Сергей Скрипаль - Жизнь и приключения Федюни и Борисыча Страница 30

"Чего ж это я, алкаш какой, что ли, – один пить? – Сказал себе Федюня. – Вон, Борисычу-то тоже, небось, хреновато... А то ж! Вчера тоже разгусарился!".

Федюня дрожащими руками опёрся о липкие доски пола, от которых подозрительно несло кислятиной. Мелькнула мысль: "Блевал-таки вчера!". Федюня смутился, – перепивать всё ж таки не стоило, но стыдливость лёгким сквознячком улетела в предвкушении похмельной чарочки. Тошнота не отступала. Федюня геройски выпрямился, интеллигентно кхекая, подал сигнал Борисычу, что не он один такой ранний.

В летней открытой кухне бабы-кухарки уже что-то жарили, парили, прекрасно зная, что сейчас начнут подползать "полечиться" люди с жутким похмельным голодом, и нужно им скоренько что-то подготовить. С кухни доносились аппетитные запахи то ли разжариваемой на сале оставшейся "со вчера" картошечки, то ли яишницы. Слышно было весёлое звякание сковородок и кастрюль.

Борисыч заглянул в сарай, угрюмо кивнул Федюне, на загаженный пол. Федюня засмущался, но просипел примирительно:

– Ладно, чо ты начинаешь? Сам-то не блевал никогда? – смутившись, вынул из кармана помятых брюк бутылку и кивнул в сторону огромного, специально сгондобленного для Сабантуя стола. Борисыч кивнул и отворил дверь на двор.

Уселись на длинные лавочки, поставили локти на стол. Федюня знал, что друг его не терпит спешки, поэтому молча попыхивал, отвратительным дымом "Примы" и досадовал, что не сообразил припрятать вчера и стакан, теперь жди, пока там Борисыч созреет, соберётся принести посуду. Самому-то как-то неловко было идти в дом, где спали остальные мужики. Чёрт его знает, что вчера натворить успел.

– Из горла, видите ли, он не может! – раздражался Федюня обозлившись на неторопливость и щепетильность Борисыча – А вчера из борщевой миски пил, когда на посошок да стременную отъезжающим наливал. Стаканы ему серьёзными не казались... Эхххх! – Федюня выбросил окурок.

Самое хреновое, что из чёрной пропасти Федюниной памяти, крутясь, всплывали разные моменты вчерашнего разгула, среди которых был очень неприятный. По ходу веселья Федюня начал тискать молодых девчонок. Девчонки пищали и разбегались, а Федюня, растопыривая руки и приседая на ногах, как при ловле кур, гонялся за ними, пока не напоролся на звонкую пощёчину своей временной подружки – сожительницы Зинаиды.

М да... Нехорошо получилось.

Борисыч буркнул, что хорошо бы закусить хоть чем-то, не спеша, поднялся и направился к кухаркам.

– Вот, гад! – бесновался Федюня. – Ведь башка-то и у него гудит, а виду не кажет! – и успокаивал себя: Прораб – он и дома прораб. Солидность тут нужна. На виду живём.

Зинаида, обиженная Федюнина подруга, вынесла из кухни большую дымящуюся кастрюлю, хлопнула её на стол, недовольно косясь на притихшего, оробевшего Федюню, проронила:

– Закусывай, Федя!

И ушла. Борисыч поднёс стакашки, по кусочку хлебца. Наконец-то налили. Федюня, ёрзая задницей по скамье, подполз к кастрюле, благодарно поминая Зинаиду, оставившую половник. Побултыхал черпаком, взмётывая гущину со дна, пытаясь захватить мелькнувший белёсый кусок мяса. Подкатила тошнота, Федюня вздрогнул, сглотнул, и упустил-таки трясущимися руками желанное мясо. Собрал силы, зачерпнул погуще и сел напротив Борисыча, дуя на жижу. Подняли стаканы. Кадык у Федюни забегал вверх-вниз, вверх-вниз, выказывая еле сдерживаемое нетерпение. Борисыч поглядел куда-то вдаль, пробормотал непонятное, то ли "с Богом", то ли "к чёрту", и посмотрел на Федюню, давая понять, начинай, мол, и передавай черпак – закусить. Федюня опрокинул стакан в рот, потянулся за черпаком, запивая из него крепкий самогон. Борисыч, глядя на него, только приложился к стакану, как Федюня отбросил половник, выбив посудину из рук друга. Самогон пролился и потёк по мятым штанам. За спиной хохотали бабы – кухарки и звонче всех смеялась отомщённая Зинаида. Федюня бросился к кастрюле. Так и есть, смывки вчерашних объедков! – Вот, чёртовы бабы, – задушенным хрипом взвывал Федюня. – Борисыч! Я ж ещё думаю, чего они так мясо разварили! – и вытянул всей пятернёй из подостывшей жижи скользкую разваливающуюся тряпку, которой вчера стирали со стола остатки и объедки Большого Сабантуя.

Глава 20

– А дальше?

– А дальше, сами помните, начались такие времена, что начали не жить, а выживать.

Мы с вами на ту пору почти и не виделись.

– Ты бы рассказал, Борисыч, как после армии вы в жизни устраиваились! – попросил я. – Как ты в техникуме учился, как с Марьей познакомился.

– Ну да, – поддержал меня Сергей. – Я вообще на эти годы уезжал и тоже мало что про вас знаю!

– Хреновые были времена, чего там говорить! – нехотя протянул Борисыч. – Были моменты и смешные, и такие, что не хочется о них сегодня вспоминать. С одной стороны я и в техникуме выучился, и Марьей познакомился, и у меня и у Федюни детки рождались, – хорошо. С другой стороны... расскажу как – нибудь в другой раз, настроение портить не хочется. – Может пойдём купнёмся? Вон, слышите, Федюня зовёт?

И правда, чего – то мы всё едим да вспоминаем! Разделись, сложили вещи, спустились к реке.

Затянули в воду Федюню и начали плескаться, нырять, как в детстве.

Поднимались на пригорок взъерошенные, мокрые. Долго скакали по поляне, выбивая воду из ушей. Переодевались в сухое. Федюня притащил таки к кошме свой "рюкзачок". Достал из него целую гору всякой еды. Тут были и колбаса и сыр, из промасленных бумажных листьев извлекалась копчёная курица. Хлеб, зелень, помидоры, огурцы. Казалось, что этому потоку продуктов конца не будет.

Ухвативший ломоть курицы, жующий, улыбающийся Федюня сообщил с набитым ртом:

– Эх и люблю же я поесть на свежем воздухе! И вообще, вы, черти, могли бы и почаще приезжать, – переполнил восторг Федюнину душу. – Хотя бы и в отпуск. Сейчас пошла мода за границу уезжать! А вот я наши места ни на какую Турцию не променяю! Не понравилось мне там. Правда, Борисыч?

– А когда же вы в Турции успели побывать? – удивились мы.

– А когда эти курорты открылись! Ещё до дефолта, когда доллары дешёвые были. Съездили, поглядели на турок. Не, там, конечно шикарно, и пожили мы тогда. Тоже накупались! Но вот мне так и не понравилась Турция эта! – охотно начал рассказывать о турпоездке Федюня.

Отпуск

В России начиналась новая жизнь. Пока ещё непонятная и многообещающая, начиналась она с общей бестолковости власти, и глупого отказа от всего хорошего, что было создано прежде.

Старая экономика была уничтожена, новая только зарождалась, а пока не было вообще никакой.

Настали тяжёлые времена. С работой стало совсем плохо. Таисин муж, Федюня, реже и реже зажигал в мастерских весёлое пламя электросварки. Марьин муж, Борисыч, уходил в соседние сёла класть печи в новых домах и мучался оттого, что по нескольку недель не видится со своей семьёй. Марья и Таисия смотрели на то, как бьются за выживание их мужья, пытаются обеспечить семьи, и понимали, что надо попытаться добывать средства для жизни, где-то ещё, кроме села.

В это время появились новые способы и возможности зарабатывать. Сначала открылись для въезда россиян Польша и Финляндия. Позже для торговли и для отдыха – Турция. Начался период «челночного бизнеса». Бывалые городские подруги порассказали Марье и Таисии о чудесах и трудностях этого заработка, пообещали первоначальную поддержку. И женщины рискнули. Достаточно удачно сделали пару – тройку поездок, подкормили, приодели и крепко поддержали свои семьи. «Челноковать» постоянно не стали, но если решали заработать деньжат, то быстро собирались и ехали.

Много говорили о своих мужиках и крепко жалели их, в мирное время хлебнувших войны, а теперь очень сильно страдающих ещё и от своей брошенности, ненужности государству.

Кроме того, и Федюня и Борисыч сильно переживали разрушение сельского строя и безработицу, не могли спокойно говорить о мизерной оплате за свой труд, а такие переживания здоровья мужикам, конечно, не добавляли.

Женщины понимали, что мужикам надо отвлечься и передохнуть. В сельской жизни отпуск, понятие смутное и расплывчатое, многим вообще неизвестное. И у Федюни и у Борисыча обострились всякие болячки, постоянно ныли старые раны, полученные в Афганской войне. Курорты России стали либо запущенными, либо недоступными, а недорогие путёвки в санатории остались в уходящем навсегда прошлом. Попытки обращаться в районные, городские и краевые советы и комитеты по делам ветеранов Афганской войны не принесли ничего, кроме досады. Все разговоры в комитетах заканчивались словами «ну, он же у вас не инвалид». Как будто бы отдых, лечение и простое маленькое безделье под тёплым солнцем на песочке около воды было нужно только инвалидам.

Ни от кого ничего не добившись, женщины посовещались и решили сами сделать своим мужикам Новогодний подарок.

Свою подготовку и хлопоты они держали в таком секрете, что ни Федюня, ни Борисыч, ничего не подозревая, как жили, так и продолжали жить. И поэтому Большой Сюрприз удался.