Хочхоль Ли - Южане и северяне Страница 3

— Товарищи, наши доблестные войска сегодня на рассвете заняли Сеул. В скором будущем наступит объединение Родины. Мы не можем наблюдать за этими событиями со стороны!

Заканчивая выступление, оратор громко стукнул кулаком по столу. И тут произошло нечто невероятное. Как будто бурные волны снесли мощным ударом крепкие дамбы. Торжественная тишина мгновенно была нарушена бурными аплодисментами и возгласами «Ура!»

— Правильно, правильно! — громко закричал один из учеников, вытянув руку вперед. А другой, вскакивая с места, кричал, что он обеими руками приветствует взятие Сеула. При этом он четыре раза повторил слово «Приветствуем!». Вслед за ним кто-то сказал:

— Мы не можем задерживаться даже на один день на этом славном пути. Вперед, вперед и вперед!

Картина ликования и всеобщего возбуждения более всего напоминала доменную печь, в которой плавится металл. Людям мерещилось скорое объединение страны. Они считали, что в борьбе за достижение этой цели каждый должен внести свою лепту. Будь то Пак Чхонок, Чхве Санхо, отстраненный директор, вновь назначенный директор, уехавший на Юг преподаватель английского языка — все должны принимать участие в благородном деле объединения Родины.

Но прошло всего два дня, и 30 июня по учебному заведению поползли недобрые слухи. Стало известно, что войска ООН принимают участие в войне против Северной Кореи. Услышав эту новость, все умолкли. Люди не понимали, что происходит, они находились почти в шоковом состоянии. Так чувствуют себя люди, внезапно спустившиеся с большой высоты. Им, верившим в скорое объединение, казалось, что эти сомнительные разговоры — всего лишь слухи, не имеющие никакого отношения к реальному положению дел.

2

В июле уже началась бомбардировка Главного управления Военно-морского флота на нашей улице, Генштаба и других тыловых объектов армии. В спешном порядке в армию были мобилизованы учащиеся старших классов средней школы. С каждым днем обстановка все ухудшалась. Согласно плану молниеносного наступления, к тому времени наши войска должны были занять Пусан, а чуть позже, 15 августа, в Сеуле должен был состояться праздник победы объединенной Родины. Однако передовая линия фронта застряла в районе городов Масан, Вэгван и Ёндок. Доходящие с передовых позиций слухи только добавляли неясность в умах людей. Исходя из того, что шепчут офицеры, люди делали вывод, что на фронте не все благополучно. Да и без этих слухов вся реальная обстановка способствовала появлению паники в обществе.

Почти каждый день вражеские самолеты бомбили объекты военного назначения. Более того, нападению с воздуха подвергались все объекты, кажущиеся военными, — горные цепи, ущелья, дороги… Замерло всякое движение воинских частей. Люди прятались под землей, в зданиях народных школ или в частных домах. Остановилось движение поездов и других видов наземного транспорта. Что касается армии в целом, то ее фронтовые и тыловые части оказались в состоянии полного хаоса.

Говорят, что беда не приходит одна. Как раз в тот момент, без всякой подготовки, на Север стали отправлять ополченцев из южных районов, в том числе из Сеула. К несчастью, мне пришлось заниматься с ними политико-воспитательной работой. Надо сказать, что делал я это не по своей воле. Для работы с этими ополченцами Главный штаб в спешном порядке сформировал отряд политработников из числа выпускников средней школы. Вот так я оказался среди них.

Именно тогда, хоть и не совсем подробно, я впервые узнал о жизни на юге страны. Вместе с тем у меня возникал вопрос, почему эти южане решили стать ыйёнгунами[2] и вступить добровольцами в армию северян. Хотелось как можно скорее встретиться с ними и тем самым удовлетворить свое любопытство. Порой у меня возникала мысль, что, возможно, эти добровольцы еще верили в объединение страны, невзирая на постоянные бомбежки вражеских самолетов. Мне также хотелось узнать, как изменилась жизнь на юге страны за последние пять лет и соответствует ли она тому, что говорит о ситуации в Южной Корее северная пропаганда. На митингах и собраниях для читки вслух, в кружках по изучению стихов постоянно говорили также о сопротивлении в городе Ёсу{2} и на Чеджудо{3}.

Мне также хотелось знать, кто такие Ли Сынман{4} и Ким Гу{5}, которых с особой ненавистью называли главарями банды южнокорейской реакции. После вывода советских войск из Северной Кореи, в процессе строительства социализма быстро появлялись такие типы, как Пак Чхонок и Чхве Санхо, — неизбежные продукты системы. Мне не терпелось узнать, как же выглядят строители нового демократического общества на юге страны.

Правда, к этому времени у меня уже были кое-какие представления о жизни людей в Южной Корее. Пищу для размышления давало бегство через 38-ю параллель{6} — на Юг — состоятельных людей. Этот факт неизменно оказывал влияние на душевный настрой других людей. Кроме того, о жизни на другой стороне я узнал от человека по имени Чон Сандон. В последний период японского колониального господства, когда я только поступил в среднюю школу, он уже был учеником 4-го класса средней школы высшей ступени и числился командиром отряда по подготовке учащихся к военному делу. Он производил на меня самое приятное впечатление. Пропорционально сложенный, небольшого роста, с первого взгляда он был похож на отпрыска знатного рода. Кстати, жил он в деревне, жители которой были далеко не бедными. В обычное время всегда спокойный и осторожный, он никогда не вмешивался без повода в какие-либо дела. Однако если возникали какие-то важные вопросы, никто не сомневался, что именно Чон Сандон должен возглавить ученический коллектив. Он пользовался каким-то особым доверием. Так было до освобождения страны от колониального ига и после него.

После изгнания японских колонизаторов, 9 сентября 1946 года в школу пришли новые ученики, но они были в старой темной школьной форме. Почему-то люди стихийно тянулись к Чон Сандону. Рядом с ним всегда находились товарищи, словно показывая тем самым свое уважение. Не случайно он был единогласно избран председателем ученического самоуправления. Свою вступительную речь Чон Сандон произносил тихо, спокойно, но уверенно.

Наступил январь 1946 года. Общая обстановка в стране серьезно осложнилась{7}. В связи с этим произошли изменения и в судьбе Чон Сандона. Новым директором школы был назначен бывший заведующий отделом провинциального Комитета образования. Пользуясь временной неразберихой в рядах руководства, бывший директор школы, а также шесть-семь старшеклассников перебрались на юг страны. В какой-то момент исчез и Чон Сандон.

Возникает вопрос, не являются ли те люди, которые переехали на Юг в начале 1946 года, настоящей «первой волной»{8} с Севера? Хотя людей, перебравшихся в Южную Корею в то время, никак нельзя называть беженцами. Если мысленно вернуться назад, к событиям четырехмесячной давности[3], такое развитие ситуации кажется невероятным, как в детской сказке. Всё это происходило вопреки новым порядкам, которые устанавливались в тогдашней Северной Корее{9}. Напротив, они скорее напоминали начальный период правления Тайсё и Сева в Японии[4] или беспорядочную жизнь в Южной Корее.

Дело в том, что большинство преподавателей окончили среднюю школу или институт в Японии, а другие (в редких случаях) получили образование в США или в Европе. Эти господа с европейскими манерами выросли в благоприятных условиях, не испытывая никаких серьезных трудностей. Это было видно по манере их поведения. Например, один из них — директор школы в оранжевом европейском костюме с жилетом — каждый раз на утренней линейке, запустив большие пальцы рук в карманы, неизменно любил повторять:

— Господа, сегодня на небе ни облачка. Всё вокруг светло, как это ясное утро!

Я до сих пор отчетливо помню его мягкий, нежный голос, который можно услышать только при чтении детских стихов. Учителя, бежавшие вместе с ним на Юг, несколько лет спустя уже работали на новом месте профессорами, занимали солидные должности в учреждениях. В то же время и в нашей школе понемногу стало исчезать шоковое состояние, вызванное отъездом этих людей. Стала устанавливаться новая северокорейская система. В частности, это было связано с приходом в нашу школу нового директора, бывшего завотделом провинциального Комитета образования. Мы тогда впервые слушали двухчасовую агитационно-пропагандистскую речь настоящего оратора. Например, вот что он говорил:

— В многовековой истории нашей страны тридцать шесть лет — срок небольшой. Но в течение этого периода мы находились под жестоким гнетом японского империализма, и лишь четыре месяца назад пришло долгожданное освобождение. Товарищи школьники! Благодаря славной победе над врагом под мудрым руководством генералиссимуса Сталина происходит освобождение всего угнетенного класса в мире. Нам надо идти в ногу с этим процессом!