Максим Шахов - Японская пытка Страница 30

За железной дверью подопытных уже поджидал плотно подогнанный грузовик. Точно на таком же Николая доставили в «Отряд 731» из подвала японского консульства в Харбине. Металлический кунг, замаскированный сверху брезентом. Так что даже охрану к пленникам подсаживать не приходилось. Дверь кунга просто закрыли на замок. Единственным источником света было небольшое окошко со стороны кабины. Но рассмотреть то, что происходит на улице, было почти невозможно. Сквозь него просматривалась только кирпичная стена здания на другой стороне проезда. Вскоре в кабине появились водитель и охранник. Последний грозно потряс кулаком. Мол, сейчас же отойдите от стекла.

— Да пошел ты, — произнес Ричард и тоже погрозил кулаками, подняв скованные наручниками руки.

Отъезжать не спешили, судя по звукам, снаружи что-то происходило. Звучали команды, шаги.

Николай покосился на улыбающегося монаха.

— Кто ты? — спросил Николай.

— Чунто, — ответил тот и провел ладонью по бритой голове так, словно на ней росли волосы.

— Это не китайское имя, — произнес Галицкий.

— Я из Тибета. Монах. А мое имя означает — самый младший в семье. Вы русский? — спросил монах уже по-японски.

— Раз уж мы оказались вместе, думаю, стоит познакомиться поближе, — предложил Николай…

Ихара смотрел на машину, в которой находились «бревна», отобранные им для контролируемого побега. Главное было — не дать им понять, что вырваться на свободу им удастся с его, Ихара, помощью. Люди должны думать, что это благоприятное стечение обстоятельств. Там, в кунге, сидел сейчас и его человек. В военный грузовик, стоявший в проезде, загружали оборудование, необходимое для проведения «эксперимента»: контейнеры с отравляющим веществом. Камеру с треногой. Аэродромный полотняный сачок для определения направления и скорости ветра, туда же грузились и конвоиры. В принципе, можно было бы и ехать, но пока опаздывал самый главный участник событий. Генерал Сиро Иссии. Он решил присутствовать при начале многообещающего эксперимента.

Наконец-то показалась машина с желтым генеральским флажком на капоте. Она остановилась рядом с начальником отдела.

— Садитесь ко мне. Ваша машина пусть сегодня остается в «отряде», — распорядился он.

Ихара спорить не стал, забрался на заднее сиденье, где располагался и сам генерал.

Грузовик с «бревнами» шел впереди, за ним — с охранниками и грузом, колонну замыкала генеральская машина.

— Как вам спалось? — благодушно поинтересовался генерал.

Ихара покосился на него: «Неужели он и об этом знает? Лучше ему не врать», — подумал он и сказал:

— Неприятный сон приснился.

— Неудивительно, эксперимент у нас с вами сегодня ответственный, вот нервы и шалят. Так что же вам приснилось?

— Теперь я понимаю, что это глупости, во сне мне казалось, что все происходит наяву. Будто меня затолкали в нашу барокамеру и стали откачивать воздух. Я ощущал все симптомы, какие раньше описывал в своих отчетах, — Ихара нервно вытер мгновенно вспотевший от воспоминаний лоб.

— Странный сон. Не думал, что вы так близко принимаете к сердцу ощущения «бревен». Вы спаслись или же взорвались?

— Взорвался, ваше превосходительство. А потом сразу же проснулся. До сих пор мне не по себе.

— Успокойтесь. Во сне обычно все случается не так, как в жизни. В них действует принцип «все наоборот». Почитайте старые предания. Но вы, надеюсь, не суеверны?

— Я медик. Суеверию в моем мозгу нет места.

— Вот и отлично, — генерал скользил взглядом по степи. — Какой унылый пейзаж… А пейзаж, между прочим, всегда определяет психологию людей. Тут не за что зацепиться взгляду. Такой однообразный простор. Японцы воспитаны совсем другим пейзажем. У нас на островах мало места, мы используем каждую пядь земли, создаем из нее шедевр. Японец воспевает в стихах каждую горную вершину, водопад, цветок. А здесь бескрайний простор. При первом взгляде на него понимаешь, что человек мал и беспомощен перед природой, — генерал принялся возвышенно рассуждать о поэзии, живописи, сравнивал творения древних японских мастеров с творениями китайских.

Ихара слушал, кивал, но не ввязывался в дискуссию. В искусстве он понимал куда больше своего начальника, но не хотел это демонстрировать. В конце концов Сиро Иссии замолчал, у него закончились цитаты. Все же его память хранила не так много классических произведений.

— Вы верите в успех предприятия? — спросил он. — Только отвечайте абсолютно честно. Не увиливайте, как вы это умеете делать. Скажите просто «да» или «нет».

— Да, — немного подумав, ответил Ихара.

— Вот это я и хотел от вас услышать, — генерал зевнул, прикрыв рот ладонью, затянутой в лайковую перчатку, опустил кожаную занавеску и привалился к стойке. — Солнце слепит. Езда по степи навевает сон…

В кузове грузовика сильно трясло. Николай выслушал историю монаха Чунто в коротком изложении.

— Когда я первый раз тебя увидел, то подумал, что ты недалекий религиозный фанатик, — признался он. — А у тебя, оказывается, хорошее образование, языки знаешь.

— Монахи без хорошего образования встречаются часто, — улыбнулся Чунто. — Особенно среди тех, кто попадает в монастырь в детстве. Они, кроме молитв и мантр, ничего не знают. Я же окончил университет, работал в библиотеке. Уже в монастыре мне приходилось много общаться с немцами.

— А их чего в Тибет занесло?

— Они Шамбалу искали. Слышали о ней?

— Совсем немного. Что-то вроде нашего Святого Грааля?

— Можно и так сказать. В Третьем рейхе большое внимание уделяется оккультизму. Но европейцу трудно втолковать буддийские представления о мире. Они вроде все понимают, но не чувствуют нюансов. В этом окружении нужно вырасти, а пытаться врасти — занятие пустое. Шамбала, она в каждом человеке, а не среди горных вершин, и многие рассказы о ней на самом деле иносказания с глубоким подтекстом.

Николай так увлекся рассказом Чунто, что даже на время позабыл, куда и кто их везет. А вот летчики Ричард с Ямадо оказались более практичными, они высматривали дорогу через стеклянное окошко со стороны кабины. Охранник уже не обращал на них внимания.

— Снова на полигон едем, но, кажется, в другое место, — говорил Ричард.

Японец почти ничего не понимал по-английски, в плену успел выучить лишь пару десятков слов. Но жесты помогали объясняться.

— Судя по солнцу, вы направляемся точно на север. Тебе не кажется странным, что нас троих собрали вновь? Почему они так сделали? — пытался понять логику Ихара камикадзе.

— Черт их знает. Может, потому, что наши камеры рядом.

— Но монах сидел в другом конце коридора.

— Кстати, о чем они там болтают? — Ричард перебрался к Николаю.

Тот вопросительно посмотрел на него.

— Думаю, на этот раз они уже не забудут заразить блох чумой или какой-нибудь другой гадостью, — сказал американец.

— А мне кажется, — Галицкий задумчиво тер виски. — Что блох сегодня не будет.

— С чего ты взял?

— Предчувствие такое. Ихара не любит повторяться.

— Он с нами или сам по себе? — напрямую спросил американец про монаха.

Поручик покосился на монаха, он уже успел проникнуться к нему доверием. Тот хотя и не заговаривал о побеге, но чувствовалось, что не «поставил на себе крест», не превратился в «бревно».

— Думаю, что с нами.

— Ты спроси у него. А то с меня китайцев в прошлый раз хватило. Из-за них все и сорвалось.

— Сорвалось из-за того, что мы карабин за борт упустили, — напомнил Галицкий и перевел тибетцу вопрос Ричарда.

Чунто улыбнулся своей слабозаметной улыбкой. Вытянул перед собой скованные руки. А затем произошло невероятное. Его правая ладонь даже не сложилась, а буквально свернулась в трубочку, словно в ней вовсе не было костей, и выскользнула из браслета. Монах помахал ей в воздухе.

— Как ты это делаешь? — изумился Ричард.

Вместо ответа Чунто проделал ту же манипуляцию и с левой рукой. Покачал пустыми наручниками, повесив их на указательный палец.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Николай. — Это просто невозможно. Такого не бывает в природе. Скелет не позволяет такие фокусы, я анатомию знаю.

— И тем не менее он свободен, — отреагировал Ричард. — Пусть сделает и со мной такой фокус, — протянул он скованные руки к тибетцу.

Тот отрицательно покачал головой.

— Почему?

Поручик перевел ответ:

— Он говорит, что для этого нужно годами тренироваться, молиться. Это все специальные практики его монастыря.

— Чему меня только в армии учили! А оказывается, надо было в монастырь тибетский на учебу отдавать. Больше пользы было бы.

Чунто с прежней блаженной улыбкой на губах ловко вправил в браслеты наручников одну, а затем и другую ладонь.

— Ты что делаешь? — изумился Ричард. — Сам себя сковываешь.