Сергей Калашников - Самый длинный век Страница 3

Словом, не парятся древние люди, а берут, и делают то, что им нужно.

Более того, старшие мальчики тоже в этом процессе участвуют, причём, на равных. Особой силы эта операция не требует, а координация движений не только у семилетнего Нута, но и у пятилетнего Кита вполне достаточна. Однажды они даже меня позвали поучаствовать в добывании огня. Понятно, что ни держать верхнюю палку, ни тягать ремень я оказался неспособен – ну года два мне, не больше. Ни сил, ни ловкости пока недостаточно. Хотя ребята искренне мне помогали, подсказывали и показывали. Зато прижать куда надо кудельку, а потом, не обжегшись, пересадить огонёк на лучинку, вот это получилось прекрасно. Не забывайте, лет-то мне раз в десять больше, чем любому из них, и навыки по контролю за собственными движениями соответствуют весьма преклонному возрасту, когда осознаёшь ограничения, наложенные на тело прожитыми годами.

С этого момента мой статус изменился. Я перестал быть младенцем и перешёл в число детей. То есть старшие мальчишки больше не старались избавиться от меня, оставив при женщинах, а позволяли принимать участие в своих затеях, не сильно учитывая поправку на малолетство и слабосилие. Выяснилось, что они, оказывается, успевают ещё и играть, несмотря на то, что от работы "по дому" их никто не освобождал.

Ну а взрослые позволили мне подкидывать дрова в костёр. Знаете, поддерживать ровное пламя под парой-тройкой горшков, стоящих краями на углах врытых в землю камней, это не так-то просто, учитывая, что оставшееся пространство стиснуто со всех сторон. А сломать даже не самую крупную хворостину я просто физически не в состоянии.

***

Мясной запас в стойбище закончился, и уже на следующий день утром обнаружилась косуля, подвешенная за ноги на суку одного из окружавших землянку деревьев. Это мой папа ночью заколол копьём любительницу полакомиться развешенной для просушки травой. Он притаился за плетнём, а потом просто ткнул из удобного положения. Как я понял – обычное дело. Во всяком случае, когда он поведал об этом за завтраком, его старший брат дядя Быг спокойно сказал, что папа мой – молодец. Странно, а ведь обычно, когда смотришь фильм о древних людях, сцены рассказа об охоте, похвальба ловкостью и восторги окружающих описываются красочно и представляются пантомимой. А может быть я не туда попал?

Молоденькая телочка, не иначе – родившаяся этой весной – обладала прекрасным нежным мясом, которое было подано в трёх вариантах: варёном, жареном и тушёном. Мне больше остальных пришлось по вкусу тушёное. И ещё были какие-то термообработанные корнеплоды, довольно мягкие и чуть слащавые. Возможно, репа, или древний её предок. С тем, что растёт на огороде, я пока не знаком – не было случая его посетить. Не, ну не детство, а просто пахота какая-то сплошная!

Глава 2. Горох и рыба

Мальчишки позвали меня на огород. Взрослые нынче оделись "для леса", то есть в шкуры, и ушли, оставив на попечение детворы и стойбище, и малютку Дыка. Естественно, вся наша четвёрка проследовала за плетень, через который мы попросту перелезли. Понятно, что младших, в том числе меня, пришлось подсаживать, но это даже не обсуждалось заранее. Похоже, процедура давно отработана.

А потом мы лопали горох. Вообще-то разыскать зелёные стручки этой вкуснятины было непросто, потому что в основной массе урожай уже поспевал, но мы не жалели ни сил, ни времени и от души попаслись. Вот, знаете, странное дело. Ведь не голодаем – едим от пуза. А, видимо, желание подкрепится – фундаментальное свойство любых растущих организмов.

Тем не менее, осмотр "плантации" посеял в моей душе разочарование. Почти вся она была покрыта плетями гороха. Оказавшись внутри изгороди, я довольно уверенно оценил её площадь соток в десять-двенадцать, что, если считать урожайность по килограмму-полтора с квадратного метра, позволяло надеяться примерно на тонну зерна на зиму. Ну, в расчете на десять человек населения стойбища это вполне ощутимый запас. Кроме того, ведь ещё и привезено было немало чего-то зернового. Так что ничего удивительного в обильном питании нашего древнего рода нет. Продовольственный вопрос остро не стоит.

Кроме того не меньше пары соток занято корнеплодами, названий которых мне не назвать – торчат из земли пучки листьев, и всё тут. Почва была взрыхлена, но давно не обрабатывалась, отчего схватилась поверху коркой и подёрнулась сорняками, хотя они и не буйствуют, но куда же без них, проныр?! Я было схватился за особо наглый стебель, но даже оборвать его не смог, не то, что выдернуть. Надо скорее расти и набираться сил, для чего имеются все возможности.

Произвести аграрную революцию в этом месте и в это время, вряд ли в моих силах. Дело в том, что основная культура весьма неплохо ухожена: плети её не стелются по земле, а обвивают треноги из палочек, схваченных поверху верёвочкой. Что я ещё могу заключить из увиденного, так это то, что приближается только середина лета, потому что именно в это время данную культуру обычно убирают. Это хорошо, что до зимы пока далеко.

***

Ещё один эпизод заставил меня призадуматься. Это было, когда, выколачивая мусор из очередного крапивного пучка, я измохратил два последних прута. Естественно, найти пару небольших камушков, труда для меня не составило, и я смело отправился под уклон к зарослям ивняка, чтобы заготовить новую порцию инструментария.

Ага! Разогнался! Не так-то просто перетерзать камнем веточку. Тут бы стальное лезвие… а лучше – пилочку… по металлу. То есть, чтобы с мелким зубчиком. Натрудившись до пота, я добился того, что лозина потеряла жесткость в отбитом моими усилиями месте, и повисла. Но отрываться не пожелала, как ни дёргал, как ни крутил.

И тут – шорох справа, и направленный на меня взгляд зверя, явно не травоядного. Вытянутая морда, полоски. Барсук, что ли? И ведь размером это животное ничуть мне не уступает. Впечатление такое, будто эта скотина никак не решится, нападать, или нет. Вот тут-то и взыграла во мне сила молодецкая – прут оказался, наконец, оторван, а потом я сделал три шага навстречу "посетителю". Удар у меня, как Вы догадываетесь, поставлен прекрасно. Хоть локтевой, хоть кистевой, хоть плечевой. Я ведь этим занимаюсь целые дни напролёт. Свежеотломанный прут свистнул и ударил барсука по голове – я и сам не ожидал от себя подобной резкости.

Мой противник завизжал от боли и исчез в кустах.

– Молодец! Хороший охотник, – оказывается, папа находится рядом со мной и держит в руке копьё. – Молодой зверь хотел поиграть, но ты дал ему понять, что человека следует боятся.

Больше он ничего не добавил, а помог мне нарезать лозы – острая кромка наконечника его копья прекрасно перепиливала прутья, которые я натягивал. На обратном же пути, видимо, внутренне поколебавшись, сказал:

– Когда в другой раз тебе понадобится что-то в зарослях, позови с собой меня или маму. Мы тебе поможем.

Наивный юноша! Будто я не понял, что он боится за меня. Но всеми силами старается говорить так, чтобы не унизить, не выставить маленьким и беспомощным, не посеять страха в юном сознании подрастающего сына. Ох и мало знают наши историки о психологии древних людей! Да ведь обычно детёныша, вляпавшегося в опасную ситуацию, как минимум отругают, а то и отшлёпают. А тут – совсем иной подход к воспитанию.

***

Папа взял меня на рыбалку. Разбудил затемно, когда мама ещё спала. Так я и насосался молока – она не то, чтобы ничего не почувствовала – вряд ли это возможно, но продолжала дремать, лишь повернувшись так, чтобы нам обоим стало удобно. Мужчины же вовсе не завтракали, а сразу принялись одеваться при свете горящего в землянке костра. На мои руки и ноги натянули волосатые трубы, видимо части шкуры, снятые с конечностей животных. Подвязали их ремешками, чтобы не спадали. Ноги обернули шкурками, да ещё и самого нарядили в подобие пончо из небритой шкурки. Потом наша команда при свете луны спустилась под уклон и пробралась к речке, преодолев, пусть и по тропинке, довольно густые заросли. "Пожалуй, тканая одежда не защитила бы от этих ветвей", – рассудил я, когда мы добрались до стоящей на берегу большой долблёнки.

Вот её большие мужики и столкнули на воду, посадили туда меня, подождали, когда папа заберётся в чёлн, и оттолкнули. А сами вернулись домой.

Плыли мы недолго. Ещё не начало внятно светать, как нос нашей пироги ткнулся в берег. Задача моя оказалась несложной: выбраться на сушу, прихватив с собой привязанный к носу конец, и не давать нашему судну уплыть, пока папа работает. Должен признаться, что подобная деятельность потребовала от меня полной концентрации сил, как физических, так и умственных. Дело в том, что в местах высадок привязать судёнышко было решительно не к чему, а чёлн – штука массивная, инертная, неохотно поддающаяся усилию столь хилого создания, как двухлетний малыш. А работа, которой занимался мой папенька была не так уж проста – на низменных берегах напротив друг друга он вколотил в землю два кола, между которых натянул верёвку поперёк русла.