Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-5 Страница 31

Информацию об этих страшных событиях можно найти мизерными порциями в воспоминаниях уцелевших заключенных тех времен. Наиболее содержательная информация, как я считаю, содержится в книге Варлама Шаламова «Очерки преступного мира», в которой имеется даже целая глава, названная именно так — «сучья» война.

Вот именно с В. Шаламовым и его интерпретацией описываемых событий, несмотря на мое огромнейшее к нему уважение, я и собираюсь поспорить, основываясь на том, что я видел сам и что знаю из достоверных рассказов других заключенных Нижне-Амурлага, всех его подразделений.

По мнению В. Шаламова «сучья» война является результатом столкновения двух элитных группировок преступного мира. Первая — это воры в законе, всю войну просидевшие в лагерях, где продолжали хранить верность воровским законам, запрещающим брать в руки оружие для защиты государства. Вторая — это воры, прошедшие войну, а затем, после ее окончания, совершили новые преступления, попали в лагеря и требовали для себя тех же прав воров в законе, что и у «правоверных» воров. А те давать этих прав не желали. Спор решался кровавым путем.

Эта концепция не выдерживает критики. Действительно, во время войны из лагерей было взято в Красную Армию 700–900 тысяч человек (разные историки называют разные цифры).

По классификации НКВД, все они были уголовниками, так как 58-ю статью в армию из лагерей не брали. Однако по своей сути эти люди почти поголовно, уж не знаю, как это выражалось в цифрах, были так называемыми «бытовиками», осужденными, по действующим в то время драконовским законам СССР, за разные мелочи. Попадали в армию и уголовники, но главным образом мелкие, осужденные за незначительные преступления.

Ни один вор в законе, я уверен, в армию не пошел бы, да никто бы его туда и не взял.

Теперь же самое время рассказать, что такое «вор в законе».

Воры в законе — это тонкий, тончайший верхушечный слой преступного мира. Воры в законе — это организаторы и руководители преступных групп и организаций, это — смотрящие за деятельностью множества уголовников, это — интеллект преступности, это — верховные судьи, это — хранители и блюстители воровских традиций, это — наблюдатели за соблюдением законов воровского кодекса.

Обязанностей много, но и ответственности тоже. Поэтому воры в законе имели огромную власть и на воле, и в лагере. И поэтому же они обладают огромными привилегиями, тоже и на воле, и в лагере. Даже в лагере, пожалуй, этих привилегий больше, потому что возможностей меньше.

Говоря об ответственности, необходимо указать на обстоятельство, чрезвычайно важное для событий, описываемых в настоящей главе. Каждый вор в законе, будучи воспитателем, наблюдателем и судьей в вопросах соблюдения воровских законов, обязан был строжайше соблюдать их сам. А наказание было неотвратимое и жестокое. Если нарушителем был какой-нибудь мелкий уголовник, то ему могли просто «начистить морду», наказанием же для вора в законе было «ссучивание», то есть исключение из воровского сословия и всеобщее презрение. На воле такой «ссученный» просто терялся в народной массе, в лагере же ему было деться некуда, все его знали, всем он был известен.

Не знаю, как на воле, а в лагерях «ссучивание» не было редким событием; удивительного в этом ничего нет: чем тяжелее жизнь, тем чаще нарушаются законы, будь то советские или воровские.

Таким образом, в лагерях Дальнего Востока и Колымы (об остальных я не знаю) постепенно образовалась солидная прослойка вот таких «ссученных», что таило в себе немало опасностей.

Вот мы и подошли вплотную к предпосылкам и истокам «сучьей» войны и причинам ее возникновения. Сороковые годы, годы войны и первые послевоенные — были тяжелейшими для всех советских людей. Что уж тут говорить о лагерях с их нечеловеческими условиями и вызванной этими условиями смертности от холода, голода и рабского труда. Несмотря на власть и привилегии находящихся в лагерях воров в законе, их жизнь также стала для них непривычно тяжелой. То есть, в окружении голодных и ослабленных работяг, воры в законе уже не могли обеспечить привычный «стандарт» воровско-законной жизни для себя и для своей обязательной свиты, тем более, что в это время в лагерях Дальнего Востока воров было немало.

Такое положение не могло быть терпимым. Не думаю, что многие воры в законе были знакомы с марксизмом, но события развивались в соответствии с законом Маркса «Бытие определяет сознание» с добавлением теории Дарвина о естественном отборе. Проще сказать: все осознали, что воров в законе с их привилегиями и потребностями стало слишком много, «ссучивание» участилось. Конечно, это не следует представлять, что собралось некое воровское Политбюро и решило: советский народ не в силах прокормить с надлежащим качеством такое количество воров в законе, и количество это нужно сократить на 30 %. Но — «процесс пошел», как любил повторять Михаил Горбачев, то есть «ссучивание» стало частым событием.

Теоретически все воры в законе — братья, они абсолютно равны в правах, нет ни старших, ни младших. В действительности же, особенно в условиях ограниченного пространства лагеря, проявляются и конкуренция, и личная неприязнь, и борьба за влияние, и еще целая куча негативных черт человеческого характера, а чем сильнее характер, тем сильнее и его проявление в конкретных обстоятельствах.

Вот поэтому, а также по описанным выше объективным обстоятельствам «ссучивание» происходило все чаще, воров в законе становилось все меньше, а «ссученных» — все больше. Случалось, «ссучивали» по таким обвинениям, по которым раньше могли только погрозить пальцем. Напоминаю, например, что, по воровским законам, у несчастного работяги-фраера запрещалось украсть или отнять пайку хлеба или что-либо из лагерной одежды и вообще что-нибудь из того, что «дает начальник». Страшным грехом являлось также невыплата карточного долга, даже если долг этот — самому презираемому существу на колонне. Случалось, что «ссучивали» по обвинению, противоречащему, на первый взгляд, обыкновенному здравому смыслу.

Приведу один пример. Как-то, еще на Хунгари, один из воров в законе что-то уж очень дерзко загрызся с охраной, что вообще бывало часто и обычно не вызывало особых репрессий. Но на этот раз охрана выволокла его за пределы запретной зоны, избила и втолкнула назад в оцепление, связав ему руки сзади и привязав к телу «запретную зону» — жердочку с поперечной фанеркой, которыми обычно ограждали рабочую территорию.

В этот же вечер на быстро собранной сходке его «ссучили». По воровскому закону вор в законе не имеет права прикасаться никакой частью тела к «запретной зоне», как и вообще к любому предмету, который является символом насилия советской власти над человеком. На его оправдания, что все это было сделано силой и без его согласия, ему ответили: «А если бы к тебе привязали бомбу и направили к нам, ты бы пошел?»

И загремел парень в «ссученные».

В современных книгах и кинофильмах описываются или показываются жестокие картины расправы одних уголовников над другими, то есть, по сути дела, это самое «ссучивание». Не знаю теперешних порядков, а в то время такие убийства «ссучиваемых» были редкостью. Убивали только в случаях прямого, злонамеренного и доказанного предательства (например, сотрудничество с «кумом») или перехода на должность помпотруду или нарядчика. Во всех остальных случаях «ссученного» отпускали на все четыре стороны, объявив ему приговор и высказав ему полное свое презрение.

В кого же превращались «ссученные»? Каким классом или прослойкой, или вовсе деклассированным элементом они становились? По-разному. Некоторые превращались в обыкновенных фраеров-работяг, таких было мало. Некоторые проходили в класс придурков, таких тоже было мало. Наибольшей удачей было получение должности бригадира. Бригадиры из «ссученных» получались жесткие и даже жестокие, хотя и не всегда эффективные в производственном отношении. Кстати, воровской закон не запрещал и «честным» ворам становиться бригадирами, но они шли на эту должность весьма неохотно, а любимой вакансией была для них должность дневального в общем рабочем бараке, так как она позволяла не выходить из зоны, уютно устраиваться, а с топкой печей и мытьем полов отлично справлялись личные «шестерки» вора.

Как я уже говорил, в лагерях Дальнего Востока количество «ссученных» (дальше я буду называть просто «суками») стало превышать количество «правоверных» воров, но вся власть и право суда и казни продолжало оставаться у тех, «честных». У них была элита и «трудовая» масса, у них были многолетние традиции и строго разработанные законы, были иерархия, субординация и суды, была прочная связь и возможности подкармливать соратников, то есть — система. Прочитав все перечисленное, некоторые могут сказать: выходит, у них было свое государство? Что ж, можно и так сказать.