Густав Хэсфорд - Старики и бледный Блупер Страница 3

Полоса уверенности: перебирая руками, спускаемся по канату, который протянут под углом сорок пять градусов над запрудой — «смертельный спуск». Мы висим вверх ногами как обезьяны, сползая головою вниз по канату.

Леонард срывается с этого каната восемнадцать раз. Чуть не тонет. Плачет. Снова лезет на вышку. Пытается спуститься еще раз. Снова срывается. На этот раз он идет ко дну.

Мы с Ковбоем ныряем в пруд. Вытаскиваем Леонарда из мутной воды. Он без сознания. Когда приходит в себя — плачет.

В отсеке отделения сержант Герхайм нацепляет на горловину фляжки презерватив «Троян» и швыряет фляжкой в Леонарда. Фляжка попадает Леонарду в висок. Сержант Герхайм ревет как бык: «Морпехи не плачут!»

Леонарду приказано сосать фляжку каждый день после хавки.

Во время обучения штыковому бою сержант Герхайм демонстрирует нам агрессивную разновидность балетного искусства. Он сбивает нас с ног боксерской палкой (это шест метра полтора длиной с тяжелыми грушами на концах). Мы играем с этими палками в войну. Мочалим друг друга беспощадно. Потом сержант Герхайм приказывает примкнуть штыки.

Сержант Герхайм демонстрирует поражающие атакующие приемы рекруту по имени Барнард, тихому пареньку из какой-то деревни в штате Мэн. Тучный инструктор прикладом винтовки выбивает рядовому Барнарду два зуба.

Цель обучения штыковому бою, объясняет сержант Герхайм — пробудить в нас инстинкт убийцы. Инстинкт убийцы сделает нас бесстрашными и агрессивными, как это свойственно животным. Если кротким и суждено когда-либо унаследовать землю, то сильные ее у них отберут. Предназначение слабых — быть сожранными сильными. Каждый морпех лично отвечает за все, что при нем. И спасение морпеха — дело рук самого морпеха. Суровая истина, но это именно так.

Рядовой Барнард, с окровавленной челюстью, со ртом как кровавая дырка, тут же доказывает, что выслушал все внимательно. Рядовой Барнард подбирает винтовку и, поднявшись в сидячее положение, протыкает сержанту Герхайму правое бедро.

Сержант Герхайм крякает и отвечает вертикальным ударом приклада, но мажет. И наотмашь бьет рядовому Барнарду кулаком по лицу.

Сбросив с себя ремни, сержант Герхайм накладывает простейший жгут на кровоточащее бедро. После этого производит рядового Барнарда, который все еще валяется без сознания, в командиры отделения.

— Черт возьми! Нашелся же гниденыш, который понял, что дух штыка — убивать! Чертовски классный боец-морпех из него получится. Быть ему генералом, мать его.

В последний день шестой недели я просыпаюсь и обнаруживаю свою винтовку на шконке. Она под одеялом, у меня под боком. И я не могу понять, как она там оказалась.

Задумавшись над этим, забываю о своих обязанностях и не напоминаю Леонарду о том, что надо побриться.

Осмотр. Барахло — на шконку. Сержант Герхайм отмечает, что рядовой Пайл не потрудился приблизиться к бритве на необходимое расстояние.

Сержант Герхайм приказывает Леонарду и командирам отделений пройти в гальюн.

В гальюне сержант Герхайм приказывает нам мочиться в унитаз.

— Пятки вместе! Смирно! Приготовиться… П-с-с-с-с…

Мы писаем.

Сержант Герхайм хватает за шкирку Леонарда и силой опускает его на колени, засовывает голову в желтую воду. Леонард пытается вырваться. Пускает пузыри. Панический страх придает Леонарду силы, но сержант Герхайм удерживает его на месте.

Мы уже уверены, что Леонард захлебнулся, и в этот момент сержант Герхайм спускает воду. Когда поток воды прекращается, сержант Герхайм отпускает руку от загривка Леонарда.

Воображение сержанта Герхайма изобретает методы обучения, которые одновременно и жестоки, и доходчивы, но ничего не выходит. Леонард лажается по-прежнему. Теперь каждый раз, когда Леонард допускает ошибку, сержант Герхайм наказывает не Леонарда. Он наказывает весь взвод. А Леонарда от наказания освобождает. И, пока Леонард отдыхает, мы совершаем выпрыгивания вверх и прыжки налево-направо — много-много раз.

Леонард трогает меня за руку, когда в столовке мы продвигаемся с металлическими подносами к раздаче. «У меня просто ничего не выходит как надо. Мне надо немного помочь. Я не хочу, чтобы из-за меня вам всем было плохо. Я…»

Я отхожу от него.

В первую ночь седьмой недели взвод устраивает Леонарду «темную».

Полночь.

Дневальный — начеку. Рядовой Филипс, «домовая мышь», шестерка сержанта Герхайма, шлепает босыми ногами, прокрадываясь по отсеку отделения, чтобы встать на шухере и не проморгать появления сержанта Герхайма.

Сто рекрутов подкрадываются в темноте к леонардовской шконке.

А Леонард знай себе ухмыляется, даже во сне.

У командиров отделений в руках полотенца и куски мыла.

Четыре рекрута набрасывают на Леонарда одеяло, цепко держась за углы, чтобы Леонард не смог подняться, и чтобы одеяло заглушало его вопли.

Я слышу тяжелое дыхание сотни разгоряченных человек, слышу шлепки и глухие удары, когда Ковбой и рядовой Барнард начинают избивать Леонарда кусками мыла, которые завернуты в полотенца как камень в пращу.

Леонард вопит, но издаваемые им звуки похожи на доносящиеся откуда-то издалека вопли больного мула. Он ворочается, пытаясь вырваться.

Весь взвод глядит на меня. Из темноты на меня нацелены глаза, красные как рубины.

Леонард перестает вопить.

Я медлю. Глаза пялятся на меня. Делаю шаг назад.

Ковбой тычет мне в грудь куском мыла и протягивает полотенце.

Я складываю полотенце, закладываю в него мыло и начинаю бить Леонарда, который уже не шевелится. Он лежит молча, ничего не соображает, только воздух ртом глотает воздуха.

И я бью по нему — все сильнее и сильнее, и, когда вдруг слезы начинают катиться из глаз, бью его за это еще сильнее.

На следующий день на плацу Леонард уже не ухмыляется.

И когда комендор-сержант Герхайм спрашивает: «Девчонки! Что мы делаем, зарабатывая хлеб насущный?», и мы все отвечаем «Убиваем! Убиваем! Убиваем!», Леонард не раскрывает рта. Когда младший инструктор спрашивает нас: «Ну что, девчонки, любим мы Мудню[21]? Любим наш любимый Корпус?» и весь взвод отвечает как один человек: «Ганг хо[22]! Ганг хо! Ганг хо!», Леонард по-прежнему молчит.

В третий день седьмой недели мы отправляемся на стрельбище и дырявим там бумажные мишени. Герхайм с восторгом рассказывает, какие меткие стрелки выходят из морской пехоты — Чарльз Уитмен[23] и Ли Харви Освальд[24].

К концу седьмой недели Леонард превращается в примерного рекрута. Мы приходим к выводу, что молчанье Леонарда — результат обретенной им интенсивной сосредоточенности на службе. С каждым днем Леонард набирается все больше мотивации, все больше доходит до кондиции. Строевые приемы с оружием он выполняет теперь безупречно, но глаза его — тусклые стекляшки. Оружие Леонард чистит чаще, чем любой другой рекрут во взводе. Каждый вечер после хавки Леонард нежно натирает побитый дубовый приклад льняным маслом, как и сотни рекрутов, что холили эту деревяшку до него. Успехи Леонарда растут во всем, но он по-прежнему молчит. Он выполняет все, что ему говорят, но он больше не часть нашего взвода.

Мы замечаем, что сержант Герхайм недоволен таким отношением Леонарда. Он напоминает Леонарду, что девиз морской пехоты — «Semper Fidelis[25]» — «Всегда верен». Сержант Герхайм напоминает Леонарду, что «Ганг хо» по-китайски означает «совместный труд».

Сержант Герхайм рассказывает ему, что у морских пехотинцев есть традиция — они никогда не бросают павших или раненых. Сержант Герхайм не перегибает палку и старается особо не дрючить Леонарда, пока тот остается в кондиции. Мы и так уже потеряли семь рекрутов по восьмой статье[26]. Пацан из Кентукки по имени Перкинс вышел на центральный проход отсека отделения и полоснул штыком по венам. Сержант Герхайм от этой сцены в восторг не пришел, ибо рекрут начал пачкать кровью отсек сержанта Герхайма, весь такой чистый и вылизанный. Рекруту было приказано навести порядок, подтереть начисто кровь и уложить штык обратно в ножны. Пока Перкинс подтирал кровь, сержант Герхайм собрал нас в полукруг и подверг осмеянию те несерьезные порезы у кистей рук, что рекрут нанес себе штыком. В морской пехоте США для рекрутов установлен следующий метод самоубийства: рекрут должен обязательно уединиться, взять бритвенное лезвие и произвести глубокий разрез в вертикальном направлении, от кисти до локтя — довел до нашего сведения сержант Герхайм. После этого он разрешил Перкинсу отправиться беглым шагом в лазарет.

Сержант Герхайм оставляет Леонарда в покое и сосредоточивает свое внимание на всех остальных.