Иван Дедюля - Партизанский фронт Страница 29

В канун 20-летия освобождения Белоруссии от гитлеровских захватчиков Председатель Президиума Верховного Совета Белорусской ССР, Герой Советского Союза В. И. Козлов, бывший в годы войны секретарем Минского подпольного обкома партии и командиром крупного партизанского соединения, писал:

«Получение точного плана подземной линии связи в корне изменило характер операции по разрушению кабеля. Прежде всего копии схем были переданы в бригады «Штурмовая» и «Дяди Коли», через районы действия которых также проходила линия. Не надо было тратить времени на поиски кабеля. Операции на линии приняли массовый характер. Только за октябрь — декабрь 1943 года партизанами Борисовско-Бегомльской зоны связь разрушалась 779 раз. Практически это означало, что в конце года подземная линия связи Берлин — группа гитлеровских армий «Центр» была выведена из строя»[11].

Впоследствии немецкое командование приступило к прокладке новой кабельной линии, но уже вдоль железной дороги, которая сильно охранялась. Однако эти работы в связи с летним наступлением советских войск и освобождением Белоруссии так и не были закончены.

Партизанские будни приносили нам новые заботы. В нашем лазарете на Палике около двух месяцев лежал партизан по фамилии, кажется, Мурзин. Только что встав на ноги, он, худой и обросший, слонялся по лагерю. Бойцы делились с ним последними крохами хлеба. В хозвзводе его потеплее одели. После каждой удачной нашей вылазки против врага он горько сетовал, что ему приходится пока отсиживаться в госпитале и не участвовать в истреблении гадов.

Кто мог предполагать, что это был первый гестаповский лазутчик, именуемый в гестаповской картотеке «Змеей».

Однако «Змее» явно не повезло. Едва проникнув в наши ряды, лазутчик, случайно подорвавшись на противопехотной мине, попал в госпиталь. Гестапо, потеряв с ним связь, решило, что засланный диверсант погиб, не выполнив задания. Выздоровев, предатель откладывал диверсию до восстановления сил, чтобы сразу же можно было бежать из лагеря и быстро добраться до ближайшего немецкого гарнизона. Наконец гестаповский наймит выздоровел и, набравшись сил, решил, что его час настал. Обстановка для выполнения задания была благоприятная.

Дело в том, что пробу пищи партизаны делали нерегулярно и часового у котла не выставляли. Это-то «Змее» и нужно было. Засыпать яд в котел ему ничего не стоило.

Коварный замысел вражеского агента был сорван совершенно случайно. В то утро, когда он засыпал мышьяк в общий котел, завтрак оказался приготовленным ранее обычного. Пока объявили подъем, повар решил накормить кота, путавшегося под ногами. Когда бойцы начали греметь у пищеблока пустыми ведрами, бачками и котелками, кто-то из них заметил кота, корчившегося в предсмертных судорогах. Почувствовав неладное, все насторожились. Вызвали врача. Он тут же установил, что завтрак отравлен смертельной дозой мышьяка.

Стало ясно, что яд в отрядный котел засыпал какой-то фашистский диверсант. Часовой, стоявший на рассвете недалеко от пищеблока, доложил, что погреться к огню под котлом приходили многие партизаны, но он не видел, чтобы кто-нибудь бросал что-либо в котел. Лишь когда, проверив людей, мы обнаружили исчезновение вражеского лазутчика, часовой припомнил, что и тот приходил к котлу.

Этот случай сильно насторожил нас. Ведь из-за нашей беспечности более двух месяцев отряду угрожал тайный удар, и только случайность спасла нас. С этого дня раз и навсегда на кухне был установлен самый строгий контроль. И это, как мы потом убедились, спутало карты гестапо, настойчиво тянувшего к нам свои тайные щупальца.

Но и враг не дремал. Он усиливал свою полицию и гестапо, комендатуру и службу регулирования, развивал сеть агентуры и вербовал провокаторов. День ото дня незаметно пробираться в Минск становилось все труднее.

Однажды с очередными заданиями в Минск ушли Галя Трифонова и Ирма Лейзер, которая в совершенстве владела немецким языком. Ушли и в срок не вернулись. Я и начальник разведки еще раз тщательно проверили маршрут их следования, сверили с образцами дубликаты сделанных для них паспортов и пропусков. Все как будто было в порядке, а девушки так и не вышли на условленное место. Посланный по их следам человек вернулся ни с чем.

Не знали мы тогда, что всему причиной была небольшая записка-донесение вражеского лазутчика, отправленная из отряда.

Предательский донос быстро полетел через полицая в Логойск, а затем в Минск. Гораздо позже нам стало известно, что в ней сообщалось:

«Герр шеф, сегодня в Минск направились партизанки Галя и Ирма. О первой сообщал раньше. Последней примерно 20 лет, среднего роста, блондинка, крупные белые зубы, хорошо говорит по-немецки, имеет при себе коричневую клеенчатую сумку с мясом и луком. Ловите их. «Дракона» пока нет. «Лесной волк».

Три дня охотились гитлеровцы и их тайные агенты за партизанками и наконец напали на след ничего не подозревавшей Ирмы Лейзер. У квартиры ее родителей замаскировался круглосуточный пост. Агенты гестапо, оснащенные портативными рациями и фотоаппаратами, день и ночь караулили у дома и, как тени, преследовали ее и всех вышедших из квартиры. Каждый, даже самый случайный, контакт Ирмы с любым человеком фиксировался, и за этим человеком тотчас же тянулся «хвост». Позже Ирма рассказывала, что сначала она даже не видела «типов», следовавших за ней. Зажав покрепче коричневую сумку, она радовалась тому, что удается оставаться в Минске незамеченной. Но постепенно ею качала овладевать смутная тревога. Несколько раз она замечала за своей спиной одних и тех же людей. Сначала Ирма гнала от себя все подозрения, решив, что это какие-то жулики. Но потом, столкнувшись при выходе из часовой мастерской лицом к лицу с одним из шпиков, не выдержала и спросила:

— Что вы хотите от меня, молодой человек?

— Я свой, — сказал он шепотом, — берегитесь, за вами давно следят.

— Шутник-человек! Кому это я нужна? — внешне спокойно ответила она и направилась вдоль улицы. Времени на долгие размышления не было. Если это даже провокация, решила она, то все равно о ней кто-то и что-то знает… Значит, надо немедленно уйти от преследования. Но как?.. «Четверг — базарный день», — вдруг мелькнуло у нее в голове, и она быстро повернула в сторону рынка, надеясь затеряться в толпе.

Ирма волновалась. В голове проносились страшные мысли, возникло много неясных вопросов… Больше всего ее тревожила мысль о том, не раскрыла ли она врагу партизанские явки? Переходя улицу, Ирма посмотрела назад. В тридцати-сорока метрах за ней шел уже известный субъект. По другой стороне, то и дело оглядываясь, брел его напарник. На некотором расстоянии от него шагал еще один детина с небольшим чемоданчиком.

Невольно ускорив шаг, Ирма наконец оказалась на базарной площади. Окунувшись в шумную толпу, партизанка начала быстро протискиваться сквозь бурлящий человеческий водоворот к центру базара. Затем, присоединившись к группе женщин, почти бегом направилась к переходу через железнодорожное полотно. Перебежав дорогу, оглянулась. Сзади никого не было. Не теряя ни секунды, девушка добежала до ближайшего перекрестка и свернула в узкий переулок, по сторонам которого изредка виднелись уцелевшие деревянные домики, утонувшие в снежных сугробах. Забежав в первый же открытый двор, Ирма, едва переведя дух, остановилась и чутко прислушалась. Со стороны площади неслись крики, гул автомашин и вой сирен. «Облава! — поняла она. — Надо скорее уходить».

Утопая в глубоких сугробах, бросалась Ирма из одного переулка в другой. Ей предстояло пробраться почти через весь город, с юга на северо-восток…

Неизвестный юноша, сообщивший Ирме об опасности, фактически спас ее. Еще на подступах к базарной площади, догадавшись о замысле девушки и в душе радуясь за нее, он решил не мешать ей. Когда она повернула за угол и скрылась в толпе, он не спеша дал сигнал напарнику подтянуться, а сам сделал вид, что ринулся в толпу. Вскоре он вынырнул из нее и виновато доложил гитлеровцу, что партизанка где-то потерялась. Спустя несколько минут над площадью завыли сирены. Началась облава. Гестаповцы целый день искали Ирму по всему городу.

Лишь поздно вечером на Логойском шоссе, когда Ирме казалось, что она спаслась, ее опознали, надели наручники и доставили в гестапо. Пять дней и ночей партизанку морили голодом, нещадно били плетьми, подвешивали за руки на крюки, загоняли под ногти иглы. На шестой день ею занялся какой-то новый палач. Началась психологическая атака. Усадив полуживую девушку в кресло, выхоленный эсэсовец направил на нее яркий луч света, приказал оказать медицинскую помощь, накормить и поместить в теплую комнату с хорошей постелью. Укоризненно покачав головой, он сказал ей:

— Ну разве можно так варварски обращаться с этой прелестной девушкой? Я надеюсь, что она станет благоразумной. Ведь она лишь начинает жить…