Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания Страница 31

Это были совсем не радостные вести. Нам стало известно, что правофланговые части Южного фронта не могут сдержать натиск 11-й немецкой армии и им угрожает окружение. Две трети территории северной Молдавии потеряно. Враг приближался к Сорокам, Рыбнице, Кишиневу, а это уже полоса обороны нашего правого соседа — 95-й стрелковой дивизии. Скоро очередь дойдет и до нас.

Всю первую неделю июля я еще оставался в 1-й пулеметной роте, где пришелся ко двору. Узнав из выступления Сталина о том, что ничего не должны оставлять врагу, мы приняли это близко к сердцу и решили ответить делом на призыв любимого вождя. К этому времени все приграничные села на нашем участке были брошены жителями на произвол судьбы. Женщины и дети ушли на восток, угоняя скот, а мужчины, как говорилось выше, приходили в полки и воевали вместе с нами.

В батальонах и ротах давно приелась постоянная пшенная каша, которой нас кормили ежедневно. Других ресурсов не имелось, а скоро и того не будет. В селах же взаперти и впроголодь томились представители домашнего пернатого царства: куры, утки и гуси.

Надо было кого-то кормить: либо их, либо нас. Но за родину воевали мы, а не они — значит, кормить следовало нас. По моей инициативе мы целую неделю кушали этих птичек. Разработали «график» — кому и когда идти на охоту. Недаром до армии я успел полюбить охоту. В села ходили по 2–3 человека, ночью. Сонные птицы сидели на насесте. Без труда в полной темноте мы сворачивали хрупкие головки и совали отощавших птиц в вещевые мешки, а утром возвращались в роту.

В светлое время суток предстояла более трудная задача — сварить птицу. Для этого те из нас, на кого пал жребий, ползли по-пластунски со скарбом в сторону противника подальше вперед от своих окопов — не меньше, чем метров на 100, — находили ямочку за бугром, разводили костерок, ставили на него ведро с водой и выпотрошенной по всем правилам птицей и быстренько отползал и. Дело в том, что все это было довольно рискованной операцией. Обычно противник, усмотрев в наших действиях определенно установку секретного оружия, не менее того, открывал шквальный огонь артиллерии. Нам надо было все сделать ювелирно: чтобы снаряды не накрывали наши окопы, чтобы не пострадало ведро, чтобы сами не взлетели на воздух вместе с недоваренной птицей, а там — как повезет. В любом случае мы сутки напролет проводили под тем же самым огнем. Насколько помню, за ту неделю по костру попадали не один раз, но никто из нас не пострадал. А птица нам с голодухи казалась невероятно вкусной. Естественно, лейтенанты были с нами солидарны — они питались той же пшенной кашей из общего котла…

Неожиданно меня разыскали мои командиры: капитан Овчинников и майор Остриков:

— Кто разрешил уйти в роту?

— Товарищ майор, я без дела…

— Это мы исправим. Знаешь ведь, что ты один «совсекретчик» на весь полк и не имеешь права без приказа рисковать собой. Чтобы это было в последний раз. Ступай в ветлазарет. Скажи, чтобы дали лошадь, и с завтрашнего дня будешь моим связным — куда пошлю…

— Слушаюсь.

Оказывается, моей персоной дорожили в полку, а я по молодости лет об этом и не догадывался. Потом мне с хохотом рассказывали друзья, что майор прослышал о куриных делах 1-й пулеметной роты и о «внештатном инструкторе» по этой части. Забегая вперед, скажу, что недалеко время, когда по приказу Острикова в полевых кухнях начнут варить лошадей. Просто в эпизоде с курами мы ненамного опередили время.

Итак, теперь у меня были новые обязанности. Но лучше бы их не было! В ветеринарном лазарете мне подобрали симпатичную кобылу из числа выздоравливающих после ранения, но извинились, что седла у них нет, а стремена кто-то вчера уволок:

— Вот только уздечка сохранилась…

Я поблагодарил и за это, нашел прутик, с телеги залез на кобылу и был таков.

«О, героическая Красная армия! До чего ты докатилась?»

Пожилой майор — командир полка — бежит через всю Одессу поднимать полк по боевой тревоге на войну, а молодой сержант, который никогда в жизни и близко не подходил к лошади, будет связным со штабом дивизии, будет доставлять секретные пакеты на этой кобыле. А где телефонная связь, где рация, велосипед, мотоцикл? Ничего нет! Опять лошадка, как в Гражданскую войну, а на той стороне — армады колесной и гусеничной техники, новейшие радиостанции. Как женам их победить?

С неделю я выполнял функции связного, и все бы ничего, но кобыла была с норовом, как хороший осел: хотела — шла, не хотела — не шла, а бежать — ни в какую. Может, ее не вылечили до конца, не ведаю. Вместо седла я использовал шинель. Со стороны на нас посмотреть — обхохочешься. Знал бы противник, что так секретный агент разъезжает, — не поверил бы!

Однажды на дороге произошла веселая сценка: навстречу мне полз бронетранспортер командира дивизии, которому я когда-то докладывал в Одессе, будучи дежурным по штабу. Генерал-майор Пастревич[35] стоял, наполовину высунувшись из люка, и осматривал на ходу местность. В коричневом кожаном пальто и с биноклем в руках он выглядел внушительно. Я четко поприветствовал генерала, успев переложить прутик в левую руку. Генерал ответил на приветствие, видимо посчитав, что я достойно олицетворяю ударную мощь вверенной ему дивизии.

Когда разминулись, я едва от смеха не скатился со своего четырехногого вездехода. Я выглядел похлеще бравого солдата Швейка: в каске, при оружии, на тихоходной кобыле без седла и стремян. Смех, да и только, но после этого мне стало грустно: не такой желал бы я видеть нашу армию.

В другой раз было совсем не смешно. Возвращался в полк. Сплошной линии фронта давно не было. Разрывы между батальонам и и ротами прикрывать было нечем. Смотрю — три фигуры вдалеке машут руками и что-то выкрикивают. Явно не наши — румыны, а у меня за пазухой секретный пакет из штаба дивизии. Я не ответил, и они стали стрелять. Это мне было совсем ни к чему. Кобыла моя еле-еле передвигала ноги. К тому же если бы я свалился наземь вместе с шинелью, заменявшей седло — а это было так легко! — то в чистом поле без подручных средств я на кобылу больше забраться бы не смог. Хоть и жалел я это славное животное, на сей раз пришлось ей каблуками живот прогладить. Только после того она вынесла меня в сторону, в укрытие, и я благополучно добрался до полка.

Господин случай нередко выручал меня на фронте и потом. Примеров хоть отбавляй. Ехал на кобыле по дороге в гору справа — лес.

Что меня дернуло свернуть в лес именно в том месте? Слез, привязал кобылу к дереву. Всего-то пару минут перекуривал, как очередной шальной снаряд разорвался на дороге буквально в том месте, где я должен был находиться, не сверни в лес. Даже похолодело под сердцем — так близко прошла смерть. Мы давно привыкли и к свисту снарядов, и к их разрывам в непосредственной близости, и считали это явление неотъемлемой частью нашего фронтового быта, особенно тогда, когда у противника снарядов навалом, а у нас их нет. Но такие случаи, как этот, действовали на психику. Хочешь не хочешь, а поверишь в какую-то Высшую Силу.

Были и совсем нелепые случаи, которые не делали мне чести. Как-то возвращался под вечер в полк, но на этот раз без кобылы. Дорога шла с горы, и вдалеке маячили роща и дымок от полевой кухни, которая привезла батальону ужин. Я туда и направлялся за пшенной кашей — в полку стало голоднее, а птицу давно съели.

Ситуация банальная: дорога пролегала между позициями противника и нашими. Справа от дороги залегли наши, а слева — румыны. Дорога вилась по ничейной полосе — так называемой нейтралке — метров 500–600. Я не помню, как попал на нее, по-видимому, не хотел петлять, стремился к каше напрямую. Сперва по мне открыли огонь румыны, а наши, разглядев меня, с матюгами стали прикрывать огнем справа, и мне пришлось выходить из-под него по всем правилам пехотного искусства. Все обошлось благополучно, но ругани в свой адрес наслушался досыта. Спасибо второму батальону за «огонек» — они меня здорово выручили…

Вскоре после выступления Сталина по радио и в связи с прорывом противника на Житомир, Винницу и Кишинев были приняты первые важные решения по обороне Одессы.

6 июля решением Военного совета Южного фронта была создана Приморская группа войск, которая 19 июля будет переименована в Приморскую армию.

Первоначально в состав Приморской группы войск вошли: три левофланговые дивизии 9-й армии — 25,15 и 51-я, — укрепрайоны, 26-й и 79-й погранотряды НКВД, Дунайская военная флотилия и Одесская военно-морская база. Во главе группы войск был поставлен по совместительству командующий Одесским военным округом генерал Н. Е. Чибисов[36]. Узнав об этом, мы поняли, что наша дивизия в самое недалекое время начнет отход к Одессе. Всех нас это устраивало: Одесса — наша мама!

Через пару дней на участке 150-й стрелковой дивизии положение резко обострилось. «8 июля в районе Фельчиу противник форсировал Прут и стал, наращивая усилия, продвигаться в восточном направлении. 150-я стрелковая дивизия контратаковала врага и, нанося ему значительные потери, отбросила на западный берег, восстановив положение» (Тюленев И. В. Через три войны. С. 132).