Андрей Ефремов - Блокпост-47д. КНИГА - I . «СЛУЖБА НАРЯДОВ» Страница 3

Строгие и важные представители документально зафиксировали вопиющий факт обстрела. Заставили содрать со всех стен цветные вырезки из журналов с красивыми девушками. Чтобы не заводился бес в рёбрах. Настоятельно порекомендовали всем сбрить бороды. Сделали дельное замечание по поводу разбитой лампы на столбе, о чём не преминули сделать запись в какой-то бумажке. Быстро тяпнули с командиром по норме положенности. Пообнимались. Понюхались. Распрощались.

И моментально, низко пригибаясь, канули в лету.

Через пару лет Лелик как-то признался, что у него было чувство, будто снайпер просто не хотел никого убивать. С чем это связано, он объяснить не смог.

ЯКУДЗА

Вот комарик прилетел.

Взмах руки невидим.

Как кратко мгновенье бытия.

В первые дни прибытия СОМа Якутии на степной блокпост, в то время по научному называемого «КМП» — контрольный милицейский пункт, работы было — непочатый край. С месяц назад артиллерия федеральных войск раздолбала стоявший здесь бандитский блокпост.

Боевики контролировали всю территорию между тремя посёлками и грабили проезжавший автотранспорт. Частенько брали и заложников.

Местное население назвало эту зону «Бермудский треугольник». Так что некоторое время транспорт мирного населения здесь вообще не проезжал. А если и находились незнающие про этот участок люди, то частенько знания приходили внезапно и уж что говорить — поздновато.

Бойцам пришлось немало потрудиться, чтобы расчистить участок от остатков стоявшего здесь бандитского поста и мусора. Глава администрации района выделил отряду одного барашка, несколько новеньких вагончиков и стройматериалы. Укреплялись добротно и долго.

Сами собой окопы не роются и мешки камнями с землей не набиваются. Каждодневной работы хватило на несколько смен отрядов. Даже по окончании строительства работы по укреплению не заканчивались, появлялись, согласно складывающейся обстановке, всё новые ходы сообщений, секреты, ограждения и подвалы. Поперёк дороги уложен «лабиринт» из железобетонных свай. По периметру возникли столбы с прожекторами.

В итоге, невзрачный поначалу блок превратился в чрезвычайно солидную крепость с двумя — двухэтажной и трёхэтажной — башнями. У шлагбаума — отдельный блочок с надписью поверху «САХАЮРТ». Если смотреть со стороны, вывод напрашивался сам собой — «Не влезай — убьёт!»

Мирная жизнь в посёлках стала налаживаться. В степи белыми облачками появились отары кудрявых барашков и строгие пчелиные пасеки. Баранов, впрочем, банды втихушку воровать не прекращали.

Стали возделываться рисовые чеки и арбузные бахчи. Заработали оросительные каналы-арыки. У дороги возле одного ногайского посёлка явился взору торговый киоск. И даже очумевшие от чувства свободы водители автоцистерн с левой соляркой пытались, иной раз в наглую, проехать через КМП.

Осмелевшее население и проезжие водители никак не могли взять в толк к какой национальности принадлежат эти, приехавшие неизвестно откуда, работящие люди, которых считали своими освободителями. Физиономии явно азиатские, глаза раскосые, между собой говорят на непонятном языке. Хотя есть среди них и европейские лица.

Завесу тайны приподнял один храбрый и общительный водитель битком набитого, запылённого автобуса. Вот как это происходило.

У шлагбаума, с незнакомым флагом небесного цвета с белым солнцем по центру и цветными полосами понизу, стоят четверо узкоглазых парней в натовском камуфляже, без знаков различия и опознавательных шевронов. Щебечут между собой о чём-то на никому непонятном языке. Изредка отшлёпывают на себе злых чеченских комаров: «Бу биляттарын!»

На штабеле, сложенном из мешков с песком, стоит мощная магнитола «SONY», из динамиков которой на всю степь звучат мелодичные песни, опять же на незнакомом слоге.

Приближается шумный автобус КАВЗ, из всех открытых окон которого льётся в бешеном ритме кавказская мелодия. Снаружи, на зеркале обзора, трепещется большой цветастый женский платок. Общительный щетинистый водитель, приветливо улыбаясь, протягивает бойцу бутылку водки и документы с вложенными заранее по строго существующим расценкам деньгами:

— Ассалям алейкюме!

— Алейкюм ассалям! Баркалла.

— Чё за праздник?

— Как что, не видищь? — Показывает на платок, — Свадьба!

И пока его данные записывают в журнал и перетряхивают безропотных пассажиров с вещами, с немыслимым кавказским акцентом спрашивает, — А ви сами то откуда будете, увижяемые?

Ему объясняют на чистом русском языке что, мол, так и так, достали вы всё мировое сообщество, российская армия уже не справляется, выдохлась. И вот по этой причине нас, китайских спецназовцев, отправили в эту дыру. И сокрушённо, с некоторой долей непритворной ностальгии, с умилением глядя на знамя своей Родины, добавляют:

— Будто у нас, в поднебесной, делать больше нечего.

В это время развязной натовской походочкой, в таком же камуфляже подплывают три долговязых и светловолосых человека. Все три лица европейской наружности жуют жвачку. Один из них обращается к щуплым «китайцам»:

— Хеллоу еври боди! Уйбаан, всё хокей? — Чавк-чавк.

Один из «китайцев» по имени Уй Бан возвращает документы с деньгами выпавшему в осадок водителю, машет ему рукой, езжай, мол, быстрее, не мешай работать:

— Йес, йес! Всё хокей! — Ладонью шлёпает себя по лбу, — Бу биляттарын!

Больше всего, судя по всему, всех сидящих в автобусе людей, поразил именно факт возврата нетронутых денег: «Вай?». Если уж всякие ООНы и ОБСЕ здесь бывают, так почему бы и не появиться войскам того же ООНа.

«Европейцы», чувствуя, что земляки прикалываются, только непонятно над кем, намётанным глазом отмечают крайнюю заинтригованность пассажиров, на физиономиях которых написано «так вот он какой, северный олень» и необычную серьёзность друзей. Внимательно, умными глазами, рассматривают отвисшую, небритую челюсть водителя автобуса:

— А чё это с ним? — Чавк-чавк, — В натуре?

— Ну, ты Макс и каба-ан, итить твою ити!.. — Шлёп! — Яп-пона мать!.. Всиё хок-кей, те-бье го-во-рьят!

Водитель увеличил громкость музыки, десятилетний мальчик под ритмичное хлопанье ладоней взрослых стал плясать в проходе салона лезгинку: «Асса!». Автобус, окутав бойцов серой знойной пылью, укатил дальше, раздавать по свадебной традиции водку на других блоках.

Некоторый период по окрестностям, на полном серьёзе, простое и наивное деревенское население смаковало на все лады необычную, рассекреченную новость о прибытии смешанного иностранного спецконтингента: «Люди, сразу видно, культурные, образованные, а по русски шпрехаю-ют — почище нас! Во там у них готовят то! А наши деньги ва-аще не признают!».

Но всё проходит. Люди быстро привыкли к неподкупным якутянам, бойцы уже по памяти записывали знакомых на лицо водителей в журнал учёта даже не заглядывая в водительские документы.

Со временем, неподалеку от дорожного шлагбаума стали появляться огороженные крашенной металлической изгородью памятники погибшим якутским милиционерам.

ХОТАБ

«… примерно в 10 час. 20 мин….в заброшенной кошаре у озера «Бандитское»,

Шелковского района ЧР… местным населением обнаружены

обезглавленные трупы двух подростков… русской национальности…».

С наступлением тёмного времени суток гражданский автотранспорт по дорогам не ездил. В округе регулярно постреливали и повоевывали. Юркали только войсковые, милицейские и прочие спецы. Да и то, если знали пароль или кодовые световые сигналы. Пешком, ночью, по степной дороге вообще никто не ходил. Жить то, как говорится, хотца! Ходили только две группы отрядной разведки, да УАЗик, шлёпая по бортам накинутыми в оконные проёмы бронежилетами и постреливая, гонялся за левыми машинами. Либо шустро улепётывал.

За всё время произошел единственный случай, когда один местный житель задержался дотемна на близлежащей бахче и попросил бойцов подкинуть его на отрядной машине в посёлок, до дома:

— А я вам за это фунтика дам!

— Какого такого фунтика?

— Ну, поросёнка!

Здесь вполне уместно будет вставить маленький штришок. Как только темнело и если не было стрельбы, по окрестностям раздавались вопли и вой шакалов. Так этот припозднившийся владелец бахчи и спрашивает:

— А кто это тут плачет всё время?

— Да это шакалы воют.

— Ну надо же, сколько здесь живу не слышал такого. Думал дети плачут. — За время бардака человек просто забыл звуки родной ночи. Или сытые шакалы просто обнаглели за период войны.