всхлипнул я в ответ, пытаясь унять распирающий меня изнутри нервный смех.

— Ну-ну, погода… — настороженно протянул Фима. — Смотри, вон Рауль бежит. А скачет-то как, что твой горный козел!

Я приподнялся и аккуратно выглянул наружу, чуть приподняв голову над краем траншеи. Молодой осетин действительно несся к нашему укрытию внушающими уважение скачками, на ходу он бросался в разные стороны, сбивая возможным стрелкам прицел. Причем выходило это у него как-то красиво и грациозно, как заученный и тщательно отрепетированный танец. Каждое движение было экономным и точным, вовсе не рождая того ощущения расхлябанности и дряблости, какое вызывал бег того же сопевшего у меня за плечом Фимы.

Рауль уже преодолел почти половину отделявшего его от нас расстояния, когда вдруг прямо из-под его ноги брызнул во все стороны осколками булыжник. Я замер, силясь понять, что же это такое было, и тут все объясняя и ставя на свои места со стороны грузинского холма докатился хлесткий щелчок винтовочного выстрела. Даже не оборачиваясь я почувствовал, как испуганно присел пряча голову, стоявший у меня за спиной Фима. Ополченец же, казалось, не обратил на выстрел никакого внимания, только еще больше увеличил скорость бега, хотя я думал, что подобный подвиг уже не в человеческих силах. Он был совсем близко, и я ясно видел его плотно сжатые губы, застывшую на лице напряженную гримасу и горящие шальным огнем глаза. Еще пятнадцать метров, десять, пять… Вел я про себя неумолимый отсчет, почему же снайпер больше не стреляет? Ведь прошло уже достаточно времени, чтобы восстановить сбитый отдачей первого выстрела прицел. Валерка Колыванов, наш снайпер, москвич, как и я, умудрялся поражать на стрельбище три мишени за пять секунд, правда он и до армии увлекался стрельбой и вроде имел какой-то там серьезный спортивный разряд. Черт, почему же грузин не стреляет? Лучше бы он сейчас раз за разом молотил по бегущему Раулю, честное слово, мне так было бы гораздо спокойнее, чем терпеть вот это зловещее ожидание, когда ты знаешь, что совсем рядом всего за полкилометра отсюда, вражеский снайпер тщательно ловит в прицел фигуру бегущего человека. Решил не размениваться на быструю пальбу? Ставит все на последний прицельный выстрел? Может быть вообще у него винтовку заклинило? Может он потерял цель? Может выстрелов больше не будет?

Выстрел все-таки щелкнул звонким ударом бича, многократно отраженный отзывчивым горным эхом. Рауль в этот момент был уже всего в двух шагах от края спасительной траншеи. Куда попал грузин я не понял, никаких видимых следов удара пули видно не было. Видно она пошла вообще в «молоко». Рауль резко затормозил у песчаной кучи. Отчетливо слышно было его хриплое, загнанное дыхание. Не торопясь, полным достоинства жестом он вскинул вверх в сторону грузинского холма правую руку и энергично хлопнул сверху по ее локтю левой, без лишних слов выражая свое мнение о грузинском стрелке. Постоял так с полсекунды и стремительно и ловко юркнул в траншею. Мгновение спустя над нашими головами протяжно свистнула пуля, а за ней долетел с грузинского холма и звук выстрела. И я, и Фима инстинктивно пригнули головы, а Рауль по-детски счастливо рассмеялся.

— Грызуны не стрелки, а полное дерьмо! — заявил он важно поглядывая на нас. — Как вам аттракцион? Ничего побегали? Адреналин!

И снова засмеялся чисто и звонко. Вот только нам с Фимой было совсем не до смеха. Фотограф с изрядно побелевшим лицом и дергающимся в нервном тике веком, напоминал сейчас расфокусированным взглядом с выражением типа «проглотила Таня мячик» тихого клинического идиота, только непрерывно бегущей изо рта слюны не хватало. У меня самого в голове настойчиво пульсировала, крутилась то убыстряя, то замедляя бег, словно несущаяся в колесе белка одна и таже навязчивая мысль: «А нам ведь еще обратно идти… Еще ведь обратно идти… Обратно идти… Идти… Идти..» И вот так много раз по кругу. Усилием воли, заставил себя немного связно соображать. В конце концов пока ничего страшного не случилось. Все живы, здоровы, дай бог и дальше пронесет. Поразился неожиданно пришедшей в голову мысли, и тут же озвучил ее вслух, пока опять не перебила вращающая колесо белка:

— А вы что же, каждый раз вот так вот сюда под пулями бегаете? Грузины давно уже пристреляться должны были. Люди на посту, наверное, каждый день меняются?

— Меняются, — разом поскучнел проводник.

Говорил он теперь через силу, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Мы обычно днем сюда не ходим, знаем, что опасно. Смена ночью всегда приходит, осторожно, по темноте. Грызуны пока еще ни разу не засекли…

— Вот оно что… — протянул я, чувствуя, как во мне поднимается злость. — А какого же хрена ты нас сюда днем потащил? А?! Чего молчишь?!

— Вы же снимать хотели… — жалко пролепетал в ответ Рауль. — Я думал нормально проскочим.

— Думал он! — меня просто распирало от злости, сейчас я готов был разорвать стоящего передо мной осетина на куски, вцепиться в него зубами, бить его курчавой головой об стенку траншеи, вымещая свой страх, выплескивая все только что пережитое.

— Вот именно, Рауль. Как ты мог так безответственно поступить? Ладно сам под пули полез, а если бы застрелили кого-то из наших гостей, не дай бог, конечно. Тогда что было бы?

Спокойный рассудительный голос прозвучал настолько неожиданно, что я чуть было не подпрыгнул на месте. Из-за поворота траншеи показался невысокий бородатый мужчина с большим, нависающим над губами носом. На плече его болтался стволом вниз автомат Калашникова абсолютно не вязавшийся с поношенным пиджаком и расстегнутой кремовой рубашкой под ним. Вид у вновь прибывшего был отнюдь не воинственным, так должен был выглядеть сельский учитель, или агроном, тихий и незлобивый маленький человечек, который не обидит и мухи. Оружие в сочетании с этим образом казалось явной нелепицей. Тем не менее оно было, я даже отметил про себя, что в автомат вставлена скрученная синей изолентой спарка магазинов, изобретение солдатской смекалки, существенно экономящее время при перезаряжании. Надо только постоянно помнить, о нежелательности стрельбы с упором магазина в землю, иначе забитый грязью второй магазин обязательно отомстит за проявленную небрежность осечкой и перекосом патрона.

— Дядя Аршак! — радостно вскинулся было Рауль, но тут же вновь виновато опустил голову.

— Здравствуй, здравствуй, племянник, — укоризненно покачал головой бородатый. — Не ожидал от тебя такой безответственности.

— Э… простите, — неожиданно вклинился в беседу двух родственников несколько оживший Фима. — Не надо его обвинять. Это мы сами попросили, чтобы он отвел нас на позиции. Мы журналисты из Москвы. Будем делать фоторепортаж про вашу республику, и нам нужны фотографии настоящих ополченцев.

— Репортаж, это хорошо, — задумчиво кивнул бородач. — Что ж, будем знакомиться. Моего слишком горячего племянника вы уже знаете, а я начальник смены на этом посту. Зовут меня Аршак, можете обращаться просто по имени.