Отто Скорцени - Неизвестная война Страница 29

Кроме того, Африканский корпус и итальянские дивизии также стали жертвами предательства; итальянский адмирал Франко Моджери действовал столь эффективно, что после войны был награжден союзниками. Благодаря его информации, союзникам удалось потопить 75 процентов запасов и снаряжения, предназначенных солдатам «оси». Поль Кэрелл в своей книге «Африканский корпус» утверждает, что Моджери был не единственным информатором англичан. Он пишет, что «информация первостепенной важности поступала из Берлина через Рим». «Красная» и «Черная капелла» не имели с этим ничего общего.

Главнокомандующий нашими войсками в Италии фельдмаршал Альберт Кессельринг сказал мне в 1943 году, что союзники были превосходно проинформированы о датах выхода и трассах итальяно-немецких конвоев, направляемых к берегам Северной Африки.

Более того, начальник штаба Роммеля генерал Фриц Баерлейн написал в 1959 году, что он глубоко убежден, что зимой 1941 года «планы Роммеля были выданы англичанам» (смотри книгу Кэрелла «Африканский корпус»).

Всегда трудно объяснять поражение в какой-либо кампании по причине предательства. Однако мы имеем право сказать, что с 1941 года и в Африке, и в России утечка информации сыграла огромную роль.

Во время наших боев в районе Березины и Днепра шли проливные дожди, и мы брели по грязи, из которой нашу технику приходилось просто в буквальном смысле вытаскивать. Починить многие машины было очень трудно или даже невозможно. Мы не знали, что нас еще ждут гораздо худшие переходы. Несмотря на грязь, ожесточенный бой и бомбардировку советской авиации, наша дивизия форсировала Днепр южнее Шклова.

3 июля передовые отряды 3-й танковой группы Гота с севера и 2-й танковой группы Гудериана с юга зажали петлю под Минском. В результате этой операции, согласно рапорту фельдмаршала фон Бока от 8 июля, было взято в плен 287 704 человек, захвачено или уничтожено 2585 танков, включая тяжелые.

Однако русская кампания не была «выиграна за четырнадцать дней», как записал в своем дневнике под датой 3 июля генерал-полковник Гальдер. Еще одна ошибка на совести историков — утверждение, что «с начала кампании русские части имели приказ держаться до конца». Наоборот, они получили приказ отступать как можно быстрее, чтобы избежать окружения, в жертву были принесены лишь некоторые части. Более 500 000 советских солдат избежало минской западни, и Гитлер знал об этом. 13 июля мы остановили отчаянные контратаки русских, а на следующий день выдвинулись в район южнее города Горки. Совместно с 10-й танковой дивизией генерала Фердинанда Шааля мы нанесли удар вдоль шоссе Смоленск — Стодолищи; после тяжелых боев 18 и 19 июля Ельня стала нашей.

Мы сражались с энтузиазмом и верой в победу. Тактическое превосходство танков, обозначенных литерой «Г» (Гудериан), было подавляющим.

Однако если бы противник смог надлежащим образом использовать танки Т-34 в заранее подготовленных массовых контратаках, нам пришлось бы туго. Немецкие противотанковые орудия, легко поражавшие танки типа Т-26 и ВТ, были бессильны против новых Т-34, которые внезапно появлялись из несжатой пшеницы и ржи. Тогда нашим солдатам приходилось атаковать их с помощью «коктейлей Молотова» — обыкновенных бутылок с бензином с зажженным запальным шнуром вместо пробки. Если бутылка попадала на стальную пластину, защищавшую двигатель, танк загорался. Также были эффективны гранаты, заброшенные в ствол орудия, или взрывчатка, размещенная на крышке люка бронебашни. «Фауст-патроны» появились значительно позже, поэтому в начале кампании некоторые русские танки сдерживала огнем прямой наводкой только наша тяжелая артиллерия.

Мы сражались на фронте длиной в тысячи километров. 24 июля наша часть выдвинулась вперед, а некоторые подразделения оказались почти в 100 километрах западнее.

Ельня, расположенная на берегу реки Десны в 75 километрах на юго-восток от Смоленска, являлась одним из важнейших стратегических пунктов и крупным железнодорожным узлом. Совместно с 10-й танковой дивизией мы создали мостовой плацдарм и расширили оборону «ежом»[112] в радиусе примерно 8 километров. Мой дивизион оказался на юго-восточном направлении.

Поль Кэрелл был прав, назвав бои за Ельню «адскими». Шесть недель недавно назначенный командующий Западным фронтом маршал Тимошенко пытался прорвать наши позиции, бросая в бой резервные дивизии под командованием будущего маршала Константина Рокоссовского. Только 30 июля па «еже», удерживаемом полком «Великая Германия» и дивизией «Рейх», потерпели неудачу тринадцать советских атак.

Наверное, это был именно тот день, когда наш командир хауптштурмфюрер Иоахим Румор, увидев Т-34 перед позициями 6-й батареи 2-го дивизиона, вскочил на мотоцикл и хладнокровно командовал, перемещаясь между нашими орудиями и танками противника. Последний из них был уничтожен снарядом из 105-миллиметрового орудия в 15 метрах от наших позиций… Очень вовремя! Этот действительно был необычный эпизод. Вскоре Румора повысили в звании до штурмбаннфюрера (майора), а я получил Железный крест II степени. В начале августа нас сменили две пехотные дивизии. Однако возможности отдохнуть не было — получен приказ занять позиции севернее «ежа», где пехота неприятеля яростно атаковала, неся при этом огромные потери. Волна за волной русские шли прямо на смерть, всегда в одно и тоже место, куда был направлен огонь наших орудий. Это было непонятно, чудовищно, просто отвратительно. Кто посылал тысячи отважных солдат на бессмысленную гибель?

Нам было понятно, что советские солдаты защищали родную землю, а мы были захватчиками. Но во имя какого общественного порядка жертвовались их жизни? То, что мы видели в деревнях и небольших городках, было достаточным, чтобы составить себе представление о «советском рае». Люди и животные жили вместе, в условиях, оскорбляющих человеческое достоинство. Севернее Кобрина я видел русский колхоз… Крестьянин являлся только бедным невольником, подобным персонажу «Мертвых душ» Гоголя. Александр Солженицын был прав, хотя обо всем, что мы видели в СССР, было сказано еще до Виктора Кравченко[113] и мужественного автора «Архипелага ГУЛАГ».

Нас обвиняют в том, что мы считали русских недочеловеками. Это неправда. Я привлекал к работе русских механиков из числа военнопленных — они были умны и изобретательны. Например, они сами догадались заменить рессоры наших автомобилей «Хорх-Кюбельваген» рессорами танков Т-34. Почему я должен был обращаться с ними как с неполноценными? Я решительный антибольшевик, но никогда ничего не имел и не имею против русских.

Если, как говорят некоторые, Гитлер вначале недооценивал русских, то он совершил большую ошибку.

У рейха была более хорошая стратегия ведения войны, наши генералы лучше знали проблемы взаимодействия моторизованных дивизий и обладали лучшим воображением. Однако, начиная с рядового солдата и до командира роты, русские были равны нам. Они были мужественными, находчивыми, одаренными маскировщиками, а кроме того, ожесточенно сопротивлялись и всегда готовы были пожертвовать своей жизнью.

Если кто-то и считал русских недочеловеками, то это руководители большевиков, которые заставляли их по-скотски жить в деревнях и работать в городах. Ни один англичанин, француз или любой другой европеец не выдержал бы и меся-па на месте русского крестьянина или рабочего, забитость и темнота которых превышали все допустимые границы. Многие военнопленные не верили, что в западноевропейских городах ездят трамваи; по их мнению, метро существовало только н Москве.

То, что мы увидели в центральной России и немного позже на Украине, убедило, что русский народ ждет от нас освобождения. К сожалению, люди типа Мартина Бормана или комиссара Украины Эриха Коха виноваты в абсурдной оккупационной политике. Вместо депортации жителей деревень их необходимо было освободить и обращаться с ними по-человечески. Так же считал и рейхслейтер Альфред Розенберг,[114] но его благоразумное мнение встретило сопротивление. Розенберг имел балтийское происхождение, поэтому его видение нашей роли на Востоке, выраженное в «Мифе XX века», было более точным, чем философские размышления епископа цезарей Евзебия или полного добродетели Памфила.

В аду Ельни мы убедились, что сражаемся не только за Германию, но и за Европу. Солдаты были очень измотаны. У меня, как и у других, была сильная дизентерия, но я отказался от госпитализации. К счастью, в конце августа дивизию «Рейх» отвели с передовой линии фронта и отправили на отдых в окрестности Рославля — людям и технике это было очень необходимо.

В это время Гитлер принял решение, которое многим казалось спорным тогда и остается таким по сей день: наступление на Москву было внезапно прекращено. Большую часть сил направили на юг, на Киев. Это решение было принято не только с целью захвата украинского зерна и промышленного Донецкого бассейна, — пленные, взятые под Ельней, предупреждали о концентрации большого количества войск, предназначенных для защиты столицы Украины. «Военное искусство, — писал Наполеон, — заключается в достижении численного преимущества над противником в месте, которое подверглось атаке, или же в месте, которое атакуете вы». Немецкие генералы и историки, критикующие принятое в ночь с 20 на 21 августа внезапное решение Гитлера начать атаку в южном направлении и одновременно нанести удар войсками фельдмаршала фон Рундштедта на север, игнорируют деятельность «Красной капеллы». Рассмотрим этот вопрос более подробно.