Василий Еловских - В родных местах Страница 30

Федоров вспомнил… В бухгалтерии облсельхозуправления работала женщина, пожилая и горластая. Выступала на каждом собрании. И всякий раз кого-нибудь беспощадно критиковала. Была она не очень грамотной, но умной, желчной и никого не боялась. А ее побаивались, особенно тихие, робкие люди. Даже заискивали перед ней. Выступает — в зале хохот. Раскритикованный бледнеет, краснеет, нервно ерзает в кресле, что-то выкрикивает. Несомненно, эта женщина использовала трибуну, чтобы показать себя, добиться власти над людьми, хотя бы и ничтожной. Она завела тетрадь, куда записывала недостатки и промахи в работе сослуживцев. Ее поправляли, порицали за огульную критику, но женщина не унималась. И теперь, будучи на пенсии, она продолжает выступать, поучает и критикует…

«Почему же у меня такое скверное настроение? Не предчувствие ли?» Отмахнулся: «А, чепуха!»

— Устал я, — сказал шофер.

— Отдыхай, Андрей. Приходи завтра утречком.

Заместитель председателя, она же главный агроном колхоза Екатерина Петровна Хомякова сидела у себя в кабинете. Хомякова почему-то упорно не хотела сидеть в кабинете председателя даже тогда, когда Федоров уходил в отпуск.

Екатерине Петровне тридцать восемь, а выглядит она на все пятьдесят: полное лицо с морщинами, усталая поступь. Была Хомякова на удивление спокойной и там, где надо бы сказать что-то резкое — от руководителя это иногда требуется, — ограничивалась обычными для нее деликатными фразами. У нее удивительная память. Федоров не встречал другого человека с такой цепкой, свежей памятью: знает всех колхозников по имени-отчеству, кто где живет, сколько имеет детей, чем увлекается. Может по памяти без конца перечислять цифры, факты, ничего не путая.

Всех ребятишек в деревнях знает и, конечно, они ее. На полях, на улице, на фермах заводит короткий разговор с прохожими: «Здравствуйте, Анна Павловна! Ну, как дочь растет?», «Как дела, Степан? Сколько нынче зайцев застрелил?», «Что пишет Андрей из армии?» Людям это нравится, и Екатерину Петровну уважают.

«Женщины более чутки и аккуратны, чем мы, мужчины», — подумал к чему-то Федоров.

Хомякова часто оставалась за председателя, и Федор Федорович чувствовал неловкость от того, что она работает за него, а он все ездит, где-то заседает, перед кем-то отчитывается или делится опытом.

Принесли документы, подготовленные ему на подпись бухгалтерией и инспектором по кадрам. Запрашивало сведения о работе райсельхозуправление.

«Много же требуют от нас отчетов. Особенно по зоотехнии, — подумал Федор Федорович. — Сплошной поток циркуляров и бумаг. А ведь всякая бумага тянет за собой ответную, Запрос писать проще».

Перед обедом позвонили из райсельхозуправления.

— Федор Федорович, нас интересует сохранность скота…

— Почему не звоните зоотехнику?

— Его телефон не отвечает.

— Но ведь в месячном отчете все было указано.

— Надо кое-что уточнить.

Ох, уж эти уточнения! Они тоже отнимают немало времени. Колхоз отправляет около десятка разных отчетов в месяц — в райсельхозуправление, в банк, в статистическое управление — мало ли куда. По животноводству, полеводству, о ремонте сельхозмашин, расходе горючего и о многом другом.

Разговор с райсельхозуправлением не клеился. У Федорова не было под руками нужных документов. Кроме того, надо было еще позвонить в две бригады, кое-что выяснить. Подошла Хомякова и быстро ответила на все вопросы. По памяти.

Потом он обедал, ездил в бригады. По дороге мучительно раздумывал: «Выключил ли я газ?» Последнее время его часто донимали вопросы: «Выключил ли я газ?», «Закрыл ли я дверь?», «Положил ли в сейф документы?». Возвратившись под вечер, зашел к Хомяковой, и та сообщила:

— Вас вызывают на совещание в сельхозуправление. Завтра в одиннадцать.

— Да что это такое? Я же только из района.

— Совещание у… — Хомякова назвала фамилию начальника райсельхозуправления. — Просили без опоздания.

Взглянув на хмурое лицо Федорова, Екатерина Петровна добавила с едва заметной усмешкой:

— Завтра в шесть у нас профсоюзное собрание. По плану.

Позвонил редактор районной газеты:

— Федор Федорович! Мне сказали, что вы будете в сельхозуправлении. Не смогли бы вы после совещания зайти к нам в редакцию? Наши журналисты хотели бы встретиться с вами, задать вам ряд вопросов о делах колхоза. Отчет о встрече мы дадим в газете. Ну и, естественно, снимочек. Задержитесь ненадолго.

Какой нелепый день! Голова тяжелая, как котел. Прошлой ночью он почти не спал, так… чуть-чуть. А днем никогда не ложился — все равно не уснуть, только голова разболится. Вспомнилось… В молодости Федор Федорович спал так крепко, даже днем, что мать не могла его разбудить и, рассердившись, хватала за ноги и таскала по избе. Вскочит, бывало, в голове свежо, на душе радостно и хочется прыгать. Всему свое время. Отпрыгался.

Под вечер был еще один звонок из райцентра. Федоров услышал голос председателя райисполкома. Тот интересовался, как идет уборка, спрашивал о кормах для скота, о вспашке зяби. Пообещал приехать в колхоз. Федор Федорович всегда радовался его приезду: председатель райисполкома поможет и советом, и делом. Не чинодрал, не зазнайка, славный, обходительный человек.

Трубка помолчала секунды две-три:

— Жалуются тут на вас, Федор Федорович. Кто? Да директор СПТУ. Учащиеся очень хотели бы послушать ваше выступление. Он дважды обращался к вам, но вы отказываетесь. Конечно, сейчас не до выступлений, и я ему сказал об этом. Но при случае… Когда-нибудь поедете в сельхозуправление или райком. Совсем отказываться нельзя, я думаю. Ведь вы теперь у нас становитесь знаменитостью.

— Я им что — Олег Попов?

— Эспэтэу готовит кадры для сельского хозяйства. Об этом мы не должны забывать.

— На мою долю, Семен Петрович, в отдельные месяцы выпадает до десяти-пятнадцати собраний и заседаний. Согласитесь, что это все-таки много. Столько времени уходит. Если собрание в районе, надо еще доехать. На многих собраниях приходится выступать. И почти к каждому выступлению готовишься.

— Заседаем мы, конечно, немало. Но никто вроде бы не жалуется.

— Да, кое-кому нравится ездить и заседать.

— Учтем, дорогой Федор Федорович, учтем.

Говорит дружески, весело. Их району повезло: все руководители здесь общительные, добрые, бюрократов нет.

«Бюрократов нет, а бюрократизм есть», — подумал Федоров. А вслух проговорил:

— Если нет особой надобности, не нужно отрывать председателя колхоза от работы. Особенно в дни хлебоуборки, заготовки кормов и сева.

Он сказал о многочисленных отчетах, телефонных звонках и добавил:

— Я тут хронометраж проводил на прошлой неделе. Что получается? Затраты рабочего времени, не связанные непосредственно с производством, составили у меня тридцать шесть процентов.

В трубке послышался вздох:

— Ну, не все же время так.

— Верно! Бывают недели, когда значительно больше тридцати шести процентов.

— Не хотите ли вы сказать, что собрания вообще никакой пользы вам не приносят? И что не нужны никакие отчеты!

Сейчас голос у председателя райисполкома был уже иным — громким и сердитым.

— Я этого не сказал. Только зачем мы на собраниях часто повторяем одно и то же? Общие, всем понятные слова. Длинные доклады. Бесконечные прения. Да хоть бы дело говорили. А то большинство выступающих переливают из пустого в порожнее. И на какие только собрания не приглашают? Дней десять назад я был на собрании, где обсуждался вопрос об охране памятников истории и культуры. Ну, какие у нас в колхозе могут быть памятники? Правда, я один был из председателей колхозов.

— Чего ж сидел? Ушел бы.

— Ушел, конечно. Но ведь надо было приехать туда, посидеть сколько-то и уехать обратно. Или вот совещание о санитарном состоянии предприятий общественного питания…

— Но это же вовсе не обязательные совещания. Вы могли там и не быть. Сказали бы, что у вас нет времени. Зачем ехали?

— Не всегда знаешь, какой вопрос будет обсуждаться. И потом все предупреждают — явка обязательна.

В трубке опять послышался вздох.

Федор Федорович вдруг ясно понял, в чем причина скверного настроения — бессонная ночь, собрания, звонки… И ненастье. Откуда быть хорошему настроению…

Он уходит из конторы обычно позже всех. Сегодня решил уйти пораньше.

Дома Федоров чувствовал себя легко. Еще много лет назад, когда его избрали председателем, жена Шура начала внушать ему: «Дома не думай о работе, все неприятности старайся выбросить из головы. Квартира — отдых». Он сначала смеялся: «Какая наивная!» Потом начал раздумывать: «А почему наивная?» И, открывая калитку, настраивал себя: «Я дома. Я отдыхаю». А если тягостные мысли все же одолевали, он садился в кресло, свободно опускал руки и без конца повторял: «Я отдыхаю. О работе буду думать завтра, завтра. Я отдыхаю. Мне легко, мне весело». И странно: эти простые слова, часто повторяемые, действовали на него лучше лекарства.