Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря Страница 29

— Гранату!

Для гарантии посылаю еще один, последний выстрел, улавливая спустя несколько мгновений бледно — желтую вспышку разрыва. РПГ -7 в нашей ситуации рассчитан на слабонервных. «Духи» к этой категории не относятся. Сюда бы АГС…

В нашу сторону понеслись трассера. По приближающемуся огневому кольцу делаю вывод, что противник проскочил сектор поражения нашей громкой пукалки, сделанной для поджигания танков, которые у «духов» в этих горах почему-то не водятся.

Начинаем швырять гранаты. Все. Кончились.

По стенке «эспээса» щелкает очередь. Неприятный звук. Но ведь не попали же!

Теперь в дело пускаем автоматы. Костенко уже опередил меня: упершись носом в бойницу, он увлеченно изводит патроны. Присоединяюсь к нему.

Кто-то сильно дергает меня за шиворот. Оборачиваюсь: Саломатин. Я про него совсем забыл. Он что-то говорит, но оглохшие от гранатометной стрельбы барабанные перепонки решительно отказываются воспринимать что — либо. Зато я прекрасно вижу, как в метре за спиной разведчика вспарывает снег пулеметная очередь.

Дергаю Саломатина за плечи, и мы вваливаемся в «эспээс», опрокинув «ворошиловского стрелка» Костенко. Тот пытается выбраться из-под нас, одновременно почему-то ощупывая мне грудь. Через мгновение доходит, что он принял нас за раненых.

Отпихиваю руку ефрейтора. Он видит мои глаза — таких злых не может быть у подстреленного, и недоуменно затихает.

Саломатин снова хватает меня за воротник — что за дурная привычка у человека! — притягивает мое лицо к своему, и словно сквозь толщу воды доносится:

— Орлов по рации приказал отходить! Быстрей!.. У нас… две минуты, чтобы выбраться… добраться до мертвого пространства… свои покоцают…

Я ору в ответ:

— Надо Грачеву сообщить! Понял?!

Саломатин кивает головой и неуклюже вылазит из «эспээса». Цепляясь левой рукой за склон, он кидается в сторону и вниз — в направлении грачевского пулеметного гнезда. Оттуда по-прежнему летят трассера.

Чтобы прикрыть разведчика, мы с Костенко выпускаем разом по магазину. Ствол автомата раскалился и парит от падающего на него снега.

Выбираемся из ячейки. Под ногами обнаруживаю неиспользованную гранату, скатившуюся вниз — наверное, локтем ненароком столкнули. Чеку долой и туда же — вниз. Сую своему «второму номеру» бесполезный сейчас РПГ: пусть повесит на спину, нашим наверху он еще пригодится.

Костенко явно торопится, у меня же на душе повисла пудовая гиря: грачевский пулемет продолжает стрелять. Рядом с ним — отчетливо это вижу — ложатся два гранатометных разрыва.

Несколько очередей вспарывают воздух прямо над нами. Ныряем головой в снег. По инерции сползаем вниз по склону несколько метров и утыкаемся головой в камни огневой точки, покинутой нами. Снова стреляем, выжидая время. В голове же вместе с ударами выстрелов бьется одна мысль: «Разведчик не добрался?!»

— Костенко! — наконец принимаю решение, — Дуй наверх! Коридор помнишь где? Дуй! Я к Грачеву!

Возражать надумал…

Наотмашь бью по лицу. Голова моего героического «второго номера» от удара стукается о землю: мы по-прежнему лежим за камнями, прижавшись к склону.

На его глазах появляются слезы. Или это просто растаявший на ресницах снег?

— Это приказ! Передашь Орлову, чтобы сместил коридор на линию грачевской огневой точки. Выходить будем оттуда. Понял? Выполнять! Выполнять, сука! Пидор, застрелю! Это приказ!!!

Костенко смотрит на меня круглыми немигающими глазами и отползает в сторону.

Я кидаюсь туда, куда ушел разведчик. Надо быстрее: скоро наши откроют огонь и тогда мне трандец. По моим прикидкам, время данное нам на отход, уже прошло, но Орлов медлит. Нас ждет? Но он не может ждать бесконечно. Лучше пожертвовать пятерыми, чем потом потерять всю роту…

Ветер свистит вокруг в унисон с пулями, которые, скорее всего, так и порхают рядом. Я их не слышу: продолжаются последствия стрельбы из «граника». Да, композитором мне уже не стать. Но то, что я сейчас глухой — даже хорошо: больше бы кланялся свинцу, терял бы темп движения…

Подтверждение тому, что «духи» зря времени не теряют, получаю тотчас же. Что-то сильно дергает за рукав, и я обнаруживаю в нем большую дыру. Боли не чувствую. Не прекращая движения, несколько раз сжимаю и разжимаю кисть. Действует. Значит, не попали, сволочи…

Разрыв рвет воздух над головой, горячая волна толкает в спину. Пропахиваю носом несколько метров. Ч-черт, РД около ячейки забыл. То-то, чувствую, что бежать легко. Аллах с этим чертовым рюкзаком: старшина спишет. Главное, чтобы меня не списали…

«Эспээс» Грача уже близко. Вон валун — за ним… Подскальзываюсь, качусь по склону мимо вовкиной «огневой точки», пока передо мной не скапливается сугроб не останавливает падение. Если бы не он — прикатился бы прямо в руки к «духам».

Яркая вспышка чуть выше Вовкиной «огневой точки» застявляет душу сжаться от дурного предчувствия. Так и есть: Грач замолчал.

Гребу наверх по колено в снегу. Падение вниз спасло меня от осколков, которые достались на долю пулеметного расчета: Вовка продолжает молчать. Рядом очередь вспарывает снег. Не обращая на нее внимание, упрямо лезут напрямую к «эспеэсу» пулеметчиков.

По лицу течет пот, заливает глаза. Смахиваю жгучую влагу обледенелой рукавицей. Ледышки, вмерзшие в сукно, словно наждак дерут кожу, но одновременно приводят в чувство. Начинаю действовать более осознанно, понимая, что пока не доберусь до Грача и его «второго номера», помочь им не смогу. Сейчас важнее не попасть под огонь «духов» и наших, которые… Которые уже начали стрелять.

Навстречу полетели пучки трассеров и светящиеся комки гранатометных зарядов. Вот что-то ритмичное забухало у меня за спиной: ага, это разрывы от АГСа…

Ныряю лицом в снег и, как бульдозер разгребая снег, начинаю грести на животе. Сердце готово выскочить из груди, по спине текут струи пота. Нижняя рубашка то прилипает к ней, то, наоборот, приятно щекочет лопатки влажной тканью. В рукавицах — горячая вода от набившегося в них и растаявшего снега.

Быстрей! Не обращая внимания на наш плотный огонь, «духи» активно прут в наступление.

Я это определяю по становящейся все громче стрельбе. Глухота прошла — от страха что ли? Кажется, волосы шевелятся под шапкой от проносящихся над головой пуль. В животе начались спазмы. Не хватало еще обделаться, как первокласснику. В плен не хочется. Ой, как не хочется в плен…

Перед носом возникает долгожданная стенка «эспээса». Перекатываюсь через нее, в каждую секунду ожидая получить удар пули в спину. Пронесло. Прямо передо мной на спине лежит вечный Грачевский «второй номер». Остановившиеся, широко раскрытые глаза парня уже успел запорошить снег — ему помощь уже не потребуется.

Грач уткнулся в опрокинутый пулемет. Кругом желтеют отстрелянные гильзы. Прикладываю два пальца к сонной артерии: жилка пульса бьется. Чуть слышно, но бьется.

Некогда выяснять, куда Грач ранен. Перетягиваю его ремнем через грудь и начинаю тянуть наверх. Тяжелая Вовкина туша обрывает руки. Кажется, что от неподъемного груза они становятся все длиннее и длиннее. Господи, как хорошо было ползти одному…

…Все, что запомнится после — это будет жар, готовый выжечь все нутро, боль в ободранных коленях и затверженное до автоматизма движение: отполз, подтянул обмякшее тело Грачева к себе, отполз — подтянул…

Я так и не доползу до верха, потеряв сознание в десятке метров от хребта — скажется перенапряжение в разряженном высокогорном воздухе и полученная накануне контузия. Нас подберут уже после отбитой атаки разведчики, которых ротный пошлет на поиски.

Вовку перебинтуют и оставят лежать вместе с ранеными. А я, чуть оклемавшись, снова стану отбивать атаки вместе с живым и невредимым Костенко.

Он все же успел добраться до наших и заявил ротному, что тот пусть его застрелит, пошлет в дисбат, но пусть сначала разрешит вытащить нас всех. Булгаков под горячую руку на самом деле чуть не кокнет моего «второго номера», пытающегося, наплевав на все, отправиться обратно, но потом все же пошлет вместе с ним ребят.

Саломатина мы найдем уже после всего. На дне ущелья. С ним случилось то, что больше всего опасался а: парень потерял ориентировку и попал в плен к «духам». И они из него нарезали ремней, пытаясь узнать, сколько нас на самом деле и какова наша задача.

Впрочем, нам об этом остается только догадываться: никого из допрашивавших к нам в плен не попало. Только изуродованное тело Саломатина говорило, что его пытали.

Мы просидим на этой горе сутки, так и не увидев живые лица наших врагов: в течение суток из белесой круговерти бурана в обе стороны будут лететь пучки трасс; в черном дыму и разметанном свинцом снеге будут рваться гранаты, и свиста пуль не будет слышно из-за неистового ветра.