Игорь Фролов - Вертолетчик Страница 3

— Там…

— Ты дурак, Т.! — торжествующе сказал инженер. — Ну, нахуя, спрашивается, съебывать со службы, если даже не знаешь, как соврать? Или ты в книжный за противогазом ходил? Все, раздолбаи, лафа кончилась! Я вас в небе сгною!

Так началась служба…

Двойники

Первое время инженер эскадрильи, не доверяя прогульщикам, строго отслеживал их «посещаемость» построений возле эскадрильского домика. Здесь нужно отметить: несмотря на то, что лейтенант М. был татарином, а лейтенант Д. — украинцем, они, особенно издалека, очень походили друг на друга. Поэтому неудивительно, что подслеповатый инженер их иногда путал.

Однажды на построении, инженер, вглядываясь сквозь очки в строй борттехников, вдруг зло сказал:

— Да где опять этот ебаный Д.!

— Я здесь, — обиженно выкрикнул из строя лейтенант Д., поднимая руку.

Подумав, инженер сказал:

— А тогда где этот ебаный М.?

Первый наряд

Лейтенант Ф. и лейтенант Т. впервые дежурят по стоянке части. После развода они заходят в дежурный домик, осматривают его. Кровать, оружейная пирамида, печка, старый телевизор, на столе — эбонитовая коробка с ручкой — полевой телефон. По мнению лейтенантов, этот телефон еще военного времени и работать не может — наверное, предполагают лейтенанты, он стоит здесь как деталь армейского интерьера.

— Связь времен, — уважительно говорит лейтенант Ф.

Лейтенант Т. берет трубку, дует в нее, говорит «алло». Трубка молчит.

— Покрути ручку, — советует лейтенант Ф. — Возбуди электричество.

Лейтенант Т. крутит ручку, снова снимает трубку, и, глядя на лейтенанта Ф., шутит:

— Боевая тревога, боевая тревога!

— «Паслен» слушает, что случилось? — вдруг резким тревожным голосом отзывается трубка. — Кто говорит?

Глядя на лейтенанта Ф. полными ужаса глазами, лейтенант Т. говорит:

— Говорит лейтенант Ф.

Он отстраняет кричащую трубку от уха, испуганно смотрит на нее и медленно кладет на рычаг.

Лейтенант Ф. разражается бранью.

«Кожедуб» и «Маслопуз»

Первое самостоятельное опробование вертолета. Перед запуском двигателей борттехник должен проверить противообледенительную и противопожарную системы. С грехом пополам лейтенант Ф. проверяет первую — датчики работают. Как проверять вторую, борттехник не помнит напрочь. Подняв руку и указывая пальцем на контрольный щиток, он говорит:

— А теперь — противопожарная…

Левый летчик (недавно еще был праваком[2]) — недовольно:

— Ну, проверяй… Я, что ли, буду?

Борттехник, наглея от безыходности:

— Ну не я же!

Уверенность, с какой это было сказано, повергла старшего лейтенанта в сомнение — а вдруг и правда, он должен проверять противопожарную? Здесь нужно сказать, что летчики (особенно молодые) в большинстве своем почти не знали матчасть машины, которую пилотировали, за что среди технического состава имели прозвище «кожедубы» — дубы, обтянутые кожей (техники же носили необидное звание «маслопузых»). Поэтому, совершенно неудивительным было замечание, с которым командир взялся за переключатель на контрольном щитке:

— Ни хера не помню…

— Смелее, — подбодрил борттехник.

Командир боязливо повернул переключатель на одну секцию. Где-то сзади вверху в недрах машины щелкнуло и зашипело. Оба члена экипажа замерли. Когда шипение стихло, командир откинулся на спинку кресла и сказал обреченно:

— Пиздец! Вот и потушили пожар в отсеке главного редуктора.

— Ты мне огнетушитель стравил! — возмущенно догадался борттехник. — Теперь я должен его снимать и тащиться в ТЭЧ, заряжать!

— А хули ты мне не сказал, что я не то делаю?

— Да ты рукой закрыл, я не видел, что ты там химичишь!

— Ну, ладно, ты это… — виновато сказал командир, — инженеру только не говори, что я стравил. Придумай что-нибудь — ну, там, перепад давления, к примеру. А в ТЭЧ я сам схожу, заряжу. Ты огнетушитель сними — я прямо сейчас и сбегаю. И в следующий раз ты мне подсказывай, не стесняйся!

Арифметика времени

Конец месяца. После трех дней самостоятельных полетов, новоиспеченный борттехник первый раз заполняет летную книжку. Заполнение идет под контролем инженера эскадрильи.

Инженер:

— Вписал налет по дням?

— Вписал.

— Теперь пиши «Итого за месяц». Суммируй.

Борттехник суммирует вслух:

— Час десять плюс тридцать минут равняется час сорок.

Он смотрит на инженера. Тот кивает:

— Так, дальше. Да не смотри на меня, это работа для первоклассника.

Борттехник бормочет (читатель, будь внимателен!):

— Час сорок плюс тридцать пять — это будет… — он задумывается, смотрит на инженера, — это будет… ЧАС СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ?

Инженер одобрительно кивает и благожелательно говорит:

— Ну и крайние сорок минут плюсуй… Итого (поднимает глаза к потолку) — ДВА ЧАСА ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ…

Пауза. Оба смотрят друг на друга. Борттехник начинает хихикать. Инженер взрывается:

— Мудак хренов! Сам идиот, и меня идиотом делаешь?! Понаберут дураков в армию!

Проклятие борттехника

Когда полеты с инструктором завершились, борттехник принял во владение собственный борт. Увлекшись расконсервацией и заменой двигателей, а потом и своими первыми самостоятельными полетами, он никак не мог забрать свой парашют с борта инструктора (идти через всю стоянку). Однажды на утреннем построении инструктор, отводя глаза в сторону, сказал:

— Ты бы забрал парашют — нужно сдать его в ПДСку.

— Зачем?

— Да он испортился малость.

Когда борттехник увидел свой парашют, он оцепенел. Средство спасения представляло собой черный, совершенно слипшийся мешок — мокрый и жирный на ощупь, с устойчивым запахом керосина. На его немой вопрос: «кто это сделал?», инструктор, смущаясь, поведал. Борт поставили «на прыжки». Борттехник (тот, который инструктор) снял дополнительный бак, потом выловил на стояночном просторе блуждающий топливозаправщик и поручил водителю заправить вертолет «по полной». Сам закрыл борт и удалился.

Водитель ТЗ залил через левый подвесной «по полной», потом открыл на борту лючок, за которым обычно находилась горловина левого дополнительного, сунул туда ствол заправочного «пистолета», нажал на спуск и задремал. Все 915 литров, предназначенные отсутствующему баку, вылились на тот злополучный парашют, который валялся на полу в ожидании хозяина.

— Да ты не расстраивайся, — сказал инструктор, — в ПДСке твой купол простирнут. А вот я от керосина заебусь отмываться — завтра хотел в Зею за сметаной слетать, да кто ж теперь поставит такой вонючий борт? И вся стоянка, между прочим, насквозь пропиталась…

Однако все оказалось не так просто. Парашют был признан негодным к дальнейшей эксплуатации. «Вот если бы ты принес его раньше, — сожалеющее сказал начальник ПДС старший лейтенант Н. — А так он уже запарафинился». Объяснительная никому ничего не объяснила, и финчасть удержала у борттехника Ф. из нескольких зарплат целых 600 рублей советских денег.

Борттехник проклял своего инструктора и начальника ПДС страшным проклятием. Проклял — и забыл. Но, как ни странно, ровно через год это проклятие сработало. В это время борттехник уже второй месяц бороздил небо Демократической Республики Афганистан. И пришло в эту афганскую часть письмо из родной приамурской эскадрильи, в котором описывалось чрезвычайное и невиданное до сих пор в полку летное происшествие.

Здесь уместно отметить, что перед самым убытием в Афганистан, борттехник Ф. сдал свой борт № 22 своему бывшему инструктору. И сдал он этот борт во время перевода вертолета с летнего на зимние масла. Пробки на шарнирах хвостового винта, которые борттехник набил смазкой, были уже завинчены, но не законтрены,[3] о чем борттехник Ф. (снятый инженером прямо со стремянки, на которой он стоял с контровкой в руках — «беги, оформляй служебный паспорт, а борт сдашь старшему лейтенанту Ч.») добросовестно предупредил своего бывшего инструктора. Но старший лейтенант Ч. шел навстречу своей судьбе и наложенному проклятию, — в этот день он так и не добрался до борта № 22, а на следующий день стремянку уже утащили соседи, и Ч. забыл о предупреждении. Пробки остались незаконтренными.

Итак, в письме сообщалось, что при подлете к аэродрому у борта № 22 заклинило хвостовой винт. (Как было отмечено в документе комиссии «незаконтренность пробок повлекла их выкручивание под воздействием вибрации при вращении ХВ, и вытекание смазки с дальнейшим разрушением шарниров ХВ»). Естественно, под воздействием неуравновешенного реактивного момента от несущего винта, вертолет начало вращать. Инструкция в таких случаях предписывает экипажу покинуть борт. Экипаж выполнил предписание и борт покинул — правда, с некоторым запозданием, потому что борттехник упорно отказывался отрываться от своего рабочего места.