Василий Пальмов - Штурмовики над Днепром Страница 30

– Ты шел от Новополтавки? Так там же ваш полк!

Вот он, закон зловредности! До Новополтавки я ехал на бензозаправщике. Перед селом шофер показал дорогу в дивизию, а на вопрос, не знает ли, где 806-й полк, подумал, потом ответил: «Не знаю». Наверное, тоже показалась подозрительной моя госпитальная экипировка. Командира дивизии мы застали около радиостанции с микрофоном в руке. Над нами в хорошем строю курсом на запад пронеслись две восьмерки штурмовиков. Старший лейтенант Попп тут же комментировал: «Пошли на Мелитополь». С радостным возбуждением проводил я взглядом летящих. Вот, она, родная стихия! Я уже знал: бой идет на сильно укрепленной линии вражеской обороны по реке Молочной. Мои мысли прервал полковник Чумаченко.

– Подкрепились? Как здоровье? Как себя чувствуете?

Я ожидал расспросов о том злополучном бое, приведшем меня в госпиталь. Но командир дивизии вдруг сообщил:

– Знаете, я вас не отпущу в полк. Мне требуется начальник воздушно-стрелковой службы. Отдохните, а после обеда встретимся, – и Чумаченко снова взялся за микрофон.

Я был в нерешительности, надо бы с кем-то посоветоваться. Меня тянуло в полк, а тут неожиданное предложение, причем чуть ли не в форме приказа. С Валентином Александровичем вошли в комнату разведотдела. Всюду карты, карты. Давно не видел их. На фронте летчик не расставался с картой от зари до зари. Не зря в ходу был анекдот: идут летчики с аэродрома по селу в унтах, планшеты через плечо. И вдруг слышат, как мальчуган говорит матери: «Ма-а, смотри, летчики с картами идут, опять будут дорогу спрашивать…» Смотрю и глазам не верю: за столом сидит Саша Гончаров, с которым мы служили еще в бомбардировочном полку. Запомнился Гончаров отличной выправкой: высокий рост, статная фигура, мягкий легкий шаг. Оказывается, Саша – помощник начальника воздушной разведки.

– Вот и хорошо, что встретились, – обрадовался за нас Попп. – Устрой, Саша, старшего лейтенанта на отдых. Теперь он будет летать в управлении дивизии…

Гончаров уступил свою койку, коротко посоветовал:

– Не соглашайся, Вася. В полку работа интересней. А здесь бумаги, карты, сводки… – И тут же ушел в штаб.

Уснуть мне не удалось: мысли обгоняли одна другую. Что ответить комдиву? Смущало, что должность уж слишком для меня высокая. Ответственности я не боялся, однако зарываться тоже не стоило. Так ничего и не придумав, во второй половине дня отправился в штаб. Не успел переступить порог, как подбежала миловидная белокурая девушка-диспетчер и бойко доложила:

– Товарищ старший лейтенант, вас просят к телефону.

– Откуда? Кто!

– Из полка! Вашего! – с каким-то особым смыслом ответила девушка.

Звонил замполит полка майор Поваляев. Алексей Иванович был человеком наступательным, любил удивить собеседника осведомленностью. Не один раз, полушутя-полусерьезно заявлял летчикам: «Если нагрешил, лучше сам приди и доложи. Все равно узнаю». Летчики и сами убеждались в этом, однако каждый раз удивлялись: «И откуда ему все известно?» Алексей Иванович остался верен себе: не успев поздороваться, перешел в атаку:

– Что же ты, Василий Васильевич, решил сбежать из родного полка?.. Как это называется?

Выслушав объяснение, Алексей Иванович предложил:

– Вот что: попросись у комдива повидать полковых друзей. А там видно будет. Высылаю машину. – И положил трубку.

Девушка-диспетчер загадочно улыбалась. Не трудно было догадаться: это она позвонила в полк. Почему? Тогда я не знал, что Нина Метелева, так звали девушку, решила перейти к нам воздушным стрелком. И перешла. Потом, вспоминая об этом, она говорила:

– Решила поменять телефон на турельный пулемет.

Забегая вперед, скажу, что Нина в полку воевала до конца войны. Не один раз отличалась в бою, была награждена боевым орденом. Нина еще раз подтвердила, что наши девушки в бою не уступали мужчинам – воздушным стрелкам.

Комдив Чумаченко, узнав, что за мной выехала машина, согласился с просьбой, но напомнил, что к своему предложению еще вернется. Вот и полк – моя фронтовая семья! Первым, кого я встретил, выйдя из машины, был Александр Карпов. Он бежал с планшетом и шлемофоном в руках. С разбегу обхватил меня за плечи:

– Вернулся! Вот и хорошо! Очень даже!

Не успел оглянуться, как оказался в плотном кольце летчиков. Все одеты в новые демисезонные синие куртки с меховыми воротниками. Я же в своей защитной заметно выделялся «неавиационным видом». Приметил несколько новых лиц, но многих знакомых среди встречающих не нашел. Чувствовал недоброе, но спрашивать не спешил. Однако не выдержал, заикнулся:

– А где мой стрелок?

Карпов тут же перебил:

– Потом, потом, сейчас на ужин.

В столовой внимательно разглядывал каждого и поражался: как они все повзрослели за эти два месяца! Вот Боря Остапенко. Запомнился он мне юношей с девичьим румянцем и пушком на верхней губе. Сейчас вроде тот же, а присмотрись – другой. У Бори при смехе все так же легко трепетали крылышки ноздрей, но вокруг губ залегли первые морщинки-скобочки. Взгляд серых лучистых глаз стал более спокойным, значительным. Чувствовалось, летчик успел многое повидать. Повзрослели Коля Маркелов, однофамильцы Петя и Юра Федоровы. По-прежнему успешно воевали «старики» Иван Иванович Мартынов, Иван Александрович Заворыкин, Степан Иванович Лобанов. У многих на груди появились новые ордена. За столом, где сидели летчики и стрелки, вырисовывались и незнакомые лица. Вот к нашему столу буквально подкатился этакий круглячок, бойко представился: «Сержант Друмов. Разрешите присутствовать?» Чтобы не затруднять положение подчиненных, пришлось объявить: я пока не в строю, по всем вопросам обращайтесь к старшему лейтенанту Карпову, Он командует эскадрильей. После ужина мы с Карповым остались вдвоем. Он все расспрашивал меня о госпитальной жизни, в каких городах бывал, с какими людьми познакомился. Почувствовал – не хочет Александр огорчать меня неприятными вестями, пытается оттянуть время.:

– И все-таки – кого нет? – задал неизбежный вопрос.

Карпов тяжело вздохнул.

– Многих. Сам знаешь – два месяца боев. – Помолчав, продолжил: – Нет Вити Смирнова, Вени Шашмурина, Васи Попельнюхова, Паши Карпова. Нет Толи Баранского… С каждой новой фамилией все ниже склонялась моя голова, в висках стучало: «нет, нет, нет…» И никогда больше не будет этих молодых, здоровых ребят, только начинавших жизнь. Как много они сделали бы в ней, какую пользу принесли бы! И вот – сгорели в пламени войны. Будьте прокляты и война и тот, кто ее развязал!

В памяти всплыло лицо моего любимца Вити Смирнова.

Да, я любил его, как младшего брата, как хорошего летчика и товарища. И он дорожил этим, никогда не использовал командирское доверие во вред боевому делу. Смирнов родился, как и наш штурмовой полк, в Астрахани. Когда пришел к нам, очень обрадовался такому стечению обстоятельств. Любил говорить: «Мы – астраханцы, полк и я!» Незадолго перед моим ранением молодой летчик ломающимся баском обратился ко мне:

– Товарищ командир, вы слишком рискуете в зоне зенитного огня. Маневрируйте больше, мы не отстанем.

– Спасибо, учту это, – ответил я.

И подумал: вот как выросла молодежь! Я учил ее не теряться над целью, не бояться зенитного огня. И рад, что достиг этого. Теперь бы нам всем по-настоящему овладеть тактикой боя, научиться военной хитрости, умению упреждать все уловки врага. Таким мне виделся очередной этап работы с молодежью. Но война внесла коррективы в мой план: я был ранен, а через месяц не стало Смирнова.

Он посадил горящий штурмовик на нейтральной полосе. Под вражеским огнем он и воздушный стрелок оставили самолет. Наши войска, в свою очередь, тоже открыли огонь, защищая экипаж «ила». Разгорелся настоящий бой. Смирнов и стрелок бросились к своим окопам. Гитлеровцы ударили из минометов. Осколок сразил летчика, стрелок был ранен.

Не стало моего боевого друга Толи Баранского, одного из первых в полку добровольцев-стрелков. Проводив меня в госпиталь, он добрался в полк и рассказал товарищам о нашем вылете и посадке. Затем терпеливо ждал моего возвращения. Но не мог Толя долго сидеть без дела, когда товарищи воевали. Как-то он полетел вместе с лейтенантом Маркеловым. Возвратившись с полета, летчики доложили: самолет Маркелова загорелся над целью на малой высоте и упал. Через три дня Маркелов отыскался. Он пришел обожженный, еле живой, А Толя Баранский погиб. Погибли мои друзья по училищу Павел Карпов и Вениамин Шашмурин. Меня долго мучил вопрос: почему в бою первого августа я остался один, без ведомых? Об этом тоже рассказал мне Александр в тот октябрьский вечер, пока мы шли в хату, в которой он жил.

– Понимаешь, как получилось, – объяснил мне Карпов. – Павел, как ты помнишь, имел задачу сфотографировать нашу работу и шел последним в боевом порядке. Когда вся сводная группа сбросила бомбы, он прошелся над целью и сфотографировал ее. И первым подвергся атаке «мессеров». Выскочил на свою территорию, а они у него на хвосте. Тогда мы бросились на выручку фотографа, а ты в это время развернулся и пошел в атаку на танки. Вот мы и потеряли друг друга…