Николай Струтинский - Дорогой бессмертия Страница 32

Двое суток Мария пролежала в постели. Она спала беспробудным сном, редко принимала пищу. На третий день к ней вернулась бодрость. Оставила тупая боль в плече, отошла опухоль на ногах, перестало ныть в коленях. Все эти дни она была сама с собой, в доме никто не появлялся. Лишь изредка заходила соседка и приносила кое-какие харчи.

— Ешьте. Ух, как вы сплошали! Жиров бы сейчас вам впору. Да где возьмешь?

— Спасибо, обойдусь.

— Может, к доктору сходите. Он бы порошков каких прописал.

— Пойду, обязательно пойду.

Идея понравилась девушке. Выход из дому будет оправдан.

Не нарушая совета товарищей, Виктор не заходил в дом к Василенко, а несколько раз лишь прошелся мимо. Однажды ему бросился в глаза неприятный человек. Он прохаживался с беззаботным видом по улице. В другой раз он выглядывал из подъезда противоположного дома. Виктор не знал о возвращении Марии. А когда ему стало известно, он тот час же поделился этим с Пашей Савельевой. Она предупредила его: «За Василенко установлена слежка».

Требовалась исключительная осторожность. И вот, наконец, перед взором Виктора предстала худая, опрятно одетая Мария. Живая, как огонь, молодая. Подбежать и расцеловать здесь же, на улице? Крикнуть, что он счастлив? Нельзя! Именно сейчас ее следует уберечь от неприятностей. Он догадался, что девушка направилась к ним. Возможно, за ней плетется «глаз» гестапо. Надо об этом предупредить, незаметно для окружающих. Виктор свернул в другую сторону, быстро пробежал ближайшими улицами к дому и вернулся навстречу Марии. Ее тонкая фигурка показалась на углу. Сейчас она побежит. Мария! Виктору пришлось пустить в ход все искусство мимики, дабы она поняла, как именно в эту минуту надо себя вести. Блеснули жарким огоньком глаза, открылись губы для заветного слова «Виктор», и тут Василенко все заметила, все поняла. Они поравнялись. Ее ухо уловило: «В шесть, у моста Бема, домой нельзя». И все. Они разминулись, как случайные прохожие.

Следивший за Марией агент даже не заподозрил о назначенном ими свидании.

Стоял погожий августовский день. Казалось, если бы не война, мир бесконечно блаженствовал бы в этом животворном солнечном океане. Но фашистская свастика, черной тенью опустившаяся на родную землю, принесла ужас террора, голод, слезы и отчаяние…

Мария шла по безмолвным улицам. Где неугомонная детвора, юноши и девушки, когда-то заполнявшие скверы и улицы задорным смехом? Матери держат их дома, боятся, чтобы сын или дочь не стали объектом развлечения «ассов».

Два часа бродила Мария с хозяйственной сумкой, создавая впечатление, будто ищет в магазинах необходимые продукты. В половине шестого она поспешила к берегу.

Предстоящая встреча волновала ее. Как все сложится дальше? Если за ней установлена слежка, значит, не придется видеться с Виктором. В таком случае, какую же пользу она принесет делу? И вообще, доверяют ли ей товарищи? Пока никто не знает, как она вела себя на допросе, и удивятся, почему ее выпустили гестаповцы. Что можно ответить им, если она сама, недавняя узница, не знает истинной причины проявленного «великодушия».

У моста Бема никого не было. Оставалось еще пять минут до шести. Но вот быстрым шагом навстречу девушке спешит смуглолицый парень.

— Виктор!

— Мария!

Есть ли силы на земле, способные в такие минуты остановить любимых? Руки девушки, недавно стывшие от боли, горячо обвивали загоревшую шею милого. Зачем говорить? Учащенно бившиеся сердца без слов исповедовались о том, как дороги они друг другу, как тосковали в одиночестве. Листья деревьев зашептали о счастье молодых…

— Ты не можешь оставаться в Луцке, Мария, тебе надо немедленно уходить.

— Куда?

— К партизанам. Кажется, ты хорошо знаешь санитарное дело?

— Да, я окончила курсы фельдшеров.

— Прекрасно, работа найдется. Тебя проводят на хутор к друзьям. А оттуда — в лес.

— А ты, Виктор? Где будешь ты?

— И я приду к тебе, обязательно. Только позднее. Сейчас не могу. Ты же знаешь, Мария…

Ночью Василенко была уже на хуторе Бодзячив. Оттуда с помощью связных она перебралась в отряд Медведева, была определена во взвод Левко Мачерета. Мария стала партизанским фельдшером.

— Не боишься? — допытывался командир. — Завтра идем в бой.

— Нет, теперь мне ничего не страшно.

— Это почему же?

— Я пережила бой в фашистских застенках, а в открытом бою — намного легче. Я ведь не одна. Рядом со мной боевые товарищи.

В коротком кожушке — поэтому ей в отряде и дали кличку Кожушок — и не по размеру больших сапогах Мария двигалась с партизанами к селу Берестяны, где засели немцы. Бойцы были довольны, у них появился фельдшер! Бой был тяжелым. Фашисты окопались на краю села и открыли сильный огонь. Отступать? Лихой, с русым чубом, выбившимся из-под фуражки, Левко Мачерет выбежал на поляну и скомандовал: «Вперед!» Не успел он увлечь за собой партизан, как пуля пронзила ему грудь. Мачерет упал. Пренебрегая опасностью, к нему подбежала Мария. Лицо Мачерета больше не улыбалось…

Партизаны были поражены отвагой юной на вид Василенко. И то ли от ее призывного крика: «Вперед, бейте гадов!», то ли от охватившего всех неукротимого желании отомстить за смерть командира бойцы дружно и стремительно атаковали немцев. Бросок был неожиданным, ряды врага дрогнули…

Так началась партизанская жизнь Марии Василенко.

18. Пароль остается прежним

Впереди предстояло много боевых дел, но меня отзывали из Луцка. Ядзя принесла с «маяка» записку:

«В срочном порядке ждем тебя, пойдешь работать самостоятельно в прежний город. До встречи. Л. А.».

По почерку и инициалам я узнал автора записки. Ее написал Лукин. Ядзе я сказал:

— На хутор Бодзячив ты пойдешь раньше меня. Кто знает, может, за нами следят. На всякий случай, запомни: отряд может связываться в Луцке с руководителем подполья Виктором Измайловым или его боевым другом Антоном Колпаком. Еще просьба. Пусть Станислав выедет навстречу до Киверец. Вот тебе оружие. Возьми с собой, пригодится.

Ядзя взяла пистолет, запрятала. Вышла, пересекла Стырь, легко поднялась на бугор, откуда дорога вилась в другую часть города. Я постоял несколько минут, провожая взглядом удалявшуюся партизанку.

Виктору Измайлову я рассказал, как на хуторе Бодзячив попасть к Станиславу.

— Он всегда вас свяжет с партизанским отрядом. Туда передавайте добытые у гитлеровцев документы. Если понадобится помощь — сигнальте.

Мы попрощались сердечно, по-братски. Мы были знакомы чуть более двух месяцев, а казалось — подружились навечно. Я просил передать подпольщикам благодарность командования отряда за их смелые действия. Мы условились, что Колпак продолжит связь с Григорием Обновленным. На случай провала одной из групп я сообщил пароль и Нине Карст для связи со Станиславом в Бодзячиве.

Я шел переулком. И вдруг на повороте увидел жандармов. На площади, возле собора, стояла еще одна группа…

«Кого-то караулят или облава? Если так, то это малоприятная перспектива. Остается идти вперед». Но, к удивлению, я благополучно миновал первый заслон. «Значит, имеют другое задание». И все же, на всякий случай, переложил сверток с бланками и «типографией» в левую руку, а правую высвободил для неразлучного спутника — «ТТ». Позади остались и два других жандармских поста.

Шоссе убегало вдаль. Параллельно ему стелилось полотно железной дороги. Показался поезд. В воздухе белыми облачками повисал клубившийся пар. Состав из Киверец увозил на немецкую каторгу тысячи советских граждан. В тамбурах стояли молодчики из «гитлерюгенда», держа наготове лютых псов.

По шоссе промчалось несколько грузовиков с немецкими солдатами. Зачем спешат они в села? Снова грабить? Теперь редко в каком дворе можно увидеть курицу… Но с каждым днем растет ненависть народа к оккупантам. Партизанские отряды пополняются новыми бойцами.

Обходной дорогой под палящими лучами солнца я пробирался в Бодзячив. Незаметно подкралась острая головная боль, застучало в затылке. К счастью, вскоре показалась подвода. Ехал Станислав. Вовремя, обрадованно вздохнул я. Лишь в доме Станислава нашел облегчение. Меня привели в чувство Володя Студии и Ядзя Урбанович, которая добралась сюда на несколько часов раньше. Оказывается, со мной случился солнечный удар. И хотя теперь он прошел, но голова еще оставалась тяжелой.

— Ты один? — спросил я у Ступина.

— А разве тебе мало? — улыбнулся он.

Из рассказа Володи я узнал, что во время передислокации партизанской группы Ступин тяжело заболел. Температура подскочила высоко, передвигаться дальше он не мог. Решили до выздоровления оставить его здесь. На хуторе рыскали жандармы, полицейские, но Станислав уберег партизана от палачей. Теперь Ступин почти здоров, может отправляться в путь.