Богдан Сушинский - Гибель адмирала Канариса Страница 29

— А мы никогда и не теряли связи друг с другом. Правда, до еженедельных посланий и рождественских открыток дело не доходило; тем не менее время от времени, при малейшей оказии…

— Погоди, погоди, Франк, — нервно помахал руками перед лицом адмирал. — Ты что, станешь утверждать, что знаком с ней еще с той поры, когда она мечтала о замужестве со мной?

— Вас это удивляет? Конечно же, мы хорошо были знакомы. И, как нетрудно догадаться, в моей жизни герцогиня появилась значительно раньше, нежели в вашей, адмирал.

Канарис по-бычьи наклонил голову и покачал ею настолько резко, словно пытался развеять наваждение.

— Почему же я не знал об этом? — растерянно спросил он, забывая на какое-то время о нависшей над ним опасности.

— Неужели действительно не знали?! Но ведь это же я подставил вам эту герцогиню, адмирал, предпочитая при этом не засвечиваться.

— Брось, Франк-Субмарина! — неуверенно рассмеялся Канарис.

— Может, вам до мелочей пересказать весь ход вашей первой встречи? Или воспроизвести условия переговоров с дядей герцогини? Не желаете подробностей? Тогда, может, раскрыть тайну встречи с английским резидентом, клятвенно обещавшим поддержку каталонского движения? А встречи с лидером баскских сепаратистов, в среде которых герцогиня одно время скрывалась?

— Хочешь сказать, что все мои «брачные игры» с Каталонской Герцогиней находились под контролем англичан?

— Если уж быть точным, то под моим личным контролем, адмирал. Поскольку именно я разработал сценарий всей этой операции для герцогини — с одобрения, ясное дело, одного из отделов британской разведки и некоего британского лорда, пожелавшего пока что оставаться неизвестным, но щедро финансировавшим герцогиню.

Адмирал молитвенно взглянул на звездное берлинское небо — на ту его часть, которое уходило в сторону Каталонии. То, что он представал всего лишь игрушкой в руках Франка-Субмарины, конечно же, неприятно поразило Вильгельма. Но в то же время сегодня с Субмариной стоило встретиться уже хотя бы для того, чтобы раскрыть тайну появления в своей жизни Каталонской Герцогини.

— Это правда, что генерал Франко был дружен с герцогиней?

— Серьезный вопрос, на который должен быть дан столь же серьезный ответ. Если бы в свое время вы подняли перископ и внимательнее осмотрели акваторию Мадрида, то обнаружили бы, что в судьбе тогда еще весьма юной Каталонской Герцогини, задолго до вас и на тех же правах-условиях, появился некий полковник Франко. В самые трудные годы войны с коммунистами-республиканцами этот правитель использовал Каталонию в качестве запасного аэродрома — на тот случай, если Мадрид у него из рук вырвут, — а саму герцогиню использовал в качестве посредника в переговорах с руководством некоторых стран. Само собой разумеется, что точно так же активно задействовал он и возможности каталонского подполья, его зарубежных каналов и связей.

— Но затем он предал герцогиню?

— Скажем так: генерал во все времена прибегал к двойной игре. Довольствоваться титулом правителя Каталонии для Франко было бы тем же самым, что для Наполеона — титулом правителя своей родной Корсики. Теперь генерал официально выступает в роли душителя каталонского освободительного движения, однако на саму герцогиню, ее владения и ближайшее окружение гнев генерала не распространяется. Почему-то, — загадочно подчеркнул Франк-Субмарина.

— То есть после неудавшейся брачной аферы с Франко «танцы» со мной представлялись герцогине в виде утешительного королевского заезда? — спросил адмирал, все еще мечтательно глядя на звездное небо.

Франк-Субмарина застегнул на верхние пуговицы свою шинель и медленными движениями надел перчатки.

— Теперь это уже никакого значения не имеет, адмирал. Куда важнее для вас уяснить, что по ту сторону Пиренейских гор все еще сохраняется несколько хорошо оборудованных и законспирированных «баз сопротивления», на одной из которых вы спокойно смогли бы отсидеться до тех пор, пока у англичан не остынут союзнические чувства но отношению к русским. А произойдет это буквально через месяц после капитуляции Германии. Могу сказать конкретнее: речь идет об отличной, надежной базе, оборудованной вблизи сразу двух границ — с Францией и Андоррой. Что открывает дополнительные шансы для отхода.

— Если я верно понял, ты, Франк, уполномочен Каталонской Герцогиней предложить мне?..

— Ваши отношения с герцогиней никакого значения уже не имеют, — нервно прервал его Франк-Субмарина. — Уходить нужно, адмирал, немедленно уходить. Убирать перископы, погружаться и ложиться на заданный курс.

— Вряд ли нам позволили бы уйти, — оглянулся Канарис по сторонам.

— В нашем распоряжении, — фрегаттен-капитан взглянул на часы, — еще двадцать пять минут времени. Ровно столько в двухстах метрах отсюда нас будет ждать машина с двумя автоматчиками, готовыми прикрыть нас даже ценой своей жизни.

— Вы сумели позаботиться об охране?!

— О том, чтобы в течение этих минут с вашей виллы сняли слежку, позаботились те люди в высшем руководстве, которым не хочется, чтобы вы представали перед Народным судом. Из каких мотивов они при этом исходят — это уже меня не касается. Документы и шинель полковника авиации ждут вас в машине, адмирал.

Канарис вновь задумчиво взглянул на небо, словно бы решил погадать по своему знаку зодиака.

— Кто именно из высшего руководства рейха заинтересован в моем бегстве?

— Имя этого человека мне неизвестно, — сухо ответил фрегаттен-капитан. — И не надо гаданий на звездах и кофейной гуще, адмирал. Лично меня имя не интересует, я всего лишь выполняю свою часть операции. Но если вы откажетесь, человек, который хотел убрать вас из Германии, чтобы сохранить для каких-то важных послевоенных дел, будет оскорблен в своих лучших чувствах. Это все, что мне позволено сообщить вам.

— Сам генерал Франко в курсе этой операции?

— Мы опять зря теряем время, адмирал, — резко, почти зло отреагировал Брефт. — Мало того, что как шеф абвера вы палец о палец не ударили, чтобы подготовить для себя запасную базу, так вы еще и транжирите время, которое дарят вам добродетели.

Но и на сей раз Канарис не обиделся. Он понимал, почему Франк нервничает. На его месте он нервничал бы гораздо сильнее.

— Мне суждено остаться здесь, Франк, — с грустыо в голосе произнес адмирал. — Чего уж тут?

— Все-таки рубите мачты до шторма, адмирал?

— Извини, Франк-Субмарина. Не думаю, что фюрер решится на расправу. Но если решится, что ж — судьба есть судьба.

Повернулся, несколько секунд постоял спиной к фрегаттен-капитану, словно ожидал, что тот спасительно выстрелит ему в спину, но, так и не дождавшись, побрел в дом.

25

Вернувшись в свою «адмиральскую каюту», Канарис распахнул окно и подставил лицо вечерней августовской прохладе и яркому лунному сиянию.

Открывавшийся отсюда пейзаж всегда успокаивал его, настраивая на беззаботно-романтический лад. Холмы, виднеющиеся между крышами соседних вилл, казались вершинами далеких гор; дымчато-зеленая крона покрывавшего их лесопарка сливалась с такой же дымчатой синевой поднебесья, создавая сюрреалистическое слияние сфер, не подвластное кисти ни одного гения.

В былые времена даже в такое позднее время адмирал мог вывести из конюшни своего Араба, чтобы развеяться вместе с ним у подножия холмов.[33] Теперь же адмиралу просто хотелось выйти в сад. Но что-то сдерживало его. В эти минуты он не осмеливался оставлять свой дом, как капитан — полузатонувшее, но все еще держащееся на плаву судно. Канарису мистически казалось, что «корабль» этот цел только благодаря ему, и на то, чтобы хоть на какое-то время оставить его, он решался с такой же угрюмой обреченностью, с какой решаются на гнусное предательство.

Это появление Брефта… Весь тот поток информации, который еще следовало переварить. Предупреждение некоего английского агента в Нормандии… «Спасательная шлюпка», которую ему предлагают… Может быть, только для того и предлагают, чтобы, выманив из «адмиральской каюты», из Берлина, из привычного бытия, — предать стихии вечного изгнанника, беглеца и в конечном итоге саморазоблачившегося предателя. Тогда ему действительно останется только то, что предлагает Амита, — спасаться в каком-нибудь отдаленном горном районе одного из Канарских островов.

Вот только вопрос: кто прислал эту «шлюпку», кто сидит на веслах и что ждет его там, на чужом, сумеречном берегу?

Нет, сказал он себе, Брефт не может быть провокатором. Только не провокатором — для Франка-Субмарины это было бы слишком. В дичайшем бреду Канарис не позволил бы себе представить, что Франк может явиться к нему по заданию одного из людей Мюллера, Шелленберга или Кальтенбруннера. И если даже кто-то из этой троицы использовал в качестве приманки «нормандского Томпсона», то старый краб Брефт об этом даже не догадывается.