Свен Хассель - Генерал СС Страница 29

Они уложили драгоценный груз на сани и поехали обратно в батальон. Дорога заняла у них восемь часов. Погода была отвратительной, лошади с выступающими ребрами шатались от голода. К Царице они прибыли на рассвете.

Хлеб солдаты доставили квартирмейстеру, тот потребовал, чтобы они остались, пока он не сосчитает буханки.

— Сколько их?

— Двести двадцать пять, — ответил Блатт.

Их трижды пересчитали, но получалось всего двести двадцать четыре. Блатт упорно твердил, что было двести двадцать пять; Венк был не столь уверенным. Обоих раздели и обыскали. При них ничего не нашли. Однако на дне ящика лежала завернутая в маскхалат пропавшая буханка. Маскхалат принадлежал Венку, и ключи от ящика были у него.

Военно полевой суд состоялся в подвале разрушенного здания. Бледный Венк в отчаянии стоял перед судьями. Мундир туго облегал его большое тело, но щеки были впалыми, кожа серой, плотно обтянувшей кости. Он дрожал, больше от слабости, чем от страха.

— Почему ты украл буханку? — спросил председатель суда.

— Я был голоден, — бесхитростно ответил подсудимый. — Не ел три дня.

Председатель в отчаянии закатил глаза.

— Разве в Сталинграде не все голодны? Думаешь, другие не обходились без еды по три дня, а то и больше? Голод — не оправдание кражи.

Суд удалился на совещание и единодушно решил, что Венк виновен в нарушении приказа генерала Паулюса от 9 декабря 1942 года и по положениям этого приказа должен быть приговорен к смертной казни. Венк упал в обморок, двое охранников поставили его на ноги. Было заметно, что охранники питались достаточно хорошо, раз им хватало сил легко держать его на ногах. Они били Венка ладонями по лицу, пока он не очнулся, и вывели, кричащего и плачущего, из подвала. За кражу буханки хлеба восемнадцатилетний Пауль Венк, брошенный в сталинградский ад сражаться за свою страну, был приговорен к расстрелу.

Приговор был приведен в исполнение через сутки. Рядовой Блатт по-фарисейски участвовал в расстреле. Грунт был слишком крепким, чтобы рыть могилу, поэтому тело завалили снегом и оставили в этом мерзлом склепе.

В день Рождества было решено, что расстрелы — это бессмысленный расход патронов; с тех пор преступников стали вешать, а не расстреливать.

ГЕНЕРАЛЫ, КОТОРЫХ МЫ ЗНАЛИ…

Мы сидели в подвале и играли в карты стариковской колодой. Настоящий ветеран войны, она была почерневшей, с обтрепанными уголками, со скрытыми кое-где очками под слоем грязи, но, по крайней мере, не крапленой. Играть картами Порты было опасно, а Старик был честным.

На сей раз Порта с Легионером крупно проигрывали, выигрывал Малыш. Русская артиллерия давно обстреливала нас. Свет потух, и мы зажгли свечные огарки, на потолке появилась большая трещина.

— Это не игра! — заявил Грегор, бросив карты, когда пол содрогнулся в очередной раз. — Я не могу сосредоточиться при таком грохоте!

— Упорные типы, а? — сказал я, придерживая стол.

Мы откинулись на спинки стульев и посмотрели на потолок, пересеченный еще одной трещиной.

— Теперь в любую минуту можно ждать конца, — сказал я.

— Можно выбросить белый флаг, — предложил Порта. — Вывесить кальсоны Малыша в окно на первом этаже…

— И угодить за это под расстрел, — сказал Старик. — Забудьте о русских, мы сразу же окажемся перед нашей расстрельной командой.

— Как вчера, — сказал Хайде. — Один трусливый мерзавец-генерал хотел удрать вместе со своей сворой. — И мстительно засмеялся. — Не волнуйтесь, они получили по заслугам за дезертирство! Одна из лучших казней, какие я видел в этой треклятой стране. Развевались флаги, били барабаны, устроили для них все церемонии… даже священник читал вслух из Библии, и обер-лейтенант взмахом сабли подал команду стрелять.

— Чего только не сделают для высокого начальства, — сказал я.

— Высокое начальство! — фыркнул Грегор. — Они заслуживают того, что получают — и даже большего. Мерзавцы.

Старик протестующе вскинул бровь.

— Всех стрижешь под одну гребенку, — негромко произнес он.

— Да, всех! — подтвердил Грегор почти с такой же злобой, как Хайде. — Ты прав.

— А много ли ты знаешь о генералах? — мягко спросил Старик.

— Немало, могу тебя уверить! Одно время я служил шофером у фельдмаршала фон Клюге. Знаешь, что делали эти мерзавцы-генералы? Только и знали, что жрать, пить, курить и трахаться двадцать три часа в сутки, а в последний час строили планы и заговоры.

— Планы и заговоры? — спросил сразу заинтересовавшийся Малыш. — Какие?

— Как привести такого-то типа к власти, а другого лишить ее… как убить Гитлера и самим уцелеть… как позаботиться о себе… и все такое прочее.

— И ты не донес на них? — спросил Хайде, распрямившись на стуле.

— Да, не донес! Пусть занимаются свои делами, вот что я скажу… Думаешь, мне хотелось рисковать головой, отправляясь к Адольфу с доносами?

— Правильно, — одобрительно кивнул Порта. — Не стоит совать нос в такие дела — разве только тебе есть от этого какая-то выгода. Вот я, — он выпятил цыплячью грудь, — получал в прошлом неплохие доходы, подслушивая чужие заговоры. Государственная измена и все такое… мне щедро платили за молчание.

— Вы оба заслуживаете расстрела! — заявил Хайде, у которого побелели губы.

— Да пошел ты! — ответил Порта. — Пробыв в этой гнусной армии два часа, я понял, что тут все насквозь прогнило. И рисковать головой ради спасения паршивой жизни Адольфа Гитлера не стану!

— А все-таки, — спросил Старик, надеясь предотвратить злобную ссору, — что сталось с фон Клюге?

— В общем… — Грегор подождал, чтобы грохот близких разрывов утих, пыль осела, и мы смогли убедиться, что крыша над головами у нас цела. — В общем, он и его дружки продолжали строить планы и заговоры — тасовали людей, будто колоду карт. Но главной их целью был старина Адольф. Они все говорили, как бы его убрать. Сегодня думали, что подбегут и застрелят, завтра — что подложат под него гранату. Один тип, оберстлейтенант по фамилии фон Безелагер — тот носился с безумной мыслью убить его саблей. Хотел отрубить ему голову и бросить людям, чтобы они гоняли ее пинками. Словом, они так увязли в этих делах, что уже не могли выбраться…

— Оказались скомпрометированы, — глубокомысленно произнес Порта.

— Да, конечно. Сидели в дерьме по самые уши… и, в общем, фон Клюге, фельдмаршал, стал пытаться из него выбраться. Потом все начали пытаться. Друг другу больше не доверяли, понимаете? Ни на грош. — Грегор покачал головой. — Потом у них пошли ссоры друг с другом, обвинения в предательстве и бог весть в чем. Поэтому однажды фон Клюге вызвали на совершенно секретное собрание, он заорал, чтобы я подавал машину, мы неслись вовсю, он дышал мне в затылок, стучал тростью по стеклу и вопил, как помешанный. — Грегор сделал паузу и оглядел нас. — Хорошо сидеть здесь и улыбаться, но попробовали б вы ехать с помешанным генералом, навалившимся вам па плечи, на полной скорости… это не смешно.

— Ты должен был на него донести, — строго произнес Хайде.

Грегор пропустил это мимо ушей.

— Собрание это было в Киеве. Ездили вы когда-нибудь по тамошнему главному шоссе? — Он шумно втянул воздух и покачал головой. — Это одна из неудач Сталина. Американские горки, а не дорога. Там есть один участок перед самым въездом в деревню Дюбендев или что-то в этом роде — он поднимается вот так, — Грегор вертикально вскинул руку, — вьется вот так, — быстро описал рукой синусоиду, — а по сторонам громадные кюветы. Его прозвали Углом самоубийц. Каждое воскресенье все местные жители выходят туда и ждут, когда начнется потеха. У них это традиционное времяпрепровождение.

— И, видимо, — сказал Старик, — ты и твой генерал устроили им бесплатное зрелище?

— Попал в точку, — ответил Грегор. — Этот фон Клюге вел себя, как гангстер из американского фильма. Последнее, что помню — мы неслись на тот подъем, а он принялся стучать тростью по стеклу и кричать, чтобы я прибавил газу… Потом я очнулся в госпитале в каком-то гипсовом гробу. Продержали меня там два месяца. Лежишь на спине, смотришь на соблазнительных девочек, расхаживающих по палате, и ничего не можешь сделать!

— А что фон Клюге? — спросил я. — Он погиб?

— Кой там черт! — недовольно ответил Грегор. — Вроде бы сломал позвоночник. До сих пор лежит в гипсе.

— Неплохо так провести войну, — заметил Порта.

— Его нужно было расстрелять! — сказал Хайде.

Наступила пауза. Где-то снаружи раздалась серия взрывов, туча пыли медленно осела нам на плечи и головы. Малыш глубоко вздохнул.

— Я работал одно время с генералом, — сообщил он нам.

Мы посмотрели на него с естественным недоверием.

— Да? — спросил Порта. — И кем же ты был? Его правой рукой?

— По морде захотел? — спросил Малыш.

— Ну, ладно, продолжай! — насмешливо сказал Порта. — Что ж это был за генерал, с которым ты работал?