Елена Семёнова - Не уклоняюсь! Страница 3

На другой день после отъезда Игоря забежала Тамарка, плюхнулась на диван, посмотрела с любопытством:

– Слушай, подруга, ну, ты даёшь! Целую неделю тебя не поймать! Влюбилась, что ли?

– Влюбилась, – честно призналась Наташа.

– О как! А Генка как же?

– Что – Генка? Для меня он всегда был просто другом… И ничего больше. Я ему не давала ни малейшего повода думать, что между нами может что-то быть.

– Он так не думает, – пожала плечами Тамарка. – Но это дело твое. А что, у вас с этим старлеем всё было?

– Что – всё?

– Тьфу ты, Господи! Популярно объяснить?

– Нет, не было…

– О как! Ну, вы даёте! Чем же вы занимались целую неделю?

– Гуляли, разговаривали, молчали…

(Молчание! – вот, ещё величайшее счастье. Идти рядом и молчать и не чувствовать неудобства от этого! С Игорем это было легко. «С вами так хорошо молчать…» Откуда это? Неважно! Главное, так изумительно точно!)

– Нет, вы точно какие-то ненормальные, – хмыкнула Тамарка. – 19-й век! Благородный офицер и кисейная барышня…

– Тома, он меня замуж позвал…

Тамарка запнулась, посмотрела на подругу с удивлением и, помедлив, спросила:

– А ты?

– Согласилась…

– Хм… О как! Наташка, а с матерью ты уже говорила? Сомневаюсь, что она обрадуется такой новости. Ведь он не москвич… Что ж, он у вас жить будет?..

– Если надо будет, я сама к нему поеду. Мне теперь всё равно, где жить. Лишь бы он рядом был.

– С милым рай в шалаше?

– Думаю, да.

– О как! Что ж, может, ты, Наташка, и права… Только я жить в шалаше не хочу ни при каком условии. Но тут уж воля твоя…

…А потом были письма. Каждое утро с замиранием сердца опускала Наташа руку в почтовый ящик, шаря в нём в поиске заветного конверта, и подпрыгивала от радости, если удавалось найти его. Писала и она. Каждый день. Обо всём, что происходило в её жизни, точно дневник вела. Как он и просил. Правда, отправляла эти письма раз в неделю. Все семь в одном конверте. Наташа уже не могла вообразить своей жизни без Игоря, без его писем и голоса, который, хотя и изредка, но раздавался трубке – и какое счастье было слышать его! Она готова была слушать его долго-долго, а он требовал, чтобы говорила она, чтобы слышать её…

За год Игорь приезжал дважды. На день-два. И это были самые счастливые дни. А в последний раз он приехал в августе. Как раз тогда, когда боевики напали на Дагестан… С той поры Наташа стала бояться сводок «Новостей». Она не могла сама смотреть их и просила маму.

– Мама, посмотри, а потом скажи мне, что там…

Кто же знал, что там! Там – война. Война, которую стыдливо называют контр-террористической операцией (и не выговоришь!) – кого обмануть хотят?..

Наташа опустилась на колени перед большой иконой Казанской Богородицы и, глядя на тёплый огонёк лампады, принялась шептать слова молитв, которые отчего-то упрямо не шли на язык, вытеснялись из ума водоворотом мыслей, которые – как удержать?! И, оставив заученные, со слезами прошептала Наташа:

– Господи, пощади его! Сохрани, прошу тебя! Не отнимай! Не было отца у меня – пусть. Забрал ты брата моего – не ропщу. Но его не отнимай! Господи, помоги ему там! Всем им помоги! Сохрани, помилуй! И всех, кто их ждёт, сохрани! Дай, чтобы дождались! Господи, спаси от отчаяния, укрепи и дай сил им! И тем, кто там, и тем, кто здесь ждёт их! Прости меня за всё, Господи! Не оставь! Господи… – и перекрестилась, и лбом горячим к холодному полу приникла и замерла так.

Последний раз они виделись на вокзале, когда он уезжал. Туда. Как ни силилась Наташа удержать слёзы, а они всё равно текли из покрасневших глаз. Игорь укоризненно покачал головой:

– Отставить слёзы! Или я на тебя сейчас ругаться буду. Грубо. Ничего страшного, Наташ: обычная командировка. Постреляем немного, и я вернусь к тебе живой и здоровый! Приеду, мы встретимся на этом самом вокзале, а потом пойдём в ЗАГС. Слово даю! А офицер слово своё всегда держит. Поэтому, как говорится, «жди меня, и я вернусь»!

– Я тебя очень-очень ждать буду!

Обнял, потрепал по волосам, поцеловал крепко, и, вот, уж он на подножке поезда, и колёса стучат, и он удаляется… Наташа шла рядом с поездом, потом бежала и остановилась лишь на краю перрона. Она стояла неподвижно ещё долго, даже когда поезд давно скрылся из виду, молча глотая слёзы. И в голове как будто молоточком выстукивало до боли знакомые с детства строки, голосом Лидии Смирновой читаемые:

Жди меня и я вернусь,

Только очень жди!

Жди, когда наводят грусть

Жёлтые дожди.

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара.

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня.

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души.

Жди и с ними заодно

Выпить не спеши!

Не понять не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой.

Просто ты умела ждать,

Как никто другой!

Если в русской литературе какое-либо стихотворение, которое бы так всегда, так до боли, так непоправимо было современно, точно, так звучало бы в сердцах, даже наизусть не помнящих его, но единым чувством, криком многотысячным: «Жди меня!» О, она сможет ждать! Она именно так и будет ждать! Она обратится сама в ожидание, она будет там, с ним душой… Если бы только хватило её веры, чтобы через такое расстояние пронестись и стать для него там оберегом, покровом защитным, любого бронежилета крепче! О, если бы так!

…Вот, и светает уже. Наташа тяжело встала с колен, на цыпочках прошла на кухню, заварила кофе. В коридоре послышались шаркающие шаги. Мама. Мама вошла в кухню, кутаясь в тёплую шаль и поправляя свои большие очки, вечно съезжающие с её маленького носа.

– Ташенька, что ты поднялась в такую рань? Сегодня ведь суббота…

Господи, вот же дура! Совсем забыла: сегодня же выходной. Какой ужас! Значит, не надо идти ни на работу, ни в институт… Значит, не забыться за этой повседневной будничной беготнёй… Как же стала ненавидеть Наташа выходные в последнее время. Нет, нужно придумать что-то… Нужно как-то убить эти два дня, пережить их… С Тамаркой куда-нибудь?.. Нет, нет… Тамарка уж точно поведёт на танцы да в клубы… Танцы – теперь?! Клубы – теперь?! Развлечения – теперь?! Нет, никогда… Когда война идёт, когда люди гибнут – как можно? Время раннее совсем… Что ж, для начала можно на службу сходить. В Церкви – когда в последний раз была? И не вспомнить! А ведь туда-то прежде всего и надо… Как это забыла она?.. Вот, теперь и исправить, наверстать, покаяться…

– Не спиться что-то, мама… – ответила Наташа рассеянно. – Пойду прогуляюсь немного.

– Иди, – пожала плечами мать. – Только оденься потеплее. Холодно уже…

– Конечно!

От кофе стало немного теплее, в голове прояснилось. Сейчас – на службу, а потом заняться учёбой. Запустила она несколько предметов в последнее время. Надо наверстать. Английский усовершенствовать… Надо бы на курсы пойти. Из зарплаты вполне можно выкроить нужную сумму… А завтра – на рынок. Холодильник уже пустой почти, а мама хворает. Так и пройдут выходные… Скорее бы…

– Мама, посмотри «Новости» и скажи мне, что там…

Глава 2.

«Нас предали, но нас не победили»

Хроника

01-20.09.99. Парламент ЧРИ утверждает указ президента Масхадова о введении военного положения в Чечне и принимает постановление о состоянии войны с Россией.

21 октября – 7 января 1999-го года. Освобождены Аргун, Гудермес, Шали, блокирован Грозный, федеральные силы продвигаются в предгорные и горные районы.

29.12.99. Боевики взрывают две ёмкости с хлором в Грозном.

31.12.99. В.В. Путин прибывает в Гудермес – вотчину Ахмада Кадырова и братьев Ямадаевых, чтобы встретить в войсках Новый год, и вручает награды отличившимся в боях российским военным

07.01.00. Москва заключает трёхдневное перемирие с боевиками.

09.01.00. Боевые действия возобновляются. Боевики вновь занимают Шали, Аргун и Гудермес. НТВ демонстрирует запись казни российских солдат в Аргуне.

«Через несколько лет нам придётся снова вернуться сюда и пройти весь этот путь во второй раз…» – сказал один офицер три года назад, когда преданная и оплёванная армия уходила из Чечни. Пророчество сбылось в точности!

И снова капитан Валерий Курамшин проезжал по знакомой местности, русской кровью политой, местности, где четыре года назад узнал доподлинно, что такое война, по дороге, которую тогда преградили колонне чеченские женщины, и командование разводило руками – не стрелять же по ним! – по проклятому навсегда маршруту: на Грозный!

С каждой минутой как наяву оживали в памяти картины недавнего прошлого: лица погибших товарищей, бои, танки… Вспомнилось, как писали с чёрным юмором на танках этих: «Нас в бой толкает Менатеп». Ведь знали ещё тогда, когда никто о войне и не говорил, крысы-кукловоды из высоких башен, что именно этот банк будет Чечню из руин восстанавливать, и уже посчитывали выручку, и делили. Загодя! Делили деньги, на крови сделанные…