Богдан Сушинский - Похищение Муссолини Страница 3

Из этого, очень непродолжительного, плена Штуберу, конечно, удалось бежать. Но потом была осада дота «Беркут», было их неожиданное свидание в занятой отрядом Штубера крепости, куда Беркут явился в мундире обер-штурмфюрера[6] Ольбрехта…

За время войны Штубер успел повидать великое множество русских — перебежчиков, полицаев, пленных, согласившихся нести службу в различных вспомогательных частях… И был уверен, что очень скоро в их числе окажется и лейтенант Громов.

Этого парня он, естественно, сразу же взял бы к себе. А что — хладнокровный, мужественный, не алчный, свободно говорит на немецком, русском и украинском, знает польский, прошел хорошую фронтовую школу, отлично владеет холодным оружием и всевозможными приемами рукопашного боя… Часто ли встретишь такого бойца на передовой или в партизанском лагере?

Что еще известно об этом человеке? Впрочем, даже этого вполне достаточно, чтобы понять: из Беркута можно слепить разведчика и диверсанта международного класса. Если, конечно, заняться им всерьез.

…Чего уж там, он, Штубер, тоже не стремился отправить этого человека на тот свет. Потому что ценил. Как врага, понятно. Но и как военного, как профессионала…

Конечно, Беркут вряд ли догадывается, какого он мнения о нем. Тем более что Штубер никогда не решался расточать комплименты по адресу этого русского лейтенанта. Не та сейчас атмосфера в вермахте, частях СС и гестапо, чтобы учить солдат на примерах мужества своих врагов: Хотя… Почему бы и не поучиться этому?

4

На опушке показались солдаты. Майор вел их цепью. Сам он шел впереди, шагах в пяти, с парабеллумом в руке и с таким воинственным видом, словно отчаянно вел свое воинство на ощетинившиеся окопы противника.

Наблюдая эту сцену, Штубер мрачно улыбнулся: хотел бы он видеть, как поведет себя этот тыловик, когда откуда-то из-за шоссе вдруг прогремит выстрел.

— Унтер-офицер, возглавляющий операцию, ко мне! — скомандовал он, умышленно игнорируя майора.

Небрежно на ходу козырнув, подбежал рослый широкоплечий парень лет двадцати, слегка смахивающий на цыгана.

— Господин гауптштурмфюрер, унтер-офицер Криштоф…

— Сколько людей вы потеряли, унтер-офицер?

— Потерь нет, — успел доложить майор, чуть раньше унтер-офицера. Он был поражен тем, что эсэсовец обращается не к нему, а к унтер-офицеру. А ведь этот гестаповец всего лишь в звании капитана, и казалось бы… Однако ссориться с ним не решился. Ничего не поделаешь, его, интенданта, не очень то жалуют вниманием даже капитаны-строевики вермахта. Чего уж требовать от эсэсовцев?

— Сколько было партизан и кто из ваших людей наиболее отличился?

— Партизан оказалось не более пяти-шести. Отходили врассыпную, отстреливаясь. Первым вошел в лес и преследовал бандитов рядовой Шигерманн, — показал на худощавого солдата, моментально вытянувшегося так, словно стоял перед генералом.

В отличие от унтер-офицера, этот мрачного типа, с нагловатой ухмылкой, храбрец Шигерманн не очаровал Штубера, но все же гауптштурмфюрер немедленно сообщил майору, что, в силу данных ему полномочий, оба солдата поступают в его распоряжение.

— Но они всего лишь приданы мне, — растерялся майор. — Я не имею права…

— Сообщите их командиру, что оба поступили в распоряжение командира особой группы гауптштурмфюрера Штубера.

— Но у меня и так слишком мало людей, — замялся майор. — Да и этих подчинили лишь на некоторое время.

— Обратитесь к начальнику гарнизона города Подольска и завтра же получите пятерых людей из пополнения. Он будет в курсе. Кроме того, я воспользуюсь одной из ваших машин. Через два часа она будет в вашем распоряжении.

— О боже, вы срываете все мои планы! — взмолился интендант, но Штуберу некогда было его выслушивать.

— Зебольд, людей — в кузов! Водитель, слева, в двухстах метрах отсюда — лесная дорога. Будем пробиваться по ней, на звуки боя.

5

У машины Скорцени ждал тот единственный человек, который сейчас был ему крайне нужен — оберштурмфюрер Андриан Гольвег. Немец итальянского происхождения, правда, в отличие от него самого, австрийца Отто Скорцени, не унаследовавший итальянской фамилии, но зато свободно владеющий итальянским, Гольвег многие годы поддерживал тесное сотрудничество с небольшой, тщательно законспирированной сетью агентов, успешно внедрившихся в офицерский корпус гвардии Муссолини и в ряды итальянской секретной службы.

Даже при доверительном, открытом сотрудничестве, которое сохранялось между разведками и секретными службами Германии и Италии, эти агенты не раскрывали себя, работая с той же осторожностью, как если бы действовали в стане военного противника. В этом была мудрая предусмотрительность политиков, знающих, что у империи не бывает друзей, а союзников следует держать под более строгим контролем, чем врагов.

Еще находясь в Растенбурге, в «Волчьем логове», Скорцени связался по телефону с Берлином и приказал разыскать этого оберштурмфюрера и доставить на аэродром.

В VI управлении Главного управления имперской безопасности, куда звонил «первый диверсант империи», знали, что этого человека можно найти только в одном месте — охотничьем замке Фриденталь, в особой, находящейся под личной опекой Скорцени, диверсионной школе. Вот уже вторую неделю Гольвег инспектировал там подготовку группы диверсантов, которые должны были работать в Италии и Абиссинии. И в то же время сам проходил усиленную переподготовку, осваивая прыжки с парашютом, работу с новейшими пластическими минами и радиодело.

— Не вздумайте отправлять этого парня на фронт, — бросил Скорцени, едва заметным жестом руки отвечая на приветствие оберштурмфюрера и дежурного по аэродрому офицера люфтваффе. — Он должен находиться в Берлине. Он мне понадобится. Великолепный пилот.

— Я доложу о вашей просьбе командованию, господин гауптштурмфюрер. Хорошие пилоты действительно очень нужны фронту.

— С этим у вас лично проблем не появится, — мрачно заметил исполосованный шрамами эсэсовец. — Вас задерживать не станут. У кого находится ваш рапорт об отправке в Россию?

Подполковник люфтваффе смотрел на него остекленевшими белесыми глазами, с безумно открытым ртом.

— То-то же, — добродушно улыбнулся Скорцени, давая понять, что это всего лишь шутка. Обычная шутка офицера СД. — Поэтому советую позаботиться об этом парне. В Главное управление имперской безопасности, — приказал он водителю. — У нас будет небольшой разговор, Гольвег. Хорошо, что я не отослал вас в Польшу.

Оберштурмфюрер согласно кивнул и, откинувшись на спинку заднего сиденья, закрыл глаза.

Нашли его вовсе не в отведенной ему комнатке школы, — а в одной из квартир Заксенхаузена, на окраине которого находится замок Фриденталь. Пользуясь своим особым положением, он нарушил приказ Скорцени оставлять обширную, обнесенную трехметровой стеной и колючей проволокой с пропущенным по ней током, территорию «курсов» только ночью, в штатском, и только имея специальное разрешение.

Но, похоже, что сегодня это ему простится. Если, конечно, того часа, который понадобится водителю, чтобы довезти их до здания Главного управления имперской безопасности, ему хватит для того, чтобы немножко вздремнуть. Впрочем, его молчание вполне устраивало гауптштурмфюрера, не имеющего права вести разговоры о намечавшейся операции при шофере.

Вообще-то сам вызов в «Волчье логово» еще не означал, что Скорцени неминуемо должен будет встретиться лично с фюрером. Вполне достаточно было бы, чтобы приказ был отдан ему Гитлером через адъютанта. Даже когда встретивший его на аэродроме полковник доверительно сообщил: «Фюрер ждет вас», Скорцени все еще не верил, что Гитлер удостоит его аудиенции. И все же эта встреча состоялась. Короткая, почти не запомнившаяся в деталях, но — гауптштурмфюрер в этом не сомневался — определившая всю его дальнейшую солдатскую судьбу.

— У меня есть для вас важное задание… — Фюрер принял его в своем довольно скромно обставленном кабинете. Выглядел он уставшим и, как показалось Скорцени, слегка растерянным. Впрочем, исходя из того, что ему докладывали по поводу событий в Италии, из-за которых по существу разваливался весь Южный фронт, растерянность эта цо-человечески была вполне понятна Скорцени. — Муссолини, мой друг и наш верный боевой союзник, был арестован вчера королем. О судьбе короля Виктора-Эммануила III мы поговорим потом. А дуче надо немедленно снасти, иначе Бадольо выдаст его англо-американцам.

Гитлер с трудом оторвался от кресла, прошелся по кабинету уставшей неуверенной походкой измученного болезнями старика и остановился напротив гауптштурмфюрера. Остановился, очевидно, слишком близко и рядом с могучим Скорцени почувствовал себя ничтожным карликом, потому что сразу же отступил на шаг назад и внимательно, настороженно всмотрелся в лицо одного из лучших диверсантов империи: не ощутил ли тот своего превосходства? Не ощутил ли он его хотя бы на мгновение? Ведь Скорцени — именно тот человек, который способен поддаться искушению.