Юрий Виноградов - Операция «Б» Страница 31

К ужину Жаворонков вернулся в Кагул. В столовой было шумно. Летчики и штурманы шутили и смеялись, словно сейчас им предстоял не изнурительный и опасный полет на Берлин, а приятный отдых. Улыбался и Преображенский, хотя ему было и не до веселья. Из головы не выходили мысли о пропавшем экипаже старшего лейтенанта Фокина. Он прекрасно понимал, что потери неизбежны, ведь идет такая жестокая война, и все же никак не хотел смириться с этим.

Преображенский невольно посмотрел на соседний столик, за которым должен был сидеть Фокин. Место его свободно. Старшая официантка Элла даже положила столовый прибор и поставила холодную закуску, словно Афанасий Иванович вот-вот должен сесть за стол.

Преображенский одобрительно кивнул девушке. Элла подошла к нему.

— Он все равно прилетит! — воскликнула она.

В ее голосе чувствовалась неподдельная уверенность, и у полковника не хватило сил разуверить Эллу.

Неожиданно донесся гул моторов, низко пролетел самолет. В столовой воцарилась тишина. Откуда в воздухе мог появиться самолет? И чей он?! Наши только готовятся к вылету, а о вражеских оповестили бы посты ВНОС.

— Это он, он прилетел! — закричала Элла. — Он прилетел, Афанасий Иванович!..

Преображенский выскочил на улицу, прыгнул в кабину стоящей рядом полуторки и подтолкнул шофера:

— Гони на аэродром!

Когда они выскочили на зеленое поле, бомбардировщик уже катил по посадочной полосе. Да, это была машина Афанасия Фокина, Элла не ошиблась.

Едва спрыгнув на траву, Фокин попал в объятия командира полка,

— Афанасий, вы ли?!

— Я, я, товарищ полковник!

— А мы уж тут…

— Э-э, меня так быстро не похоронишь!

— Да откуда же вы?

— Оттуда, — Фокин показал на северо-восток. — Я не опоздал? — вдруг забеспокоился он. Преображенский не понял вопроса:

— Куда не опоздали?

— Да на Берлин.

Преображенский рассмеялся.

— Я так торопился, товарищ полковник. Боялся, без меня улетите, — говорил Фокин. — А машина в порядке. Только дозаправить ее. И бомбы подвесить. Да штурмана другого… Заболел мой. От перенапряжения, должно быть. В полете сознание потерял…

Подошел капитан Комаров.

— Что будем делать с ним, начальник штаба? — спросил Преображенский, показывая на Фокина.

— Все равно ведь не удержать его, Евгений Николаевич, — улыбнулся Комаров.

— Ладно, быть по-вашему, Афанасий. Летите! — согласился Преображенский. — А штурманом пойдет лейтенант Шевченко. — Он обернулся к Комарову, приказал: Срочно готовьте машину старшего лейтенанта к полету.

Подошла санитарная машина и увезла лейтенанта Швецова в госпиталь. Остальных членов экипажа Преображенский повез на полуторке в столовую.

— А теперь рассказывайте, где это вы так задержались, — потребовал он у Фокина.

— Да и рассказывать особо нечего. Заблудились и сели в районе Таллинна, замялся Фокин.

На счастье, они сели на учебный аэродром, в двух километрах от линии фронта. Убедившись, что самолет советский, командир оборонявшейся здесь части приказал отбуксировать ДБ-3 в тыл. Иначе артиллерия противника могла его расстрелять прямой наводкой.

Трактор долго тащил бомбардировщик по полям и лугам, пока тот не оказался на большой ровной поляне. Несколько часов пришлось ждать обещанного бензозаправщика из Таллинна. А когда самолет наконец был заправлен, Фокин взял курс на Сааремаа. Теперь он снова с боевыми друзьями.

Вылетали, как и было условлено, на час раньше. Капитан Каспин дал метеосводку с заметными улучшением погоды.

— Наконец-то расщедрился наш метеобог! — шутили штурманы. — Давно бы так, Каспин!

— Я тут ни при чем, — отмахивался метеоролог. — Просто центр циклона наконец сместился к востоку.

Взлетали звеньями, как и раньше, с интервалом пятнадцать минут. Задача та же: подольше воздействовать на Берлин. Поднялись все самолеты в Кагуле и Асте. Над морем они смыкались в строй и брали курс на Берлин.

Проводив взглядом последний самолет, скрывшийся за кромкой леса, Жаворонков спустился в подземный командный пункт. Тут же вошел Комаров, взволнованно доложил:

— Товарищ генерал, посты ВНОС сообщают о приближении шума моторов.

— Они! Летят! — вырвалось у Жаворонкова. Он посмотрел на часы: — Двадцать один ноль-ноль. Ничего не скажешь, пунктуальны!

Вначале появились «Мессершмитты-110». С небольшой высоты они открыли огонь из пушек и пулеметов, стремясь подавить зенитные батареи. Их сменила группа «Юнкерсов-88». Рев мощных моторов десятков бомбардировщиков смешался с раскатами взрывов бомб. Земля, казалось, заходила ходуном, точно ее встряхивала невидимая сила.

Первую группу немецких бомбардировщиков сменила вторая. И снова бесконечные взрывы.

Жаворонков позвонил в Асте. И там над аэродромом кружили Ю-88. «Быстро же они распознали, что и в Асте есть дальние бомбардировщики», — подумал он. Стало ясно, что тут действует вражеская агентура, о которой предупреждали и комендант Береговой обороны Балтийского района генерал Елисеев, и первый секретарь уездного комитета партии Муй.

Немецкие самолеты улетели из Кагула и Асте внезапно, как и появились. Жаворонкову сообщили результаты налета: несколько человек ранено, уничтожена одна «чайка», подожжены три хутора, пострадал аэродром. Майор Георгиади немедленно выслал аэродромную команду и технический состав засыпать воронки на аэродромном поле.

«Надо будет эвакуировать население из ближайших хуторов, чтобы не подвергать его риску попасть под бомбы», — подумал Жаворонков. Но главное — его беспокоило завтрашнее утро, когда ДБ-3 будут возвращаться из Берлина. Не надумают ли немецкие бомбардировщики нанести повторный удар?

Морозно. За бортом 44 градуса ниже нуля. Холод упорно пробивается за воротник мехового комбинезона, ледяной змейкой ползет по спине, леденит руки, добирается до ног, обутых в, казалось бы, теплые унты. Онемевшие, несмотря на меховые перчатки, пальцы плохо чувствуют рукоятки штурвала. К тому же мешают кислородные маски. Но без них задохнешься на такой высоте. А лететь еще несколько часов.

Военком эскадрильи старший политрук Васильев осмотрелся. Внизу, в просветах облаков, — Балтийское море.

Впереди по курсу — аэронавигационные огни бомбардировщика командира эскадрильи капитана Тихонова. За ним можно идти уверенно. Но скоро все должны разойтись, к Берлину пробиваться самостоятельно, так как одиночному самолету легче уйти из-под огня зенитных батарей.

Штурман лейтенант Фадеев объявил:

— Подходим к территории Германии. Сейчас справа откроется Штеттин.

И действительно, справа под крыльями смутно просматривалась огромная бухта, кое-где на берегу мелькали огоньки. «С маскировочкой у них плоховато, подумал Васильев — Надеются, что больше русские не прилетят. А мы вот тут, над ними. Будем скоро над Берлином…»

Тихонов огнями подал условный сигнал: «Идти к цели самостоятельно». И тут же перед самолетами встал частокол прожекторных лучей, а на их фоне отчетливо вырисовывались облачка разрывов зенитных снарядов.

Лучи суетливо обшаривали небо, стараясь нащупать приближающиеся бомбардировщики. Казалось, не пройти через них, не пройти между смертоносными, взбухающими, точно пузыри на воде от крупного дождя, разрывами снарядов. Невольно хотелось забраться повыше. Но выше нельзя. Стрелка высотомера показывала больше семи тысяч метров.

— Пробьемся, ребята… — Васильев хотел было подбодрить свой экипаж, но почувствовал, как что-то словно сдавило его горло: воздух не шел в легкие. «Неужели кончился кислород в баллонах? Не может быть. Перед вылетом сам проверял, все было в порядке». Глаза его впились в стрелку манометра. Она неуклонно скатывалась к нулевому делению. «Утечка!»

Васильев сбросил с правой руки меховую перчатку, пальцы быстро поползли вверх по медной трубке. Возможно, где-то произошло разъединение узла и еще можно спасти положение, подкрутив гайки. Но поджимные гайки были на месте. А вот чуть ниже их кончики пальцев резанула острая боль. Отдернул руку, и боль прекратилась. Понял: лопнула трубка, и из щели улетучивался кислород.

— Штурман, кислородная трубка приказала долго жить. Иду на снижение, сказал Васильев.

— И поскорее! Иначе задохнемся, — ответил Фадеев.

ДБ-3ф пошел вниз. На высоте четыре тысячи метров Васильев перевел машину в горизонтальный полет. Лететь на такой высоте, доступной для зениток и даже для аэростатов заграждения, очень опасно. Целесообразнее вернуться назад и сбросить бомбы на запасную цель — Штеттин или Данциг. Но ведь это первый их полет на Берлин! И потом, что подумают летчики эскадрильи, если их военком не дотянул до фашистской столицы всего каких-нибудь сто километров? Лично у Васильева сомнений не было: только вперед! Но у него еще есть члены экипажа, за жизнь которых он как летчик и командир в ответе.