Илья Симанчук - НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска Страница 31

А если тихонько ворохнуть его? Надо же рассмотреть, к какому именно месту подсоединен провод! Чуть-чуть, кончиками пальцев, Попов перекатил «бочонок» с боку на бок. И тотчас заметил, что провод крепится к какой-то «крышечке-пробочке».

Вот оно что — взрыватель… Ну, ясно — это и есть фугас, который должны были подорвать те двое, оставленные фашистами у склада. Наверняка фугас мощный, от его взрыва сдетонировал и взлетел бы в воздух весь склад.

Фугас надо отсюда убрать. Попов бережно приподнял его — тяжеленький, килограммов под тридцать! Устроил на руках, будто снаряд перед заряжанием орудия, и маленькими шажками понес за пределы склада. Только бы не поскользнуться, не выронить!

Отнес заряд подальше, поудобнее уложил, передохнул малость. Потом решительно взялся за взрыватель. К тому времени не утихавший дождь смыл с фугаса наледь. Взрыватель, как и водилось у немцев, оказался хорошо смазанным, поддался легко и вскоре вылез из своего гнезда. Попов подкатил ставший безопасным «бочонок» к складу и снова углубился в самый центр. Здесь, увы, но нашлось ничего стоящего внимания…

Награда за тщательность и старание пришла лишь через день. Почти у противоположного края наткнулся Попов на партию снарядов несколько необычного вида. Открыв первый же ящик, он сразу определил — снаряд кумулятивный. Вот только головная часть его была не сферической, как в прежних образцах, а чуть более заостренной.

Попов аккуратно вынул снаряд из укупорки, и тут же в глаза ему бросились красная полоска и четкая литера «А». Вот он наконец! Попов даже дотронулся до буквы, словно желая убедиться, что не пригрезилась она ему.

Обрадованный Попов представил, как повезет он свою находку в Москву, как заинтересуется ею Клюев, как разрядят снаряд и определят: что же в нем конструктивно нового, полезного для изучения… И тут внезапно вспомнилась ему старинная пословица, что-то вроде того: «Сказал «А», скажи и «В».

Действительно, если немцы стали выпускать новые кумулятивные снаряды, маркированные литерой «А», то вряд ли они только на этом виде и остановились. Иначе зачем было его так обозначать? По этой логике получается, что должны существовать и снаряды с литерой «Б», а может, и с какой-нибудь другой… Но если снаряды «А» попались в этом складе, то почему бы здесь не оказаться и иным?

С удвоенным азартом принялся Попов за работу. Теперь и усталость была не в усталость, и дождь не в дождь. Кстати, он начал понемногу утихомириваться…

Еще два дня поисков — и раскопал настойчивый «кладоискатель» снаряды, помеченные латинской буквой «В». Почти вслед за ними, для полноты картины, отыскались и маркированные литерой «С». Судя по всему, это были образцы новых кумулятивных боеприпасов.

Ну, что ж, теперь требовалось срочно вывезти из Вапнярки драгоценные находки. Попов обратился с просьбой о помощи к начальнику трофейной команды.

— Валяй, забирай! — добродушно согласился тот. — Без расписки отдам, на доверии.

— А как же я их повезу? Мне еще отсюда — в Умань предписано, на другой склад, и только потом — в Москву…

— Ну, это ты сам придумывай! Как там у вас, артвооруженцев, положено? В какой таре или упаковке, с какими мерами безопасности… Тут я тебе, лейтенант, не советчик. Сам управишься!

Пришлось Попову побегать, перебрать разбросанные разбитые ящики, патронные цинки, мешки… Все не подходило. Случайно подвернулись вместительные плетеные коробки. Постоял он над ними, потирая в задумчивости подбородок, и решил: «Вот это вполне нормальная «тара». Надо набить в них мешков, а в мешковину упаковать снаряды». Так и сделал.

На поезд Попова вместе с «багажом» усадили трофейщики и пожелали удачи в пути. Устраиваясь на ночлег, Попов поставил свои плетенки с кладью под голову — Для верности. Так, ему казалось, было надежнее…

Близ Умани склад оказался еще больше, чем в Вапнярке. Только был он заминирован, и, пока в нем действовали саперы, Попов ждал. А тут нагрянули специалисты из Москвы. А с ними — как подарок судьбы — Борошнев и Мещеряков. Вот радости было!

— Как ты тут, тезка, геройствовал? — спросил Мещеряков.

— Ну почему геройствовал… — заскромничал Попов. — Снаряды, правда, нашел кумулятивные, новых образцов. Под литерами «А», «В» и «С».

— Ишь ты, скромник, прямо по алфавиту латинскому действовал! — улыбнулся Борошнев. — Молодец.

— А что в Москве?

— Салюты все чаще и чаще. А у нас, как обычно, работы невпроворот.

— Какие-нибудь интересные моменты были?

— Без них не обходимся. — Борошнев повернулся к Мещерякову. — Расскажи, Коля, как ты снаряд калеченый «уговорил».

— Что значит — «калеченый»? — не понял Попов.

— Да привезли к нам стапятидесятимиллиметровый снаряд, — нехотя стал рассказывать Мещеряков. — Он видно, в какой-то мягкий грунт угодил и не взорвался. Половина взрывателя на месте, половины — нет. Снаряд — не новый. Клюев приказал: надо вывезти и взорвать. Юры Салазко, любителя острых ощущений, на сей раз не оказалось. Ну, повез я. Обхватил покрепче и повез… Водитель рулил оцепеневший, боялся даже чуточку обернуться. Дунули мы по Ярославскому шоссе, до Валентиновки. Я все шофера успокаивал: брось, говорю, нервничать, раз трубка не сработала, значит, не опасно. Но он как-то не внимал…

Друзья засмеялись.

— Доехали до Клязьмы, — продолжал Мещеряков. — Берег там высокий. Народу — никого. И я, прямо посреди бела дня, привязал к этой дуре шашку, кусок шнура, запалил и бросил с берега. Рванул он, как и должно было быть. Вот и все! А обратно ехали с шофером болтали. Такой он разговорчивый оказался, про всю свою жизнь, про всю свою родню до седьмого колена поведал…

— Нет, Коля, ты скучно рассказываешь, — шутливо протянул Борошнев. — Такой волнующий эпизод, такая отвага, а ты — словно отчет в артком пишешь.

— Да отстань! — отмахнулся Мещеряков. — Слушай, тезка, что тут за склад в Умани?

— Я и сам толком не знаю. Приехал недавно, его еще разминировали. Одно могу сказать — большой он очень. Придется повозиться. Вот утречком я вас к нему повезу. Это не в самой Умани, а под городом, в Христиновке. Крупная узловая станция между прочим…

Утро выдалось ясное, погожее. Склад был размещен неподалеку от станции, в красивом парке, который стороной обошла война, и он уже по-весеннему зеленел под солнечными лучами. Около склада, в палатках, расположились, очевидно, трофейщики. На натянутой веревке мирно болтались стираные нижние рубахи и гимнастерки. Друзья подошли поближе, пригляделись — и засмеялись: вместо обычной веревки тут был натянут бикфордов шнур!

Из палатки вышел разлохмаченный, без шапки — видно, со сна — старшина. Увидев офицеров, подтянулся, быстро расправил под ремнем гимнастерку и пригладил волосы.

— Откуда у вас такая бельевая веревка? — улыбаясь, спросил Мещеряков.

— А что, красивая, товарищ капитан? — в тон откликнулся старшина. — Так то ж запальный шнур фрицевский! Им весь этот склад был опутан. Когда его разминировали, того добра валялось навалом. Ну, мы и приспособили… Находчивость проявили.

Целый месяц шла работа на складе. И, ровным счетом, ничего нового, своеобразного в нем не оказалось.

Только то, что было известно буквально с самого начала войны.

Московские специалисты нимало не огорчились такой своеобразной «бедности» обширного склада.

Явно выдыхается враг, — резюмировал Борошнев, Выдыхаются у немцев и изобретательская мысль, и запасы высококачественного сырья. Не до жиру — быть бы живу! Какие уж тут новинки?

— Да, больше здесь делать нечего, — сказал Мещеряков. — Пора в Москву.

— Что-то теперь нас ждет? — задумчиво произнес Попов.

— Что касается меня, то я вроде бы знаю, — загадочно изрек Мещеряков. — И предстоит мне, братцы, одно такое дело, что, как говорится, не приведи господь…

Глава девятая. ВЕСТНИКИ ФАШИСТСКОГО КРАХА

…Отвертка соскользнула. Мещерякова будто обдало огнем: вспотел сразу так, что защипало глаза и гимнастерка прилипла к спине. «Фу-у, черт! Нет, надо еще осторожнее. С такой каверзной начинкой — шутки плохи…»

Солнце пекло невыносимо. Мещеряков попробовал, крепко зажмурившись, поднять к нему лицо, но, как ни старался поплотнее смежить веки, глаза моментально застилала горячая оранжево-алая пелена. Жарко!

Жара шла и с неба — белесого, горячечного, и снизу — от раскаленного песка. Хотелось пить, но Мещеряков понимал: можно сразу выхлебать полную флягу, и все равно уже через пять-десять минут снова будет мучить жажда.

А ведь за недалекой насыпью, по которой проходила железная дорога, открывалось морское побережье, и, если вслушаться, оттуда доносился приглушенный расстоянием мерный рокот прибоя. Как было бы здорово искупаться! Впрочем, что за блажь? То пить, то купаться… Работать надо, а все эти желания лишь рассредоточивают и отвлекают.