Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 3 Страница 3

— Это что за городок? Он не имеет отношения к нашему АМО — Автомобильному Московскому обществу, что еще в 20-х годах организовал И. Лихачев?

— Как же! Наше АМО задолго до войны пустило свои корни и здесь. В Магдебурге был мощный машиностроительный завод, и москвичи с ним кооперировались, в том числе проходили на этом заводе практику. А для сотрудников построили небольшой компактный жилой городок. Вот мы его сейчас штабом армии и «оккупируем».

Василий Моисеевич уехал заниматься своими делами, а ко мне подъехал Сторч, и мы с ним просидели до глубокой ночи. Но уже вечером нам позвонил генерал Горбань, узнавший из разговора с начальником штаба Группы, что главком Кошевой может нас принять только послезавтра — в 12 часов дня.

С учетом этого обстоятельства мы уточнили порядок действий на завтра — решили посетить сразу две дивизии неподалеку от Магдебурга — 47-ю танковую и 207-ю мотострелковую. А в 9 утра послезавтра выехать в Бадзаров, чтобы на всякий случай приехать туда с запасом по времени.

Николай Васильевич Сторч доверительно рассказал мне немного о главкоме: человек он твердый и решительный, не склоняется ни перед кем. Глубоко и всесторонне разбирает все вопросы. Очень работоспособный и выносливый. Терпеть не может бездельников. С утра включается в какое-нибудь дело (стройка, учение) и проводит весь день на ногах, ни разу не присев, только вечером куда-нибудь забредет пообедать и заодно поужинать. Причем и в ходе трапезы будет все время касаться вопросов прошедшего дня. Я при этом вспомнил Ленинградский военный округ, генерал-полковника С. Л. Соколова и подумал — может, у старшей категории военачальников это такой стиль работы вообще?

Николай Васильевич обратил мое внимание на одну особую черту в характере Кошевого — не допускает вмешательства в беседу, которую он ведет с каким-нибудь лицом или группой. Сразу следует вопрос: «А ты кто такой? Кто тебя уполномочивал на этот разговор?» Поэтому, пока он не закончит тему, лучше помалкивать. В конце, если главком посчитает нужным, он может спросить: «Вопросы есть?» Однако вопросы должны быть короткие и ясные.

Тут я опять вспомнил, но уже другого начальника — моего бывшего командира дивизии Федора Васильевича Чайку, который вообще не терпел каких-либо вопросов. Он считал, что человек, который задает вопросы, скорее всего занимался посторонними делами и не слушал, когда растолковывали дело, или же он крайне туп. Но если все-таки вопрос возникал, то у Федора Васильевича лицо перекашивалось, как от зубной боли, и он, пересиливая себя, говорил тихо, сквозь зубы: «Это потом, потом — в конце…»

Да, ко всему этому мне надо быть готовым, и я был генералу Сторчу очень благодарен за ориентацию.

На следующий день, как и планировалось, мы объехали гарнизоны двух дивизий. Почти нигде не задерживались, и тем не менее только на беглый осмотр со стороны потребовалось более 12 часов. А еще через сутки утром выехали к главкому в Бадзаров.

Мы приехали почти за час до назначенного времени. Начальник санатория, принадлежавшего Группе войск, предложил нам пока с ним погулять, он готов показать все достопримечательности, особенно огромное красивое озеро и различные построенные сооружения. Но мы отказались, тем более что главком тоже был на прогулке. Решили отсидеться в гостевом доме и посмотреть свежую прессу.

В установленное время прибыли в дом, где остановился главнокомандующий. Василий Моисеевич шествовал впереди, я — за ним. В просторной гостиной находились маршал и его жена. Горбань четко представился — прибыл в связи с назначением на новую должность и убытием из Группы. Петр Кириллович тепло его поприветствовал. Затем Василий Моисеевич подошел к жене главнокомандующего и, склонив голову, поцеловал руку. Все это время основное внимание было сосредоточено на Василии Моисеевиче, так что мне неудобно было вклиниваться и обнаруживать свое присутствие. Выбрав удобный момент, я все-таки представился главкому. Он мельком взглянул в мою сторону и, не подавая руки, широким жестом предложил всем сесть.

— Ну, Василий Моисеевич, рассказывай, как наши дела, — начал главком.

И Горбань начал. Вначале — издалека. Вот, мол, наконец прибыла замена, и он может уже уехать в Киев. Конечно, если бы не болезнь, то можно было бы с превеликим удовольствием еще послужить под знаменами знаменитого полководца.

— Ну, хватит, хватит. Давай о другом, — не очень настойчиво запротестовал Кошевой.

— Дорогой Петр Кириллович, и в годы войны, и сейчас я многому у вас научился и лично вам обязан всем. Поэтому, какого бы вопроса я ни касался, — все будет непременно связано с вами.

И далее Горбань обратился к некоторым воспоминаниям. Кошевому это явно импонировало, и они вдвоем воскрешали эпизод за эпизодом из жизни Группы войск (в основном речь шла об учениях). Иногда вставляла фразу и жена главкома. Меня же как будто вообще здесь не было. Мне иногда даже становилось смешно: ведь такой уровень — главнокомандующий, маршал Советского Союза, дважды Герой, возраст за 60 — и вдруг такое «внимание» офицеру, который прибыл служить в Группу на высокую должность. Сказать, что таков уровень его интеллекта, воспитанности, культуры, я с первой встречи тоже не могу. Да и, судя по его высказываниям и галантности, проявленной в отношении генерала Горбаня, это было бы несправедливо. Видно, таков был уже выработанный годами стиль отношения к тем, кого он не переносил, но вынужден по определенным причинам терпеть. Я вспомнил слова Якубовского: «Все перемелется. Это у него такой характер». Но если у него такой характер, то я представляю, что сейчас на душе у Петра Кирилловича, хотя внешне все хорошо и даже весело.

Прошел час. Жена главнокомандующего начала посматривать на часы. Василий Моисеевич понял, что время исчерпано. Он встал и начал трогательно благодарить Петра Кирилловича за все. Остальные тоже поднялись и начали одновременно потихоньку перемещаться к выходу. Наконец главком обнял генерала Горбаня, троекратно расцеловал и пожелал ему доброго здоровья и хорошей службы. То же самое сделала и жена Кошевого. И при прощании маршал Кошевой не только не подал мне руки, но и не глянул в мою сторону.

Идем с Иваном Моисеевичем и молчим. Каждый думает о своем. Потом я напомнил Горбаню, что у нас сегодня по плану 10-я Гвардейская танковая дивизия. Василий Моисеевич предложил заехать в расположенный неподалеку штаб Группы — доложить начальнику штаба о визите к главкому и заодно пообедать. А затем отправиться в Потсдам, в 10-ю танковую. Это — «рукой подать».

Владимир Владимирович Туронтаев принял нас с распростертыми объятиями и сразу повел в столовую:

— Я знаю — вы не обедали. Мне звонил главком, рассказывал.

Потом — обращаясь ко мне:

— Ну, как вам наш Петр Кириллович?

— Видно, очень деловой человек. Судя по разговору с Василием Моисеевичем, он прекрасно знает войска, их проблемы, — коротко ответил я.

— А какие он поставил вам вопросы?

— Никаких. У меня создалось впечатление, что я для него вообще отсутствовал, все внимание было обращено на Василия Моисеевича.

— Это у него бывает. Ну, да ничего — все устроится. А что касается Василия Моисеевича, так он этого внимания заслуживает. Можно было бы по чарке выпить и за прощание, и за встречу, и за службу. Но Василию Моисеевичу нельзя…

— Мы хотели после обеда ехать в 10-ю Гвардейскую танковую. Наверное, лучше крепкого чая.

Так и решили. Но я, прикинув сложившуюся обстановку, попробовал идти дальше:

— Товарищ генерал-полковник…

— Можно просто Владимир Владимирович.

— Товарищ Владимир Владимирович, — начал я, и все засмеялись, — мне кажется, в наш план действий можно было бы внести коррективы. Правда, я еще их с Василием Моисеевичем не обсуждал.

— Интересно, — оживился Туронтаев, а Горбань насторожился. Я же продолжил свою мысль:

— Как я понял, главнокомандующий с Василием Моисеевичем уже распрощался и считает его убывшим. В этих условиях, на мой взгляд, было бы правильным сегодня посмотреть дивизию в Потсдаме. Завтра же утром на совещании Управления армии Василий Моисеевич попрощается с офицерами, а я представлюсь и познакомлюсь. Сюда же можно было бы пригласить командиров 12-й Гвардейской танковой и 25-й танковой дивизии, а также тех командиров бригад и отдельных полков, где мы вместе не успели побывать. После совещания Василий Моисеевич и я подписываем шифровку — доклад на имя главкома о сдаче и приеме должности, а затем посылаем более широкие письменные доклады. Тогда Василий Моисеевич мог бы уже завтра или, в крайнем случае, утром послезавтра лететь в Киев. Я понял, что главком дает ему самолет.

Туронтаев вопросительно посмотрел на генерала Горбаня. Тот, чувствуется, был озадачен, поэтому сразу ничего не мог сказать и, видно, склонен был подумать. Тогда я добавил: