Михаил Зефиров - Цель – корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота Страница 3

Вот характерный эпизод в изложении старшего оператора станции Г. И. Гельфенштейна: «В один из июльских дней, ведя наблюдение за воздушной обстановкой, я заметил в районе Пскова большую группу немецких самолетов, ориентировочно 15-25машин. Группа двигалась в нашем направлении. Оператор вызвал КП КБФ и начал передавать донесение». Однако в ответ послышались матерная ругань и обвинения в паникерстве, дескать, откуда можно узнать, что делается в районе Пскова.

Когда Гельфенштейн попытался втолковать непонятливым товарищам ситуацию, на другом конце провода попросту бросили трубку. Через некоторое время 22 истребителя-бомбардировщика Bf-110 чинно прошли над позицией РЛС, и вскоре со стороны Лужской губы послышались взрывы бомб. По воспоминаниям Гельфенштейна, самолеты проходили так низко, что один из них зацепил крылом за мачту корабля и плюхнулся в воду.

Далее Гельфенштейн рассказывал: «После налета на РЛСприехала группа старших командиров флота. Начальник станции „Редут“ лейтенант В. А. Гусев ознакомил их с работой техники. Теперь после предупреждения о налете авиации противника и ознакомления морских начальников с новой техникой отношение к донесениям операторов и лично к ним самим резко изменилось в лучшую сторону, с КБФ налаживалось взаимодействие».

Впрочем, и у самих локаторщиков 72-го отдельного батальона ВНОС, к которому относилась эта станция, не все обстояло благополучно. Система передачи информации была инерционной. Время ее прохождения складывалось из минут, необходимых на кодирование, передачу донесения по телефону или по радио, приема его и ручной записи, корректировки и выдачи оповещения по циркулярной радиосети. В лучшем случае с момента обнаружения самолета до получения данных о нем на командных пунктах истребительной авиации и зенитной артиллерии проходило около трех минут.

После этого еще четыре-пять минут требовалось для поднятия в воздух истребителей. В итоге за время, прошедшее с момента обнаружения цели, последняя могла пролететь 60–70 км и полученные данные сильно устаревали. Учитывая же, что истребители ВВС КБФ, как правило, не имели раций, навести их на бомбардировщик после взлета уже было невозможно. Кроме того, число целей также часто оказывалось ошибочным, причем иногда операторы преувеличивали его в десять раз! Все это значительно снижало эффективность работы первых русских радиолокационных станций.

Либава

Самой западной базой Балтийского флота к июню 1941 г. была Либавская военно-морская база под командованием капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, располагавшаяся в незамерзающем порту латышского города Лиепая.

До 1917 г., когда вся Прибалтика принадлежала Российской империи, и сам город также назывался Либава. Однако после краха империи латыши в ноябре 1918 г. объявили о своей независимости и быстренько переименовали город на свой манер. В начале лета 1940 г. организованные просоветскими силами массовые акции привели к тому, что 14–15 июня в странах Прибалтики были избраны законодательные органы власти по советскому образцу. Сначала 17 июня Народный сейм Латвии провозгласил в республике Советскую власть, 21 июля было объявлено о создании Латвийской ССР, которая затем 5 августа 1940 г. была включена в состав Советского Союза. Было ли все это оккупацией, как ныне утверждают в прибалтийских странах, или нет, это предмет отдельного разговора.

Как бы там ни было, но вновь созданную в гавани Лиепаи военно-морскую базу Балтфлота назвали Либавской, желая, видимо, подчеркнуть ее принадлежность. В июне 1941 г. в ней базировались отряд торпедных катеров, четыре корабля охраны рейдов, 4-й дивизион катеров НКВД (погранохрана). Кроме того, там же находились 15 подводных лодок, в том числе шесть неисправных, неисправный эсминец «Ленин» и 19 различных транспортов.

Противовоздушную оборону Либавской базы осуществлял так называемый участок ПВО майора С. С. Могилы, в состав которого входили два отдельных артдивизиона. 84-й ОЗАД старшего лейтенанта В. С. Сороки прикрывал гавань, морской завод и военный городок, а 43-й ОЗАД – сам город и аэродром в городке Гробиня, в 7 км восточнее Лиепаи, на котором дислоцировался 148-й ИАП ВВС Прибалтийского военного округа. С командиром последнего имелась устная (!) договоренность о совместных действиях по отражению возможных налетов. Кроме того, на озере Дурбе, в 25 км северо-восточнее Лиепаи, базировались летающие лодки МБР-2 из 49-й ОАЭ ВВС КБФ.

Еще в 23.37 21 июня на Балтийском флоте была объявлена оперативная готовность № 1, однако никто из командиров и матросов не придал этому особого значения. Дело было в том, что именно в эти дни в Либавской базе проходили учения по местной противовоздушной обороне (МПВО) и введенная «готовность» воспринималась всеми как один из их обязательных элементов. Кроме того, одновременно с этим на подводных лодках отрабатывались приемы ликвидации последствий атак самолетов условного противника. Около 01.00 22 июня командир 84-го ОЗАД старший лейтенант Сорока передал по телефону на свои батареи, что возможна провокация со стороны немцев.

В ночном сумраке в небе послышался гул двигателей совсем не условных самолетов, и находившиеся на постах офицеры стали наблюдать за небом. В 03.30 над Либавской базой на высоте 500–600 метров прошли три двухмоторных бомбардировщика. С земли отчетливо видели черные кресты и свастики на фюзеляжах, однако открывать огонь по самолетам, естественно, не стали.

Командир подводной лодки Л-3 П. Д. Грищенко вспоминал: «Даю команду – „воздушная тревога“. Готовим к бою зенитное орудие. Но никто из командиров подводных лодок, памятуя указание комфлота – „огонь не открывать“, не решается взять на себя смелость и нарушить его. Между тем самолеты третий раз пролетают над нами. Где-то в стороне не то взрывы бомб, не то стрельба из орудий. Все телефоны на пирсах заняты. Звоним во все инстанции, но ответ один: ждите указаний. И мы ждали».

Еще в конце февраля – начале марта 1941 г. самолеты Люфтваффе несколько раз грубо нарушали советское воздушное пространство. По словам наркома ВМФ адмирала Н. Ф. Кузнецова они

летали «с поразительной дерзостью», не скрывая, что фотографируют военные объекты. В итоге разгневанный адмирал приказал всем флотам «открывать огонь по нарушителям без всякого предупреждения». В соответствии с этой директивой 17 и 18 марта зенитной артиллерией над Либавской ВМБ были обстреляны два немецких самолета, а летчики ВВС КБФ на истребителях И-153 «Чайка» даже попытались осуществить перехват нарушителей.

Однако пальбу из корабельных зениток пришлось вскоре прекратить. Сталин, узнав об инициативе Кузнецова, сделал ему строгий выговор и приказал отменить распоряжение. А1 апреля Главный морской штаб направил на флоты директиву: «Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки самолетов противника на аэродром».

Между тем на рассвете 22 июня бомб на Либаву никто не сбрасывал, Ju-88A из 3-й группы 1-й бомбардировочной эскадры «Гинден-бург» (III.Gruppe Kampfgeschwader 1 – III./KG1) прошли над морем для атаки «мирно спящего» аэродрома Гробиня. Объект защищала 503-я зенитная батарея. Ее командир старший лейтенант В. Рябухин так же, как и все, имел приказ огня не открывать. Однако, увидев двенадцать Ju-88, которые в четком строю, словно на параде, заходили на аэродром, он по своей инициативе все же приказал стрелять. Но это уже не могло помешать авиаудару.

Гауптман Герхард Бэкер (Gerhard Baeker), занимавший тогда должность офицера по техническому обеспечению III./KG1, впоследствии вспоминал: «В 02.11[3] мы взлетели, чтобы совершить наш первый вышет на Востоке. Это быша светлая ночь, и горизонт быш ярок от полуночного солнца на далеком севере. Нашей целью быш аэродром в Либаве. Он был занят подразделением истребителей, и так называемые «крысы»[4] стояли, припаркованные, плотными рядами, служа нам хорошей целью светлой ночью».

На летное поле и стоянки самолетов 148-го ИАП посыпались осколочные бомбы. В результате были уничтожены восемь истре-

бителей, многие другие получили повреждения. При этом ни один из «Юнкерсов» от зенитного огня не пострадал. И все бомбардировщики благополучно вернулись на аэродром около поселка Повун-ден, расположенного в 20 км севернее Кенигсберга.[5]

Только в 06.00 командир Либавской ВМБ капитан 1-го ранга Клевенский получил из штаба флота телеграмму: «Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника». И эти «всякие попытки» не заставили себя долго ждать. Вскоре самолеты Люфтваффе совершили первый налет непосредственно на Лиепаю, сбросив бомбы на морской завод «Тосмари» и гавань.

Затем удары повторились. Немецкие самолеты действовали группами по шесть – восемь машин, подвергая бомбардировке военный городок, аэродром и другие объекты базы. Были выведены из строя все линии связи и телеграфные станции. Зенитчики вели насколько возможно интенсивный огонь, а бойцы 841-й батареи даже заявили об одном сбитом «Юнкерсе». В то же время в 09.00 три 1и-88А сбросили бомбы на позиции последней. От взрывов появились убитые и раненые.