Алим Кешоков - Долина белых ягнят Страница 29

В просвете приотворенной двери постепенно менялся небосклон. Ночная мгла размывалась и редела, становилась прозрачной. Теряли яркость звезды, воздух свежел, только деревья продолжали дремать, словно лошади в стойле. Апчара, почувствовав свежесть предрассветного воздуха, стала кутаться и укрываться одеялами. Угрелась и под бесконечный перестук колес уснула.

Разбудило ее знакомое слово, к которому она так привыкла в женском общежитии на строительстве оборонительных сооружений.

— Подъем! — Чоров стоял уже в дверях, спиной к вагону, чтобы не мешать женщинам одеться.

По неизменному своему правилу он уже что-то жевал. «Идя в гости, не забудь и поесть, — говорил он сам себе, — потому что неизвестно, покормят ли в гостях. А если покормят, то лучше поесть два раза, чем ни одного».

— Уже? Приехали? — Апчара поежилась от холода. — Почему стоим?

— Да. Прибыли к месту назначения. Но почему-то никого не видно. Должна быть торжественная встреча делегации с подарками.

Апчара выглянула из вагона и не увидела ни станции, ни поселка — ничего вообще. Кругом лежала пустая степь. Только штабеля ящиков, прикрытые ветками, лежали поодаль от рельсов. Между ящиками показались бойцы — охрана складов. Но где же сама дивизия? Может, она уже воюет? Больше всех взволновалась Узиза, которая ждала, что сразу увидит своего мужа — комиссара полка.

— Вот мы и в действующей армии, — торжественно объявил Чоров.

Апчаре не поверилось. Такая тишина, и вдруг — «действующая армия». В пути было куда тревожнее. Ей казалось, что фронт встретит ее артиллерийскими залпами, скрежетом гусениц, воем «катюш», как это показывают в кинофильмах. А здесь — ласковое летнее утро, чистое небо. Вдали приземистые глинобитные домики — словно куры присели в пыли. Редкие деревья как бы охраняют тишину и покой хуторов. Ветерок нанес запах полыни и пение жаворонка. Трудно было поверить, что совсем близко, за широким и многоводным Доном, земля вздыблена огнем и железом, идет невиданная битва, поставлены на карту судьбы народов.

Чоров прохаживался у вагонов, отцепленных от поезда, не решаясь отойти далеко.

Из-за штабелей показались военные. Они шли торопливо. Это, видно, и были те, кто должен встречать делегацию. Впереди всех — одетый в новенькое обмундирование комиссар с красными звездочками на рукавах. Апчара уже научилась отличать, как она говорила, «настоящих военных» от политработников.

— Добро пожаловать на войну, — сказал комиссар всей делегации издали, потом, подойдя к Чорову, поздоровался с ним за руку, оба обнялись и снова пожали друг другу руки.

— Как доехали? Фриц не посылал ночного салама?

— Посылал. От его приветствия Узиза едва… — Чоров вовремя спохватился и прикусил язык, — едва, говорю, не выскочила из вагона вслед за Апчарой. А как у вас тут, Солтан?

— Здравствуйте. Здравствуйте. — Солтан Хуламбаев пошел к женщинам. Вопроса Чорова он будто не слышал. — Рад вас видеть живыми и здоровыми. Правда, я не могу обещать вам полную безопасность, но главная опасность позади. Если мы будем не очень гостеприимны, простите великодушно…

— Спишем за счет войны, — бойко отрезала Апчара. Эту фразу часто повторял ее брат.

— Вот именно. Сразу начинайте списывать. Сегодня уже получилась накладка. Не встретили вас.

Апчара сразу узнала Солтана Хуламбаева. Это по его милости на проводах дивизии она выступала с трибуны. Может быть, и Солтан помнит ее, иначе не улыбался бы ей еще издали. За Хуламбаевым шел — не поймешь — военный или гражданский. Без знаков отличия, китель особого покроя. Представился:

— Якуб Бештоев. Юрист.

Хуламбаев шутливо уточнил:

— Военный юрист. В резерве главного командования. Ждет не дождется звания.

— Районным прокурором работали? Я вас помню, ходили в больших очках.

— Совершенно точно. Теперь, как видите, без…

— Очки запомнились, а сам — нет, — засмеялся Солтан. — Не везет ему. Послали документы на присвоение звания, а вместо звания на его место прислали человека.

— Ни места, ни звания и ни очков.

— Ничего, Якуб, была бы голова, а шапка будет, — утешал Солтан Бештоева. — Ну, а как вы? — обратился он к Чорову.

— Да вот… Приехали ни свет ни заря. — Чоров ежился от холода. — Никто нас не встретил…

Солнце еще не взошло, но вполнеба пылало яркое зарево, обещая знойный и душный день.

— Кому встречать? Дивизия третий день на марше. Передовые подразделения уже на месте. Мы не поехали, ждем вас. Разве вам не сказали об этом в штабе округа?

— Говорили, что должны скоро выступить, но точного дня не указали…

Узиза осела на землю — не выдержали, подкосились ноги. Чутье не обмануло ее. Недаром ночью приснился плохой сон. Будто Доти встречает ее, а в руках вместо букета цветов держит большую сырую баранью ляжку. «Знаю, — говорит, — проголодались в пути. Ешьте. Хватит вам на всю делегацию».

«Мясо не к добру», — успела еще напророчить ей Апчара, подделываясь под Хабибу, толковательницу всех аульских снов.

Солтан отозвал Чорова, а Якуб Бештоев остался с женщинами.

— Знает ли муж, что вы приедете? — спросил он у Узизы.

— Знает. Должен бы знать…

— Ничего. Главное, не отчаиваться. Будем надеяться на лучшее. Днем, вероятно, обстановка прояснится.

«Вот так раз!» — вознегодовала про себя Апчара. Она тоже ведь мечтала встретиться с братом, передать ему все слова матери, письма от Ирины и Даночки. И вдруг: «обстановка прояснится». Они же знали, что едет делегация с подарками для бойцов. Знали, кто едет. Кулов специально звонил. Как это так: «обстановка прояснится»?

Чоров, батальонный комиссар и Якуб совещались недолго. Ничто не ускользнуло от острого взгляда Апчары. Озабоченность и тревога, скрываемые под нарочитым благодушием, тотчас перешли от батальонного комиссара на продолговатое и смуглое лицо Чорова. Чоров с грустью посмотрел на чемодан, на котором уже разложены были для завтрака куски жареной курицы, яйца и аппетитные луковицы, испеченные умелыми руками Узизы. Оказалось, времени нет даже на завтрак; Чоров, правда, не удержался и взял куриную ножку. Он стал рассматривать ее со всех сторон, словно читая по ней, и говорил:

— Вот что, дорогие мои женщины, члены делегации… Час назад Апчара удивлялась, почему так тихо. Это мнимая тишина. На самом же деле сейчас идут сильнейшие бои. Сильнейшие. Дивизия, в которую мы приехали, на марше. Не сегодня, так завтра вступает в бой. Теперь понятно, почему нас не встретили наши друзья? Я имею в виду комиссара полка Доти и Альбияна, моего друга, любимого брата Апчары. Что предлагает начальник политотдела? Мы с ним поедем в штаб дивизии. Там нас ждет комдив…

— И я поеду с вами, — перебила Чорова Апчара.

— А Узиза?

— Ничего. Я побуду здесь. Отдохну после дороги. Перестанет кружиться голова. — Узиза хотела доказать теперь, что ничем не связывает Апчару.

Комиссар поддержал Апчару.

— Мы ненадолго. Буквально на час-полтора. Якуб Бештоев останется здесь, организует людей для разгрузки вагонов. А мы быстренько доложим о вашем прибытии, получим указания и — назад. Может быть, встретим и твоего благоверного. Тогда и он будет с нами…

За штабелями, оказывается, стояла заляпанная разноцветными красками «эмка». Она повезла их по колдобинам проселочной дороги, поднимая за собой клубы рыжей пыли. У каждой ямы, когда шофер тормозил, пыль догоняла «эмку», обволакивала ее, и в машине не хватало воздуха. Апчару так и распирало узнать, где полк, в котором служит ее брат, когда она увидит его, но спросить не решалась.

— Как же нам не сообщили, что дивизия выступает? — Чоров не знал, кого теперь упрекать.

— Сообщили. Но боевой приказ мы получили вместе с телеграммой о вашем выезде. Можно сказать, мы с вами тронулись с места одновременно, только вы — поездом, а мы на конях. Вы проделали за это время шестьсот километров, а наши части — сто пятьдесят.

— Нас бомбили, а вас нет еще?

— Градобитие у нас каждый день. Вам лучше не задерживаться здесь. Такая обстановка… Все может быть…

— Нет! Пока не раздадим посылочки, не уедем. Как, Апчара, я верно говорю? — Чоров обратился к спутнице, сидевшей рядом с шофером. Напрасно она старалась сквозь пыль рассмотреть безлюдные казачьи хутора, через которые шла дорога.

— Аллах свидетель, — обернулась Апчара, — меня не пустят домой, если я не передам письма и посылки моих аульчан «в собственные руки» земляков. Я должна разыскать их…

— Не пришлось бы для этого остаться здесь насовсем…

— Почему?

— Люди в разных полках. А завтра бой…

Комдив с нетерпением ждал гостей. Его машина стояла у крыльца в тени тополей. Шофер дремал за рулем. Видно, и ему достается. Штаб, около которого всегда суетились люди, опустел. Уже снимали щит с обозначением полевой почты. Заметив подъезжающую машину, адъютант поспешил доложить, и полковник, увешанный биноклем, саблей, полевой сумкой, пистолетом, звеня серебряными шпорами, вышел на крыльцо.